Они гораздо счастливее теперь без проклятья в своём доме, без грешника, без чахнущего слабака, без тёмного облака, которое они так настойчиво и так безуспешно пытались исправить.

Он чувствует знакомое тепло, обжигающее его грудь. Он горит, и горит, и горит, сгорбившись над кухонной мойкой, сжимая в руке телефон.

Он горит.

.

— О господи! Исак!

Вечером того же дня Эскиль обнаруживает презервативы и смазку. Он вскрикивает одновременно от ужаса и воодушевления, потом замечает потерянное лицо Исака.

Сердце Исака гулко бьётся в груди, и ему бы хотелось сейчас провалиться под землю. Он горит от стыда и боли и даже не знает, что именно так сильно его ранит.

— Это то, о чём я думаю? — спрашивает Эскиль, и его голос звучит серьёзно.

— Я не хочу об этом говорить.

— Ты предохраняешься?

— Я же сказал, что не хочу об этом говорить! — повторяет Исак, на этот раз с большей агрессией.

— Исак, малыш…

Исак вылетает из кухни и хлопает дверью, закрываясь в своей комнате, как обычный подросток, которым ему никогда не довелось быть.

Эв (21:09)

Как там Эскиль? Пока нормально?

Как вообще дела?

Ты уже какое-то время мне не пишешь :)

Эскиль на удивление хорошо ладит с Ральфом и Бенни. Их первое знакомство друг с другом вызывает у Исака дикую головную боль. Но он благодарен, что ни один из них не комментирует тот факт, что Исак — завсегдатай бара для гомосексуалов.

Эскиль даже не вздрогнул, когда они пошли внутрь. Он продолжал разыгрывать недовольство, сжимая кулаки и хмуря брови, шипя: «Ну и где эти гадёныши, которые пытаются украсть тебя у меня?!»

Исак улыбается в течение нескольких минут, потом выпадает из разговора, сжимая в одной руке джин-тоник, а в другой — телефон, на экране которого нет новых уведомлений. Внезапно тяжесть в груди становится настолько ощутимой, что её невозможно игнорировать.

Он вдруг начинает злиться, что Эскиль не упоминает тот факт, что Исак — завсегдатай бара для гомосексуалов. Он злится, что тот относится к нему как к ранимому бездомного псу из приюта, который начнёт кусаться, если подойти к нему слишком близко. Он злится, что они никогда не подвергают сомнению его научные термины и объяснения, которые от использует, объясняя свои отношения с Эвеном. Он злится, что они настолько терпеливы с ним, что относятся к нему с таким пониманием. Он злится, что они считают его нервным, сломленным ребёнком, думают, что он развалится на части, если они скажут что-то не то, как будто он жертва, перед которой они держат лицо и которую оплакивают за его спиной.

Громкие визги Эскиля, Ральфа и Бенни становятся слишком резкими, слишком невыносимыми, слишком вызывающими тревогу. Исак не может не замыкаться в себе, сжимая в руке телефон и чувствуя, как в голове крутится водоворот мыслей. Он не хочет обсуждать последний сингл грёбаной Ланы Дель Рей, или задницу Кайли Дженнер, или волосы Гарри Стайлза. Он не хочет говорить голосом, звучащим на десять октав выше, чем обычный, и искать мужчину, которому можно было бы отсосать в туалете. Он не хочет здесь находиться.

— Исак, ты что-то мрачный. Ты в порядке, милый? — спрашивает Эскиль.

— Не… Блядь, не называй меня так! — резко бросает Исак, отодвигая стул и поднимаясь на ноги.

— Исак.

— Боже мой, почему тебе обязательно всё время так себя вести?! — шипит он. Атакуй оппонента. Используй обидные слова, чтобы выбить у него почву из-под ног. Одно из его любимых средств. Он уже сейчас чувствует себя ужасно.

— Так вести себя? Как именно, Исак? — в голосе Эскиля звучит явный вызов, его тяжёлый взгляд буквально пригвождает Исака к месту. Эскиль уже слишком хорошо его знает.

— Мы уже поняли. Ты гомик! Блядь! — Исак прикусывает язык, стоит словам сорваться с губ.

Он знает, что ему нужно извиниться прямо сейчас. Он это знает. Но не делает.

Вместо этого он бросается к двери, охваченный злостью, чувствуя, как кровь пульсирует под кожей. Он обезумел от ярости, его разрывают чувства, и он жалеет, что в обычной жизни нет опции, позволяющей удалять слова так же, как в смс. Ему бы хотелось, чтобы можно было сорваться, а потом мгновенно взять свои слова обратно, чтобы другой человек так и не узнал, как сильно ему нужно было взорваться и выпустить это из себя.

.

Он идёт, и идёт, и идёт, печатая сотни сообщений в открытом окне телефона. Просто бездумное «ИДИ НАХУЙ ИДИ НАХУЙ ИДИ НАХУЙ», не обращённое к кому-то конкретному.

Его мозг готов вскипеть. И, словно желая причинить себе ещё большую боль, Исак открывает твиттер Леа, чтобы почитать сообщения о её идеальной подростковой жизни, о её мирных вечерах, которые ей не приходится проводить «в шкафу».

Однако то, что он видит, заставляет его застыть на месте.

LEA @LeasNamjoon05 · 37мин

Исак. Мама в больнице. Позвони мне.

Я знаю, что ты меня сталкеришь. Чудик.

.

Исак отрывает глаза от телефона и моргает, глядя на беззвёздное небо над головой. Он чувствует себя не в своей тарелке, словно потерял связь с реальностью. Внезапно он начинает подвергать сомнению всё, что считал правдой.

— Какого хрена, — бормочет он.

Как долго Леа знает, что он читает её твиттер и следит за её жизнью. Были ли хоть какие-то из её твиттов правдой? Делала ли она это специально, ему назло? Сообщала о своей жизни, чтобы показать, что больше не нуждается в нём?

Ситуация в корне изменилась, и теперь он не знает, как реагировать. Его мать действительно в больнице, или всё это часть хитрого плана семьи Вальтерсенов? Почему у них так много общих генов?

У него ощущение, что лёгкие сжимаются в груди. Он подходит к ближайшему фонарю и прислоняется к нему, чтобы успокоиться, чтобы вернуть себе способность рассуждать логически.

Просто думай. Используй свой грёбаный мозг.

Но он не может. Его мысли заняты истерикой, которую он закатил Эскилю. Образы матери, лежащей на больничной койке, делают его беспомощным. Что ещё с ним не так?

Ему хочется выпить пять шотов подряд и отрубиться, чтобы не пришлось ни о чём думать какое-то время. Но он не может. У него нет сил даже на это.

У него болит грудь. Должно быть, его ожог вернулся. Он знает, что вернулся.

Исак садится на землю и смотрит на свой телефон, пока на том не включается экран блокировки, пока на экране не появляется лицо Эвена, улыбка Эвена.

Исак чувствует себя объятым лесным пожаром, и лицо Эвена кажется ему ведром ледяной воды.

Он звонит ему. Он не думает. Он просто звонит ему.

.

— О, вау, звонок от самой вселенной. Чем обязан этому удовольствию?

— Эвен, — выдыхает Исак в трубку, чувствуя, как от голоса Эвена облегчение мгновенно растекается по телу.

— Исак? — из тона Эвена мгновенно исчезает игривость. Исак уверен, что он сейчас хмурится. — Всё в порядке?

Нет. Всё дерьмово.

— Конечно, — выдавливает из себя он после секундной паузы. Последнее, что он хочет — чтобы Эвен думал, что он звонит ему в тяжёлый момент. — С чего ты решил, что нет?

— Хм. Ну ладно. Просто у тебя немного странный голос. Вот и всё.

— Просто устал.

— Ты на улице? Эскиль с тобой?

— Хм. Нет. Он остался в баре с Ральфом и Бенни.

— О чёрт. Кстати, как всё прошло? Эскиль в порядке?

— Всё нормально. Мне кажется, они теперь лучшие друзья.

— Ну конечно! Эскиль и Ральф — практически близнецы, — смеётся Эвен, и Исак чувствует, что языки пламени уже не так сильно обжигают его грудь.

— Да уж, сходство безусловно.

— Ты поэтому позвонил? — прямо спрашивает его Эвен.

— В смысле?

— Ты позвонил рассказать об Эскиле и Ральфе или по другой причине? — продолжает Эвен. Исак по голосу чувствует, что тот сейчас впивается зубами в нижнюю губу. — Тебя сложно назвать человеком, который часто звонит.

— А разве есть те, кто сейчас часто звонят?

— Ты понимаешь, о чём я.

— Я звоню, потому что я забыл дома наушники, и сейчас я иду по улице, и мне скучно. Вот и всё, — врёт Исак.