У Эвена щемит сердце.
— Мы целуемся, — говорит он, обхватывая ладонями лицо Исака. — Я возбуждён. Ты возбуждён. И мы целуемся на пляже.
— Не потому, что мне нужна порция эндорфинов, чтобы нормально функционировать, а потому, что я этого хочу. Я просто этого хочу.
Эвен кивает и смеётся, чувствуя губы Исака на своём лице.
— Поцелуй меня, — требует Исак.
Эвен целует его. Эвен целует его, и прикасается к нему, и заставляет его краснеть, и стонать, и дрожать прямо в воде.
— Я весь горю, — признаётся Исак, когда Эвен ласкает языком мочку его уха, с трудом сдерживая громкий стон. — Мы можем пойти куда-нибудь в другое место?
Ох.
— Да.
.
— Это дрочка, — жарко шепчет Эвен на ухо Исаку, когда они оказываются в машине Юлие.
— Ладно.
— Я сейчас подрочу тебе в машине моей мамы.
— Мне не нужно таких подробностей, — говорит Исак.
— Ну ты же сам сказал, чтобы я рассказывал тебе о каждом шаге. Я это и делаю.
— Боже, прекрати болтать! — Исак притягивает его к себе и жадно впивается в губы, в то время как Эвен запускает руку в его плавки.
.
— Это было… — начинает Эвен, пока Исак тяжело дышит на пассажирском сидении.
— Я чувствую себя ужасно. Боже мой! Поверить не могу, что позволил тебе это сделать со мной в машине Юлие. Господи!
— Прости, что разочарую тебя сейчас, но пост-оргазменный стыд никуда не девается. — Эвен смеётся.
— Я тебя ненавижу!
— Я тоже тебя ненавижу, малыш. — Эвен наклоняется и целует его, немного удивлённый собственным выбором слов.
Исак краснеет ещё больше, когда Эвен отстраняется.
— Отвезти тебя обратно в коллективет? — спрашивает он.
— Нет, пожалуйста, оставь меня здесь со всей этой спермой у меня в трусах, чтобы я поехал домой на общественном транспорте и опозорился, — говорит Исак. — Ну, разумеется, отвези меня домой, Эвен!
— Оу, ты сказал сперма. Это так мило, малыш!
— Бля! Перестань так меня называть.
.
Всё так прекрасно. Быстро, но прекрасно. Эти последние несколько недель — настоящее блаженство. Просто блаженство. Исак весь светится, а Эвен заново учится дышать, функционировать, жить, шутить и закатывать истерики тогда, когда это необходимо. Эвен становится Эвеном, не идущим на компромиссы. Он не накладывает мягкий фильтр на свои чувства, а предпочитает проживать их по полной. Он не чувствует себя плохо, если ему вдруг становится грустно, и не слишком задумывается каждый раз, когда его переполняет счастье.
Всё просто.
Мальчик, который теперь каждое утро сидит на его груди, не ненавидит его. И у него другое лицо. У мальчика, с которым он просыпается каждое утро, зелёные глаза и перламутровая кожа, которой всегда мало прикосновений. У мальчика, с которым он просыпается каждое утро, чудесная улыбка, и острый язык, и самые тёплые объятья.
Всё просто в течение какого-то времени. Шутки, и поцелуи, и уроки человеческого удовольствия, и принятие себя. Эвен, целующий Исака в шею и объясняющий, что сейчас сделает руками и ртом. Исак, учащийся, как просить о чём-то, не используя научный жаргон. Исак, наконец использующий свой рот и свои руки, наконец говорящий «да, мне это нравится», «нет, это как-то странно», «я отшлёпаю тебя, если ты сделаешь это снова», «нет, не останавливайся».
Это несколько недель милых прозвищ, и нежности, и смеха, просто смеха. Так много смеха. Эвен не задумывается об этом. Он не позволяет себе думать о том, что неминуемо ждёт их. Он не думает об этом. Он просто удерживает Исака в кровати, щекочет его до слёз и заставляет его смеяться всеми возможными способами.
Это настоящее блаженство. Долгое время это просто настоящее блаженство.
.
Эвен смеётся над безвкусной шуткой Адама. Он откидывает голову назад и смеётся, позволяя августовскому воздуху заполнить свои лёгкие и разогнать кровь. Это приятно. Эвен отлично себя чувствует. Он чувствует себя легче. Лучше.
Когда он открывает глаза, то видит улыбающегося ему Исака. Он болтает с Саной, на которой красивый жёлтый хиджаб. Исак смотрит на Эвена и улыбается. Он выглядит совершенно другим человеком на этой крыше. Его непослушные волосы развеваются на ветру. Он кажется свободным и счастливым. Он хорошо выглядит. Он так много мужчин сведёт с ума в Тронхейме. Эвен в этом уверен. Он не может дождаться, когда услышит об этом.
Блядь.
Его сердце разбивается под белой футболкой. Его сердце разбивается, в то время как губы растягиваются в ещё более широкую улыбку.
Не уезжай.
Исак движется к нему, и Эвен быстро заканчивает разговор с Адамом, чувствуя, что ноги сами несут его вперёд.
Они встречаются на полпути.
— Кажется, это была очень смешная шутка, — говорит Исак, держа в руке стакан с чем-то розовым.
— Это Адам. Насколько смешной она действительно могла быть?
— Так ты просто устраивал для меня представление, когда смеялся так?
— Для тебя?! — фыркает Эвен. — Кто вообще говорил о тебе?
— Это моя прощальная вечерника. Здесь всё для меня.
Исак улыбается, и на щеке появляется намёк на ямочку. Ветер продолжает трепать его волосы, и Эвен хочет прикоснуться. Его грудь горит от необходимости прикоснуться, оказаться невероятно близко к нему. Их тела практически соприкасаются сейчас, хотя никто из них не делал шаг вперёд.
Их бёдра встречаются на полпути. У Эвена сбивается дыхание, а Исак вспыхивает.
— Ты это тоже чувствуешь?
— Это ещё мягко сказано, — шепчет Исак в ответ.
— Это немного по-гейски, — шутит Эвен.
— Иди на хуй, — Исак закатывает глаза.
— Сейчас? Здесь? У меня нет презервативов.
— Серьёзно, отъебись.
Эвен смеётся. Эвен хочет прикоснуться.
— Я хочу прикоснуться к тебе, — слова сами собой срываются с губ.
— Но ты и так прикасаешься ко мне, — отвечает Исак с тёплым, но твёрдым выражением, кивая на их бёдра.
— Нет. Не на людях.
— Конечно, давай я всех выгоню, чтобы ты мог произвести со мной гомосексуальные действия на моей крыше.
Эвен обхватывает рукой запястье Исака и прижимает большой палец к пульсу, пока Исак не взвизгивает. Так мило.
— Это было для меня? — улыбается Эвен.
— Иди на хуй.
— Прямо здесь? Прямо сейчас?
Исак закатывает глаза, потом оборачивается, стряхивая руку Эвена со своего запястья, и направляется к двери.
Эвен мгновенно догоняет его.
— Куда ты идёшь?
— Я думал, ты не хотел быть на людях?
.
Эвен зарывается пальцами в мягкие волосы Исака и притягивает его ближе, ещё ближе, и тает в его объятьях, когда Исак обхватывает руками его спину и сжимает с таким желанием, с такой жаждой, что Эвен не может сдержать стон. Они целуются на новой медиа-консоли в стиле модерна середины века, которую Эскиль тщательно выбирал для квартиры.
Эвен стоит между ног Исака, засунув язык ему в рот, когда в комнату заходит подруга Исака Эва и издаёт радостный вскрик, бормоча: «Я так и знала!»
Исак очень спокойно встаёт, показывает ей средний палец, потом тянет Эвена за футболку в свою комнату.
— Вау. Это правда только что случилось?
— То, что я позволил тебе целый час вылизывать мой рот, или то, что Эва какой-то бред несёт? Тебе нужно быть более конкретным, — говорит Исак.
— Ты в порядке?
— Мне нужно будет сходить к стоматологу и убедиться, что ты не высосал мне зуб с корнем, но в остальном я в порядке. А что?
— Просто… Твоя подруга только что застукала нас в момент совершения гомосексуальных действий.
— Ну по мне так это скорее был стоматологический осмотр, глобальная чистка.
— Я тебя не выношу.
— Конечно, выносишь, — Исак усаживается на него верхом на кровати.
Они целуются, пока не наступает момент, который неизбежен, тот счастливый момент, когда всё замирает, и их поцелуи перестают быть неловкими и жаркими и превращаются в мягкие и полные нежности. Момент, когда страсть уступает место чувствам. Чувствам.
Исак выглядит таким хрупким в его руках, таким испуганным, таким ранимым. Эвен просто хочет сильнее обнять его, ограждая от всего.