— Что? — раздаётся в темноте голос Эвена, и он тоже дрожит, кажется, что Эвен тоже задыхается.

— Ты можешь спать на кровати, если хочешь. Диван и правда отстойный.

Исак не знает, что сделает, если Эвен откажется.

— А где ты будешь спать? — спрашивает Эвен.

— На кровати.

Слышит ли Эвен отчаяние в его голосе?

— На кровати со мной?

— На кровати с тобой.

— Хм. Ты уверен, что это нормально? — спрашивает Эвен.

— Да. Я уверен.

Исак уверен, но всё равно бегом возвращается в свою комнату и ныряет под одеяло.

Он ждёт. Он закрывает глаза и считает в обратном порядке от трёхсот.

Он задерживает дыхание, когда Эвен заходит в комнату в темноте. Он неподвижно лежит на своей половине кровати, повернувшись спиной, упираясь подбородком в сжатые кулаки и изо всех сил зажмурившись.

Исак сворачивается в клубок, когда чувствует, как матрас прогибается под весом Эвена, когда ощущает, как тепло его тела мгновенно обволакивает Исака, как его запах мгновенно наполняет его лёгкие и затуманивает разум. Исак не может думать. Они даже не касаются друг друга, но Исак чувствует, что всё равно теряет рассудок.

Он не сможет заснуть. Он знает, что не сможет. Он слишком охвачен жаждой и неприкрытым и неловким желанием, чтобы думать, не то что спать.

Он лежит на боку пять, десять, пятнадцать минут, и Эвен неподвижно лежит рядом с ним. Но Исак знает, что он тоже не спит. Он слышит это по его дыханию.

— Исак? — шепчет Эвен в темноте у него за спиной, и этого достаточно, чтобы Исака практически затрясло от переполняющего желания.

Он не отвечает. Он не доверяет сейчас своей способности говорить.

— Исак… — повторяет Эвен, на этот раз не скрывая своей слабости, своей уязвимости. — Повернись ко мне.

В комнате темно, и Исак так устал, и он так сильно хочет его, что ещё чуть-чуть, и он закричит. Разве он не может позволить себе хотя бы одну ночь? Разве он не может позволить себе повернуться к нему хотя бы раз?

.

Исак поворачивается к нему. Это больно и страшно, но он поворачивается к нему в темноте и зарывается лицом в шею Эвена, пока не передумал, пока не запаниковал и не сбежал из собственной квартиры. Он прижимается к нему всем телом и издаёт самый постыдный звук, который кто-либо когда-либо издавал.

Эвен. Эвен. Эвен. Эвен, которому нравится его квартира, потому что это дом Исака. Эвен, который сел на поезд в Осло и приехал сюда, чтобы увидеть его. Эвен, который всегда знает, как заставить Исака перестать заморачиваться, как заставить его просто жить, просто существовать, просто дышать, просто быть.

Эвен после секундной заминки обхватывает его руками под тёплым одеялом и прижимает к груди, близко, так близко, слишком близко. Исак уверен, что у него наворачиваются слёзы, но он никогда в этом не признается. Он никогда ни в чём не признается, но сейчас Исак изо всех сил цепляется за Эвена, наконец выпуская на свободу жажду и желание, которые носил в своём сердце с момента их расставания.

Он не думает, что на земле когда-либо существовали люди, которым до такой степени было необходимо оказаться в объятьях друг друга.

Эвен покрывает короткими поцелуями его волосы, его лоб, его виски, его веки, пространство между бровями — всё, до чего может дотянуться. Он гладит Исака по спине и целует его уши, его скулы, его нос, его брови. Исак изо всех сил старается не плакать, не хныкать, не стонать.

— Эвен… — с трудом выдавливает из себя Исак, продолжая прятать лицо, цепляясь за его футболку и впиваясь пальцами в спину.

— Да. Что?

— Эвен, — повторяет Исак, на этот раз отрывая лицо от тепла его шеи, чтобы посмотреть на Эвена.

В комнате темно, но Исак чувствует на себе его напряжённый взгляд, ощущает, что Эвен задерживает дыхание.

Исак больше не хочет сдерживаться.

Он наклоняется и целует Эвена в губы, сдержанно и быстро, и поцелуй действует на них отрезвляюще. Спустя мгновение они отстраняются друг от друга.

У Исака нет времени, чтобы паниковать из-за своего поспешного решения, потому что уже через секунду руки Эвена ложатся ему на лицо, его пальцы расползаются в стороны, чтобы с нежностью обхватить его щёки. Потому что уже через секунду губы Эвена касаются его рта.

Поцелуи в темноте заставляют Исака чувствовать, будто он светится, будто он горит ярко-красным пламенем, как спичка в лесу в безлунную ночь, как костёр, озаряющий беззвёздное небо.

Исаку мало этого. Их поцелуи мокрые, и жёсткие, и нежные, и горячие, и отчаянные, и разрывающие душу, и прекрасные, и необузданные. Они такие настоящие, что Исак не может контролировать звуки, которые издаёт, прикосновения, которые себе позволяет. Он не может держать себя в руках и целиком засовывает язык в рот Эвена, как какой-то озабоченный подросток, который никогда раньше не целовался; он втискивает ногу между ног Эвена и пытается тереться пахом о его бедро. Он не может держать себя в руках и пытается прижаться ещё ближе, ещё теснее. Он не может держать себя в руках и наваливается на Эвена сверху, чтобы поцеловать его глубже, потом перекатывается на спину, когда Эвен сталкивает его, чтобы в свою очередь нависнуть над ним.

— Пожалуйста. Пожалуйста, прикоснись ко мне! — снова и снова умоляет Исак. — Эвен, пожалуйста.

Исак кончает несколько минут спустя.

.

Исак просыпается в объятьях Эвена: его голова лежит на его голой груди, а большая рука Эвена запуталась в его волосах.

Он мгновенно вспыхивает, когда воспоминания тяжёлыми кирпичами обрушиваются на него. Он не помнит, когда Эвен снял футболку, или когда они оказались на одной подушке, или когда приняли эту позу.

— Доброе утро, — широко улыбаясь, говорит Эвен, пропуская пряди волос Исака сквозь длинные пальцы.

В комнате слишком светло. Исак чувствует себя слишком выставленным напоказ, ему слишком жарко по сравнению с тем, каким холодом и ужасом веет с улицы. Всё это слишком. Ему хочется сбежать и спрятаться.

— Эй, — Эвен берёт его за подбородок большим и указательным пальцами. — Посмотри на меня. Эй.

Исак подчиняется. Он смотрит на него и мгновенно расслабляется.

Эвен целует его, и Исак забывает о своих сомнениях и страхах.

— Хочешь я задёрну занавески? — предлагает Эвен, и Исак кивает.

Эвен улыбается.

— Ты пойдёшь в душ первым?

— Что?

— Душ. Ты не хочешь принять душ?

— Я плохо соображаю, — признаётся Исак, тем самым заставляя Эвена захихикать.

— Я тоже. Думаю, у меня всегда были с этим проблемы.

Эвен снова прижимается к нему губами, а потом встаёт, чтобы задёрнуть занавески. Исак лежит с закрытыми глазами и приоткрытым ртом.

— Так лучше? — спрашивает Эвен, когда в комнате снова становится темно и уютно.

— Лучше.

— Хочешь что-нибудь на завтрак?

— У меня пустой холодильник, — пожимает плечами Исак.

— Я могу сходить и купить продукты.

— Там слишком холодно.

— Ты предпочитаешь умереть от голода?

— Я не хочу есть.

Исак садится в кровати и смотрит на свои руки. Это правда. Он не голоден. Он чувствует себя переполненным чем-то, что заставляет его желудок сжиматься от предвкушения.

— Я тоже не голоден, — говорит Эвен.

Он возвышается у окна, одетый лишь в спортивные штаны, и Исак хочет.

У меня совсем другой голод.

— Так что, в душ?

.

Эвен молча присоединяется к нему в душе, словно соблюдая безмолвное соглашение. Он подходит к нему сзади и нежно целует в плечо, моментально успокаивая нервы Исака из-за всей этого «обнажённости».

На это уходит минута, но её достаточно. Исак прижимает Эвена к стене, когда зеркало в ванной начинает запотевать.

Исак целует его глубоко и медленно. Он стоит на цыпочках, пока Эвен терзает его тело и душу, обнажает его до такой степени, как Исак не мог себе даже представить, прикасается к нему с такой неистовостью, не чувствуя ни стыда, ни сомнений, ни неловкости, ни нерешительности. Громкие стоны Исака рикошетят от стен, и акустика в ванной преобразует издаваемые ими звуки во что-то порнографическое. Эвен прикасается к нему, и Исак открывается ему навстречу, дотрагивается до него в ответ, кусает его шею, царапает спину, лижет ключицы, целует живот, опускается на колени, берёт его член в руку, а потом в рот, пробуя на вкус.