Исак принимает душ один, избегая смотреть на себя в зеркало, потом быстро заворачивается в огромные полотенца и возвращается в комнату Эвена.

Эвен ждёт его, сидя на кровати, со стопкой чистой одежды в руках.

Исак сильнее сжимает края полотенца.

— Там нет ничего, чего бы я не видел раньше, — шутит Эвен. Но Исак не смеётся.

— Ты не мог бы выйти, пока я одеваюсь?

— Почему?

— Потому.

— Исак, что происходит? — мягко спрашивает Эвен, вместо того чтобы спорить.

Исак думает, что не стал бы его винить, если бы Эвен разозлился. В конце концов он и правда ввалился без приглашения и требовал заняться с ним сексом накануне.

— Ничего.

— Исак, — настаивает Эвен, обвивая пальцами его запястье. То, как он произносит его имя, заставляет колени Исака снова задрожать.

— Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — морщится Исак.

Эвен меняется в лице.

— Покажи мне, — говорит он после минутной заминки.

— Что?

— Покажи мне. Просто покажи мне.

Исак расстроенно вздыхает. Эвен сложил кусочки головоломки. Он знает.

— Тебе больно?

Исак кивает.

Пальцы Эвена снова сжимают его запястье, нежно скользят по пульсу, притягивая ближе, пока Исак не оказывается между его ног.

— Что случилось?

Исак пожимает плечами. — Я не знаю, — признаётся он слабым голосом.

— Когда он снова появился?

Исак снова пожимает плечами.

— Можно? — спрашивает Эвен. Исак кивает.

Эвен снимает с него полотенце, и Исак чувствует себя выставленным напоказ, слабым и ранимым. Эвен не морщится и не хмурится, на его лице не отражается и намёка на отвращение. Он лишь внимательно изучает грудь Исака, совершенно не обращая внимания на другие части его обнажённого тела.

Потом одним быстрым движением Эвен подминает его под себя, снова вжимая в матрас.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Исак.

— Заставить ожог исчезнуть.

— Как?

— Допамин. Серотонин. Окситоцин. Если хочешь.

Исак не отвечает. Он просто тянется к поясу спортивных штанов Эвена и начинает стягивать их с него.

— Хм. Я думал о простых поцелуях, — говорит Эвен.

— Мне нужно больше.

— Я мог бы ласкать тебя ртом.

— Мне нужно больше, чем это, — уверенно говорит Исак несмотря на туман в голове. Его лицо холодно и непроницаемо.

— Ты уверен? Я не хочу сделать тебе ещё больнее.

— Я просто не хочу думать. Ты можешь помочь мне не думать?

— У нас полчаса до возвращения моей мамы.

— Так действуй!

.

Секс не заставляет красные пятна на его груди исчезнуть. Но он успокаивает его, заставляет мысли в голове утихнуть. Он помогает Исаку отпустить себя и утонуть в простом наслаждении, где существуют лишь страсть, плоть, кожа и пот.

Он извивается на кровати, лёжа на животе, в то время как Эвен оставляет влажные, горячие поцелуи на его шее. Исак заглушает свои крики подушкой, подушкой Эвена, и бездумно подаётся назад, полностью растворяясь в моменте, пока единственное, что он слышит — удары плоти о плоть, тяжёлое дыхание и стоны.

«Сильнее», — хочет сказать он.

Эвен ненавидит эту позу, но Исак начинает любить её всё больше. По крайней мере так он не видит смесь боли и нежности в глазах Эвена. По крайней мере так он не позволяет себе на что-то надеяться.

— Сильнее, — стонет он, тяжело дыша, и изо всех сил вцепляется в простыню у своей головы.

Но Эвен не слушает его, он не начинает толкаться в него сильнее и глубже. Вместо этого он вообще перестаёт двигаться, и Исак мгновенно чувствует пустоту.

— Нет.

— Эвен?

— Нет, я не хочу делать тебе больно.

— Но ты не делаешь мне больно! — Исак поворачивается в его руках. — Не делаешь. Эвен, клянусь.

Глаза Эвена блестят от слёз, и Исак не понимает этого. Он хочет спросить, что стало причиной этой бессмысленной реакции, но Эвен нежно обхватывает руками его лицо и целует его так глубоко и так мягко, что Исак чувствует слёзы и в своих глазах.

— Что ты делаешь?

— Боже, Исак, я не могу.

— Чего ты не можешь?

— Я не могу причинить тебе боль, потому что ты дерьмово себя чувствуешь и хочешь забыться. Я не буду этого делать. Ты должен признать, что тебе больно, когда тебе больно. А не просить кого-то сделать тебе ещё больнее.

Исак чувствует злость, собственную уязвимость и стыд, сильнейший стыд.

— Почему ты всё так усложняешь? — резко спрашивает он, и его голос звучит холодно и собранно, выражение лица нечитаемо. Он снова внутренне отстраняется от происходящего, возводит вокруг себя стены.

Эвен смотрит на него какое-то мгновение, словно пытаясь разгадать.

— Ты сказал, что любишь меня. — Слова Эвена вышибают весь воздух из его лёгких. — Перед отъездом ты сказал, что любишь меня.

— Я… Что? Что ты такое говоришь?

Исак пытается понять важность ответа Эвена.

— В ту ночь, когда мы впервые занимались любовью. Ты сказал, что любишь меня. Мне это не приснилось. Это правда.

Исак знает, что это так. Он помнит, как произносил эти слова. Он помнит, что не собирался их говорить. Он помнит шокированное лицо Эвена. Он помнит, какую сильную боль испытал.

— Это была игра, Эвен. Мы играли в игру, помнишь? Мы говорили друг другу то, что каждый из нас хотел услышать. И какое отношение это имеет к тому, что происходит сейчас?

— Ты сейчас серьёзно? — фыркает Эвен. — Прямое, Исак. Самое прямое отношение.

— Ну, возможно, так не должно быть! Мы накачиваем друг друга химическими элементами, потом я возвращаюсь к работе, а ты возвращаешься к Соне. Таков наш договор.

— Что? О чём ты, блядь, говоришь? К Соне? К Соне?! — вскрикивает Эвен.

Исака охватывает ярость. Никто не заслуживает, чтобы на него так орали прямо перед оргазмом.

— Да, к Соне! Я не слепой, Эвен. Я знаю, что вы с ней — это навсегда. Я это знаю. Я знаю, что она единственная, кто может до тебя достучаться, когда ты не в порядке, а значит — она единственная для тебя. И знаешь что? Мне плевать. Мне всё равно. Я знаю, что причина, по которой ты приезжаешь в Тронхейм, и спишь со мной, и настаиваешь на том, чтобы оставаться в моей кровати, и прикасаться ко мне, и быть со мной милым, в том, что ты хочешь того же, что и я: добавить чего-то хорошего в наши дерьмовые жизни. Почувствовать себя немного под кайфом и на несколько коротких мгновений потеряться в истинном наслаждении, забыть о том, как всё херово. И я тебя не виню за это, потому что, блядь, я и сам не могу дождаться наших встреч на выходных. Так что нет, Эвен. Тебе не нужно переживать, что ты сделаешь мне больно и разобьёшь мне сердце, потому что однажды я наговорил тебе тупой херни под луной. Я в порядке. Я всегда в порядке. Мне плевать. Просто трахни меня, чтобы я мог вернуться домой.

Исак тяжело дышит, когда заканчивает свою гневную речь.

Эвен просто смотрит на него с нечитаемым выражением лица, сверлит его напряжённым и твёрдым взглядом. Исаку хотелось бы знать, что сейчас происходит в его голове.

Они оба тяжело и часто дышат. Юлие должна вернуться домой с минуты на минуту. Исаку нужно прийти в себя до её прихода, нужно успокоить своё сердце и выровнять дыхание. Но как это сделать, если Эвен смотрит на него вот так: одновременно жёстко и нежно. Исак знает этот взгляд. Он уже видел его на лице Эвена раньше. Исак готовится к худшему.

— Блядь, ты такой тупой, Исак.

Исак моргает, с силой втягивая в себя воздух. Эвен не выглядит рассерженным. Он кажется печальным.

— Для такого умного человека, ты просто невероятный идиот, — повторяет Эвен, на этот раз придвигаясь ближе к Исаку, который сидит, опираясь на изголовье кровати. — Я не с Соней. Мы с Соней — не навсегда. По крайней мере, не в этом смысле. Она мой друг. И 99% наших разговоров о тебе. О тебе, и твоих грёбаных волосах, и твоих румяных щеках, и твоих чёртовых глазах, и твоих дурацких словах.

— Эвен, я не…

— Нет, послушай меня. Ладно? — настаивает Эвен, накрывая ладонями его щёки. Его глаза широко раскрыты, а большие пальцы нежно гладят горящую кожу. Его голос дрожит. — Я не наркоман, Исак. Я не завишу от тебя так, как человек зависит от героина, или мета, или что ты там ещё наговорил Ральфу и Бенни. Ты и я… У нас нет редкого заболевания, заставляющего нас жаждать общества друг друга. Просто мы… Просто я влюблён. Я влюблён в тебя.