— Мы можем поговорить? — спрашивает Эвен, с силой сжимая кулаки, чтобы сдержать себя и не потянуться к Исаку, не коснуться его.

— Нам не о чем говорить, — холодно отвечает тот, кажется, всем телом демонстрируя равнодушие. Он сложил руки на груди и нахмурил брови.

— Разве тебе неинтересно узнать, как у меня дела?

— Ты выглядишь вполне нормально. Теперь я могу идти?

— Ты отталкиваешь меня, — говорит Эвен, переходя к сути. — Ты ведёшь себя мерзко и относишься ко мне, как к дерьму, делаешь то же самое, что с Юнасом, после того как он обжёгся.

— О чём ты вообще говоришь? — кривится Исак, язвительно улыбаясь. И если бы Эвен не знал его, то обязательно бы купился на эту пренебрежительную ухмылку.

— Я знаю, что ты был там, когда я очнулся. Я знаю, что ты приходил навестить меня в больнице.

— Я уже сказал тебе, что не приходил навестить тебя, — с вызовом заявляет Исак, и Эвен начинает чувствовать себя несколько глупо и неуверенно.

— Но я чувствовал тебя. Я могу тебя чувствовать, помнишь? — настаивает он.

— Эвен, — Исак делает паузу, чтобы театрально вздохнуть, и что-то проскальзывает в его глазах, словно он уже отрепетировал данный диалог, словно это часть какого-то плана. — Я не приходил навестить тебя.

— Но…

Ох.

— Я был в больнице, да. Но не из-за тебя, — объясняет Исак.

Слова хлёсткие, словно пощёчина. Это глупо, но они ощущаются именно так — как пощёчина.

— Я пришёл в больницу с отцом, чтобы увидеть Вильяма, — пожимает плечами Исак. — Юрист, которого нанял отец, на случай если это чмо выдвинет обвинения, посоветовал мне навестить его, чтобы продемонстрировать «раскаяние». Я был там не из-за тебя.

Внезапно Эвен благодарен, что нашёл его здесь, что ему не пришлось выслушивать это в его доме. Лишь мысль о том, что потом ему бы пришлось карабкаться по ступенькам из подвала Исака, ужасает.

— То есть я волшебным образом пришёл в себя в тот единственный раз, когда ты оказался в больнице? — бормочет Эвен.

— Я хочу сказать, что мы не можем с точностью утверждать, что именно моя близость стала причиной того, что ты очнулся, но это интересная теория, — Исак снова пожимает плечами. — Как бы то ни было, суть в том, что я был там не из-за тебя. Я не вру тебе и не пытаюсь специально тебя отталкивать из каких-то благородных побуждений.

— Тогда почему ты вдруг стал таким грубым?

— Я не стал грубым. Я просто немного занят. Не знаю, слышал ли ты, но я скоро уезжаю, — отвечает Исак.

— Что? Куда уезжаешь? — Эвен смотрит на него искоса, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Так эти слухи правда?

— Зависит от того, какие именно слухи ты имеешь в виду, — горько усмехается Исак.

— Тебя отправляют в какую-то лабораторию?

— Ну, можно и так сказать. Хотя звучит несколько драматично. Я бы не использовал слово «отправляют». Потому что оно предполагает, что я не давал согласия на это действие, — говорит Исак.

— Исак! — Эвен срывает на крик от признания Исака. — Что?!

— Что ты имеешь в виду под «что»? — Исак непонимающе смотрит на него.

— Это правда?! Блядь, это правда?! Ты уезжаешь?! Тебя отсылают отсюда, потому что ты сорвался и набросился на Вильяма, потому что он поранил меня? Это из-за меня?!

От внезапного осознания Эвен на грани истерики. Он всегда так занят своими переживаниями, так погружён в собственные чувства, в испытываемую боль, в необходимость задавать неправильные вопросы, что не замечает, что происходит прямо перед ним.

— Эвен, пожалуйста, — Исак закатывает глаза. Он действительно закатывает глаза, и Эвену хочется положить руки ему на плечи и встряхнуть. — Это не из-за тебя. Ты не настолько важен.

Эвен игнорирует последнее предложение.

— А что тогда? Ты с самого начала планировал наброситься на Вильяма?

— Нет. Это было моей ошибкой. Но он реально меня разозлил. Хотя это всё равно ничего не меняло.

— В смысле?!

— Ну, к тому моменту уже было решено, что я уеду, — пожимает плечами Исак. — Ты ничего не испортил, во всём этом нет твоей вины.

— Но… В этом нет смысла. Мы были вместе тем вечером. Мы… мы проводили «эксперименты». Ты только что вернулся из поездки с родителями и… — Эвен замолкает, потому что не знает, к чему произносит эти слова.

— Мы ездили в лабораторию, — холодным и отстранённым тоном говорит Исак. — Кстати, это не совсем лаборатория. Скорее центр. Ну, знаешь, как дома престарелых или центры реабилитации. Только он для людей со странными заболеваниями. Так что я не в тюрьму еду.

Эвен безмолвно смотрит на него. Ему кажется, что Исак постоянно выбивает почву у него из-под ног, что он никогда не бывает с ним до конца честным. Он пытается вспомнить, что Исак рассказывал ему о поездке, но ничего не приходит в голову.

— Ты знал. Ты уже тогда знал? — произносит Эвен, и испытываемые шок и боль, вероятно, слышны в его голосе.

— Ну, а почему, по-твоему, я настаивал на том, чтобы как можно скорее воплотить свой план в жизнь тем вечером?

— Ты бросил меня, потому что не знал, будет ли у тебя ещё такая возможность?

Исак кивает.

— Но эксперимент… — Эвен замолкает. Это слово наполняет его рот горечью.

— Был чрезмерным. Я так считаю, — говорит Исак. — Он был практически экстремальным, потому что я думал, что мне нечего терять. Я уже говорил тебе, что хочу попробовать всё, пока могу, даже те вещи, которых необязательно желаю.

Прощальный поцелуй.

Эвену нужно несколько секунд, чтобы переварить слова Исака. Кажется, он часто делает это в последнее время — замирает на несколько секунд, чтобы осмыслить, что говорят ему люди. Его мать. Его психотерапевт. Его друзья. Исак.

Почему-то именно слова Исака ранят особенно сильно. Исак ведёт себя жестоко и уже не впервые причиняет боль Эвену. Однако каждый раз, когда это случалось раньше, у него всегда находилась причина, чтобы потом сдаться и оказаться в объятиях Эвена.

Эвену больно. Он чувствует себя слабым и беззащитным. Остатки гордости умоляют его отвернуться и забыть о кошмаре по имени Исак Вальтерсен. Но что-то, засевшее глубоко внутри, проникшее даже в кости, молит его заглянуть в трещинки в броне, найти там Исака, который признался, что Эвен сделал его счастливым в тот вечер, когда обнял на глазах у всех, поверить на слово Исаку, таящему от его прикосновений, не поддаваться на искусно рассчитанные им провокации. Эвену больно, но сердце побуждает его не сдаваться.

— Я тебе не верю, — шипит он. Для этого требуется вся его смелость, но тем не менее Эвен произносит эти слова.

— Чему именно ты не веришь? — спрашивает Исак равнодушно, жестоко. Эвену хочется схватить его и трясти, пока он не сдастся.

— Этому. Тебе. Всему!

— Ты можешь уточнить детали у моей мамы, которая сейчас, наверное, в соседнем отделе. Уверен, она будет счастлива продемонстрировать тебе брошюры, которые нам дали в лаборатории.

— Я не об этом, — снова шипит Эвен, на этот раз делая шаг вперёд. Он видит, как расширяются глаза Исака, как он мгновенно отступает назад.

— Тогда о чём? — спрашивает Исак, но теперь его голос звучит не так уверенно, словно расстояние между ними должно оставаться неизменным, ибо в противном случае он рассыпется на части.

— Я о том, — Эвен снова движется к нему, на этот раз немного быстрее. Рассудок советует ему остановиться, но сердце — мышца, что разгоняет кровь по всему телу — поддерживает его, побуждает к действию. Он делает два шага, и Исаку больше некуда отступать, он упирается спиной в прозрачный холодильник. — Я о том…

— Эвен, прекрати… — Исак поднимает правую руку, словно в попытке защититься, и голос его теперь звучит глухо, а глаза широко распахнуты. Слова замирают в горле в тот момент, когда его пальцы касаются груди Эвена, словно вся решимость разом покинула его, как и способность говорить.

Эвен чувствует себя смелым, поэтому берёт Исака за руку, обвивает её пальцами и удерживает на своей груди.

— Эвен, — шепчет Исак, и этот вздох не похож ни на один из звуков, которые он издавал сегодня.