— Я не для этого взял сумку.
— Хм? Для чего тогда? Что в ней? — спрашивает Исак, сцепив руки на груди, будто боится сделать какую-нибудь глупость, например, потянуться к Эвену, желая его коснуться.
— Это глупо, — отвечает Эвен, слегка качая головой.
— Нет, скажи мне.
Эвен вздыхает и протягивает Исаку свою чёрную сумку.
До Исака доходит не сразу. Он вопросительно смотрит на Эвена, держа в руках толстую книгу, которую только что достал из сумки.
— Что это?
— Хм… Это альбом с наклейками. С наклейками планет и всего в этом роде.
— Альбом с наклейками? Зачем? Для твоего костюма?
— Ну, скорее для твоего.
— В смысле?
— Когда ты сказал, что наденешь всё чёрное, я вспомнил, что у меня остался детский альбом с наклейками. И я подумал, что из этого получится прикольный костюм.
Исак сводит брови на переносице, совершенно сбитый с толку.
— Я ничего не понимаю.
— Ох, ладно, слушай, — Эвен потирает шею сзади. Исак замечает, что Эвен покраснел. — Я никогда не рассказывал тебе об этом. Но я, хм, я… думаю о том, чтобы стать учителем рисования? И я выбрал этот курс в университете Осло. И я знаю, что не сказал тебе, да и вообще никому. Но всё это случилось так внезапно, и мне было как бы стыдно, потому что все ждут, что я стану «творческой личностью» или что-то типа. Но я думаю, что для меня это будет хорошо? Ну не знаю… Мне нравятся дети. И мне нравится мысль стать учителем. И здесь есть отличная программа, я поэтому и приехал на той неделе, потому что хотел узнать о ней подробнее. Не из-за «выставки». Ну то есть мне бы, конечно, хотелось заниматься творчеством, но я сейчас не в слишком хорошем состоянии, чтобы посвятить себя чему-то настолько напряжённому, выматывающему и разочаровывающему, как арт-проекты. И мне плохо из-за того, что я соврал. И, в общем, на одном из семинаров нам нужно было выбрать детскую книгу и подготовить её критический анализ, и я сейчас как раз готовлю такой анализ по этому альбому с наклейками планет. Вот. Как-то так.
Исак молча смотрит на Эвена, испытывая одновременно потрясение и нежность. Он не знает, что сказать, но нервозность в голосе Эвена подсказывает, что сейчас Исаку необходимо продемонстрировать свою поддержку.
— Эвен, это потрясающе.
— Ну да, точно, — фыркает Эвен в самоуничижительной манере, глядя себе под ноги.
— Я серьёзно.
— Правда? — спрашивает Эвен, и в его голосе столько ранимости и беззащитности.
— Конечно, — настаивает Исак, накрывая руками бородатое лицо Эвена, чтобы заставить его поднять голову. — Это невероятно. Спасибо, что рассказал мне.
Эвен пожимает плечами, но его лицо розовеет, и Исаку кажется, что он видит намёк на улыбку.
— Правда, это совсем не объясняет, почему ты сейчас таскаешь эти наклейки в сумке, — хихикает Исак.
— Ну, понимаешь… — Эвен открывает альбом на первой попавшейся странице и отклеивает одну из планет, а потом прижимает её к чёрному свитеру Исака. — Если наклеить планеты на свитер, — он снова замолкает, чтобы добавить на ткань ещё одну наклейку, — то ты из «ничто» превратишься в «солнечную систему».
Исак замирает на месте и потрясённо смотрит на Эвена.
Он снова не может придумать, что сказать. Ему кажется, что это самое слащавое и шокирующее, что вообще когда-либо было произнесено на земле. И тем не менее Исак тяжело приваливается к двери в предобморочном состоянии.
— Хм, ну… Я совсем не узнаю эту планету, — нервно отвечает он. — Жёлто-фиолетовая планета с кольцами? Она явно не из нашей солнечной системы. Это точно. Ну то есть я понимаю, что ты не слишком умён, но всё же.
Наверное, ему не стоит быть таким злым, но, кажется, Эвен не возражает. Он просто продолжает наклеивать на свитер Исака планеты, и звёзды, и космическую пыль, и на его лице застыло серьёзное выражение, словно он концентрируется, чтобы всё сделать правильно.
— Ну наверняка эта планета должна существовать в какой-нибудь вселенной. Нет? — улыбается Эвен, обхватывая тёплыми ладонями лицо Исака и наклоняясь к нему, чтобы потереться носом о нос. — Ведь вселенная бесконечна, так ведь? С точки зрения статистики она точно существует. Ты согласен?
Сердце Исака глухо бьётся о рёбра у него в груди.
— К чему ты ведёшь?
— К чему я веду? — Эвен с улыбкой наклоняется ещё ближе. — К тому, что ты не ничто, Исак. Ты целая чёртова вселенная.
Тогда Исак целует его. Он ничего не может с собой поделать. Он просто тянет ужасную белую бороду вниз, отчаянно притягивает Эвена к себе и, приоткрыв губы, со стоном жадно впивается в его рот на глазах у всего автобуса, на глазах у всего города.
Ему плевать. Ему плевать, особенно сейчас, когда губы Эвена ласкают его с такой настойчивостью.
— Не смей! — хихикнув, предупреждает Эвен, когда Исак начинает стягивать с него парик, желая наконец зарыться пальцами в мягкие светлые волосы. — Исак, нет!
— Дай. Мне. Прикоснуться. К. Твоим. Грёбаным. Волосам! — хнычет Исак.
— Парик остаётся или никаких поцелуев.
— Парик исчезает или никакого секса.
Эвен чуть не давится собственным языком, а Исак лишь смеётся, потому что он обожает, когда Эвен настолько перестаёт себя контролировать.
— А ты бунтарь. Настоящий лесной пожар. Ты в курсе? — говорит Эвен, когда снова может нормально дышать. У него покраснели уши. Исак не может сдержаться и прикасается к ним.
— Я знаю, — пожимает плечами Исак. — А теперь поцелуй меня.
— Я тебя поцелую дважды.
— А трижды?
Парик падает на пол. Сердце Исака начинается биться в три раза чаще.
— Бог засовывает язык во Вселенную. Как поэтично! — смеётся Эвен, когда Исак отстраняется, чтобы перевести дух.
— Ты не мог бы перестать болтать!
Они целуются в автобусе, пока не доезжают до конечной остановки.
.
Исак чувствует себя больным, когда Эвен уезжает обратно в Осло, ломка от его потери оказывается слишком сильной для его разума и тела.
Ему становится ещё хуже, когда он снова видит Соню в инстаграме Эвена. В этом нет никакого смысла, но он не может отделаться от чувства, что теряет почву под ногами, теряет связь с реальностью, теряет свою природную интуицию. Его раздражает, что он проводит слишком много времени в состоянии хандры.
Они не строили планы относительно следующего приезда Эвена. Они вообще ничего особо не обсуждали после той сцены в автобусе. Исака слишком переполняли чувства, чтобы вымолвить хоть слово, и слишком захватила страсть, чтобы хотеть чего-то ещё кроме тяжести тела Эвена на себе.
Он не знает, приедет ли Эвен снова, может ли Исак отправлять ему мемы, позволено ли ему думать об Эвене просто так, не вкладывая в это какой-то глубокий смысл. Ему теперь особо нечего ждать. Поэтому он с головой погружается в каждодневную рутину и выныривает на поверхность, лишь когда в этом появляется необходимость.
— Что случилось, милый? — спрашивает Ральф, когда Исак заказывает джин-тоник во вторник вечером.
— Ничего.
— Как дела у Эвена?
— Я не знаю. У меня нет с ним телепатической связи, — фыркает Исак.
— Ты в этом уверен? — шутит Ральф и, сам того не зная, практически попадает в цель.
Он практически попадает в точку. Их странная связь с Эвеном грызёт Исака изнутри. Он забывает об остальных своих потребностях, о физиологических и о метафизических. Он с трудом может сконцентрироваться на работе. Он едва справляется с тем, чтобы написать отчёт о проделанной работе в лаборатории, чтобы закончить статью для журнала, не может сконцентрироваться на следующей фазе своей научной работы.
Всё, о чём он может думать — о следующей дозе допамина, которая сможет снова вдохнуть жизнь в его организм.
Он роняет голову на стойку.
— О, да ты сегодня страдаешь от любви? — спрашивает Бенни.
— Единственное, от чего я страдаю — от вашей херни.
— Ах, звучит почти как стихотворение.
.
— Что это за девушка в инсте Эвена? Она шикарна! — спрашивает Ральф из-за стойки, и Исаку кажется, будто он проник в его мысли и забрал у него что-то.