— Во-первых, я не ныл насчёт Исака! — возмущается Мутта.

— А я не «трахал его между делом»! — говорит Эвен.

— Бро, не обижайся, но то, что произошло здесь пару дней назад, явно говорит об обратном, — замечает Элиас.

— Богом клянусь, я тебе убью.

— Эй, эй. Давайте не будем друг друга убивать. Давайте будем вести себя цивилизованно, — наконец произносит Юсеф, до этого хранивший молчание.

— Расскажи нам всё.

— Ни хера я вас не расскажу.

— Бро, ты так наезжал на Соню из-за того, что она выгнала нас из квартиры, когда пришёл парень, который ей нравится. А потом сделал то же самое с нами, когда появился Исак! — говорит Адам.

Исак хватает подушку с дивана и запускает её прямо в лицо Адама. — Да, кстати, иди нахуй.

— Прости, что?!

— Из-за твоей идиотской шутки Исак решил, что между мной и Соней что-то есть. Клянусь, мне стоило бы тебе ноги переломать.

— Боже, почему ты в последнее время такой агрессивный, — фыркает Элиас.

— Я где-то читал, что любовь пробуждает в людях самое плохое, — говорит Мутта.

Следующая подушка отправляется в его сторону.

— Чувак, мы поняли. Ты влюблён. Это очень мило, — говорит Адам. — А как секс?

— Лучше, чем тот, которого у тебя нет, — отбривает его Эвен, заставляя остальных парней засмеяться.

— Бля, чего ты так на меня кидаешься? Почему не наезжаешь на Юсефа и Мутту?

— Потому что они по крайней мере сексом занимаются, — говорит Эвен.

— Прости, что? — Адам вытаращивает глаза.

— Ну да, мы пару раз занимались сексом с Юсефом после того, как стали соседями по квартире. Было круто, — говорит Мутта.

— Чтоооо? — поражённо тянет Элиас.

— А что? Ты не спишь со своими соседями по квартире? — с серьёзным лицом спрашивает Юсеф.

— У меня нет соседей. Я по-прежнему живу дома. И вообще, что происходит?!

— Так что, тебе приходится трахать самого себя? — подыгрывает Эвен своим друзьям, продолжающим ломать дурацкую комедию.

— Какого хрена?! — восклицают сбитые с толку Адам и Элиас, в то время как Эвен больше не может сдерживаться и начинает хохотать вместе с Юсефом и Муттой.

И пусть это глупо, и тупо, и грубо, но Эвен улыбается. Он больше не чувствует неловкости, обсуждая своё влечение к парням с друзьями. Он не чувствует себя ужасно каждый раз, когда кто-то из них шутит про геев, потому что знает, что они ничего такого не имеют в виду, что приколы об отсутствии личной жизни у Адама выходят за рамки сексуальной ориентации. К тому же они делают это, только когда Эвену комфортно, когда он готов поучаствовать в их шутках.

В основном всё хорошо.

.

Исак звонит ему вечером того же дня. Эвен не может в это до конца поверить.

— Ты проиграл.

— Хм. Вообще-то, с моей точки зрения, это победа, — говорит Эвен.

— Ладно, я вешаю трубку. Звонил, только чтобы тебе это сказать.

— Не смей!

Они целый час разговаривают о всяких глупостях. Эвен рассказывает Исаку о том, как тяжело дался этот день Адаму, а Исак рассказывает ему о неприятной женщине, которая сидела рядом с ним в поезде и постоянно болтала по телефону.

— Боже, Исак. И что ты сделал? — Эвен опасается продолжения.

— В смысле, что я сделал? Кто сказал, что я что-то сделал?

— Малыш, я тебя знаю. — Эвен не может удержаться от использования ласкового прозвища. Он знает, что Исак сейчас краснеет.

— Ну ладно, ладно! Возможно, я случайно разлил воду на её сиденье, когда она ушла в туалет.

— Исак! — смеётся Эвен.

— Что? Это была случайность.

— Ну да, случайность, конечно. Моя задница…

— Что с ней? Почему мы вдруг говорим о несуществующих вещах?

— Прости, что? — фыркает Эвен. — Как ты смеешь? Моя задница существует. Благодарю.

— Ну да, конечно.

— Как это мы перешли от того, каким мерзким ты был с женщиной в поезде, к тому, как неуважительно ты относишься к святости моего зада?

— Святость твоего зада, серьёзно? Ты действительно хочешь поговорить об этом?

— Ну вообще да, я пару раз отнёсся с неуважением к святости твоего зада… Так что ты прав, — смеётся Эвен, наконец врубаясь в шутку.

— Иди нахуй.

Эвен продолжает хохотать. — Честно говоря, я ожидал от тебя чего-то более злобного, чем просто разлитая вода.

— Да как ты смеешь! Я теперь милый. Я мог бы разлить кофе, но не хотел, чтобы людям пришлось потом вытирать сиденье. Я даже проверил, есть ли свободные места, куда она могла бы пересесть, перед тем как совершил своё деяние.

— О, как это мило с твоей стороны! — дразнит его Эвен.

— Заткнись.

— Ты такой милый, Исси! Такой хороший мальчик.

Он слышит, как Исак тихо ахает по ту сторону.

— Ты в порядке, Ис?

— Мне нужно идти.

— Надеюсь, это меня ты будешь представлять, когда будешь делать то, что собираешься, — улыбается Эвен.

— Отъебись.

— Это не слишком-то мило, малыш.

Исак вешает трубку и мгновенно присылает смс.

Малыш <333333333333333333

Я охуенно милый

Очевидно

<3

: O

Дни неумолимо становятся короче, но по крайней мере всё хорошо. Эвен рассказывает другим о своём желании стать учителем, и, кажется, все его поддерживают. Юлие даже проливает несколько слезинок.

— Ну мам, — Эвен закатывает глаза.

— Мой малыш, — воркует она, гладя его по щекам. — Я так счастлива. Ты хоть представляешь, какой счастливой делает меня эта новость? Ты такой чудесный.

— Пожалуйста, перестань.

— Ты не представляешь, как много маленьких девочек будут сражаться друг с другом на детских площадках, выясняя, кто из них выйдет за тебя замуж!

— Боже, мама.

.

У Эвена хорошо получается ладить с детьми. Он пока не уверен, где хочет работать — в детском саду или начальной школе, но знает, что у него хорошо получается общаться с ними. Иногда даже лучше, чем у Юсефа, что становится для Эвена шоком, потому что он и представить себе такого не мог.

Иногда у него щемит сердце, когда его спрашивают, чем он занимается в университете. Тот момент, когда на лицах людей вспыхивает жалость, прежде чем они произносят вежливое и формальное «О, замечательно!», мимолётен, но Эвен всё равно замечает, всё равно чувствует.

Иногда ему интересно, не придумывает ли он всё, не может ли это быть короткой паузой, необходимой людям, чтобы обработать полученную информацию и выбрать подходящий ответ, но он знает, что это не так. Его ровесники изучают инженерное дело, бизнес и литературу, а он будет присматривать за кучкой малышей.

Иногда это заставляет его испытывать недовольство собой, но Эвен никогда этого не показывает. Он продолжает широко улыбаться, зная, что по крайней мере этот вариант ему подходит, поэтому он продолжает жить дальше.

.

Он рассказывает об этом своему психотерапевту — о собственной уязвимости, появившейся вследствие выбора профессии, и выслушивает её бесполезные подбадривания. Он кивает, улыбается и идёт домой с тяжёлым сердцем.

Он отправляет Исаку дурацкий мем и уходит в свою комнату, чтобы подремать.

Вскоре Исак звонит ему.

— Я скоро привыкну к твоим звонкам. Предупреждаю.

— Приму к сведению. Просто звоню сказать, что это был очень слабый мем. У тебя, может, расстройство желудка?

— Нет, я в порядке.

— Непохоже, что ты в порядке.

— Но это так, — упорствует Эвен.

— Ладно.

Эвен обдумывает свои следующие слова, потом задаёт вопрос.

— Ты думаешь, это тупо, что я решил стать учителем? Скажи честно.

— Что? Нет. Конечно, нет.

— Исак, сейчас не время внезапно быть со мной милым. Я справлюсь.

— Я и не пытаюсь быть милым. Я серьёзно.

— Все так странно на меня смотрят, когда я рассказываю им об этом. У них у всех такое выражение лица типа «ах, загубленный потенциал», — тихо признаётся Эвен.

— Да пошли они.

— Исак, — Эвен закатывает глаза.

— Я серьёзно. Пошли они нахуй. А чем они занимаются? Сидят в офисе с девяти до пяти на скучной работе, высасывающей из них все соки, и зарабатывают слишком много денег, которые потом вливают обратно в экономику, покупая всякую херню, которая им не нужна, потому что слишком подавлены своей скучной, дерьмовой ежедневной рутиной и образовавшейся в груди пустотой?