— Значит, Гейр? Хм, — задумчиво тянет Эвен.

— Что с ним?

— Ну и какой из него партнёр по науке?

Исак шутливо отпихивает Эвена от себя, а Эвен смеётся, и смеётся, и смеётся.

Они идут в любимую кофейню Исака — крошечное место, где немного посетителей и где никто не пытается случайно к нему прикоснуться. Они смотрят фильм в кинотеатре — то, чего Исак пока так и не сделал после переезда, и его сердце бьётся быстро и громко на протяжении всей картины. Они обедают в ресторане. Они катаются на автобусе и на трамвае. Эвен продолжает придерживать его за поясницу, а Исак прячет улыбку и каждый раз отводит глаза.

Это приятно.

Исак не знает, что они делают и кто они друг для друга, но ему приятно делать повседневные вещи с кем-то. Это приятно.

========== Глава 17 - Философия любви - часть 3 ==========

.

Хэллоуин становится настоящей катастрофой. Исак с головы до ног одет в чёрное, в то время как Эвен повсюду разгуливает в белом длинном парике, с длинной белой бородой и в длинном белом балахоне.

— Ну и кем ты нарядился? — спрашивает Эвена Бенни.

— Ты что, не узнаёшь? — фыркает Ральф. — Он бог!

— О боже.

— Да, тот самый! — смеётся Эвен, теснее прижимаясь к Исаку, который взгромоздился на свой любимый стул, и рассеянно сжимает руку на его бедре, невольно заставляя Исака терять контроль над собой.

Исак закашливается и делает глоток своего первого джин-тоника на этой неделе. Его мозг затуманен серотонином, а кровь полна допамина.

— А ты, Исак? — спрашивает Ральф. — Как понимать твой костюм?

— Думаю, предполагается, что он «ничто», — говорит Эвен.

— В смысле?

— «Ничто» предполагает отсутствие света, — объясняет Исак. — Отсутствие света воспринимается человеческим зрением как чёрный цвет. Так что я нарядился в «ничто».

— Хмм… Я не понимаю, — говорит Ральф.

— Тут нечего понимать, — пожимает плечами Исак. — Я ненавижу это дерьмо.

В его словах нет ничего смешного, но Эвен начинает хохотать, снова сжимая руку на бедре Исака. Эффект получается мгновенным. Все головы поворачиваются в их сторону, потому что всем посетителям бара хочется посмотреть, хоть краем глаза увидеть золотого мальчика с волшебным смехом. Все заворожены им. Все хотят его. Все хотят Эвена.

Исак одновременно горд и парализован от осознания, что это на его бедре лежит ладонь Эвена.

Повинуясь внезапному порыву и, возможно, собственническому инстинкту, Исак опускает руку и накрывает ладонью пальцы Эвена, сжимающие его ногу.

— Ох, — неверяще восклицает Эвен, коротко улыбаясь. — Ты держишь меня за руку.

— Ты необычайно наблюдателен, — пожимает плечами Исак.

— А ты, — Эвен замолкает, наклоняясь ближе, и шепчет на ухо, — ты просто охуенно мил.

— Заткнись.

Эвен поворачивает руку и переплетает их пальцы, заставляя сердце Исака забиться быстрее.

Интимность этого жеста заставляет задыхаться, но в то же время ему приятно. Держаться с Эвеном за руки — приятно.

.

Эвен не отходит от него весь вечер: его тёплая рука лежит у Исака на талии, его дурацкие шутки звучат в ушах, его ужасная фальшивая борода щекочет щёку Исака каждый раз, когда Эвен оказывается слишком близко.

В какой-то момент незнакомый мужчина приглашает Эвена потанцевать, и он соглашается, перед этим вопросительно посмотрев на Исака и не получив в ответ ничего кроме пожатия плеч.

Конечно, это сложно назвать танцем, потому что у Эвена координация, как у пьяного жирафа, но Исак всё равно тянется к вороту свитера, потому что ему трудно дышать, его рот всё равно наполняется слюной. Всё, что делает Эвен, получается у него изумительно, легко и непринуждённо. Он источает уверенность и красоту, и это выбивает из колеи.

Взгляд Исака становится настолько напряжённым, что Эвен пару минут спустя бросает своего очаровательного партнёра по танцам и, вернувшись к стойке, наклоняется к Исаку.

— Завидуешь? — шепчет Эвен, подняв брови.

— Чему? Твоему поразительному отсутствию координации или неспособности попадать в ритм?

Эвен с улыбкой изучает его, совершенно не обращая внимания на колкости.

— Ты ревнуешь, — усмехнувшись, констатирует он.

— Ты бредишь, — закатывает глаза Исак, но что-то ярко горит у него в груди.

.

— Ох, вы такие влюблённые. Это просто отвратительно! — имитируя приступ рвоты, сообщает ему Бенни, когда Эвен уходит в туалет.

— И вот мы снова вернулись к пустым обвинениям и глупым заявлениям, — хмурится Исак.

— Никто тебя ни в чём не обвиняет. К тому же с каких это пор любовь стала преступлением?

— Бенни, если тебе правда хочется обсудить мифы, придуманные человечеством, то почему бы нам не поговорить о Санта-Клаусе, или Зубной фее, или о чём-то более плотском? Это гораздо более благодатная почва для рассуждений.

— Ты в него влюблён, — буднично говорит ему

Бенни, заставляя Исака растеряться и встревожиться.

Но это замешательство незаметно. Исак не позволит, чтобы оно стало заметным.

— Полагаю, ты имеешь в виду, что я отношусь к нему с наибольшей терпимостью. И, кстати, вы с Ральфом практически исчерпали мой запас терпения, — слабым голосом предупреждает его Исак. — Я, конечно, могу разговаривать об устном народном творчестве, но всему своё время. Я бы предпочёл сконцентрироваться на философских концепциях, которые уходят корнями в реальность.

— Сладенький, я понятия не имею, что за хрень ты только что сказал, — вмешивается Ральф. — Но бога ради. Ты смотришь на него так, будто он повесил солнце на чёртово небо.

— Думаешь, он поэтому оделся богом? — задумчиво тянет Бенни. — Это как метафора их любви?

Исак закатывает глаза. — Я рад, что ты не стал изучать мировую литературу, Бенни. Твои интерпретативные навыки слишком неразвиты. Ты вовремя соскочил, точно тебе говорю.

— Я уже не говорю о том, как Эвен смотрит на Исака! — взвизгивает Ральф, не обращая внимания на слабые попытки Исака отшутиться.

Исаку вдруг становится интересно узнать, что Ральф скажет дальше.

— Дай угадаю, — он закатывает глаза, отказываясь показывать им, какой эффект оказывает на него весь этот разговор. — Как будто я луна или ещё какая-нибудь глупая и плохо сформулированная метафора?

— Как будто ты грёбаная вселенная. Эвен смотрит на тебя, будто ты — вся его вселенная.

Исак ненавидит это. Он ненавидит, что этот разговор так сильно на него влияет. Он ненавидит, что глубоко внутри ему бы хотелось, чтобы в этих пустых и бессмысленных заявлениях была доля правды. Он ненавидит, что чувствует себя подросшим ребёнком, который продолжает цепляться за возможность существования Санты, хотя уже знает, что всё это выдумка.

— Я пообещал себе перестать блевать после походов в это место, но меня реально от вас тошнит, — пожимает плечами Исак.

— Вся его чёртова вселенная, Исак!

.

Исак и Эвен возвращаются домой на ночном автобусе. Он заполнен пьяными людьми, по-прежнему одетыми в маскарадные костюмы, по крайней мере частично: у кого-то не хватает шляпы, у кого-то за спиной лишь одно крыло ангела — доказательства бурно проведённого вечера. Исак не хочет садиться, предпочитает стоять на случай, если кто-то из воинственных тусовщиков вдруг захочет поблевать им на ноги или просто вырубится. Ему уже приходилось видеть такое раньше, когда он возвращался домой.

Он стоит, привалившись к двери, на которой написано «Не прислоняться», а раскрасневшийся Эвен нависает над ним, держась обеими руками за горизонтальный поручень, отчего мышцы на его спине двигаются под нелепым нарядом.

— Вечеринка закончилась. Ты уже можешь снять бороду и парик, — говорит Исак.

— Я не хочу, — пожимает плечами Эвен.

— Я не могу воспринимать тебя серьёзно в таком виде.

— Так и не надо, — с улыбкой отвечает тот. — Давай будем сегодня дурачиться.

— По крайней мере сними бороду, чтобы я мог нормально на тебя смотреть. У тебя есть сумка. Ты реально можешь запихать туда бороду.