Исак сказал да. Он не знает, почему сказал да. Но он посчитал, что его отказ подтвердит предполагаемый дискомфорт, который он должен испытывать, по мнению парней. Но Исаку не неловко, потому что в этом нет ничего, чтобы испытывать подобное чувство.

Так что он сказал да. Вот так просто. «Конечно. Не вопрос. Я всё равно туда иду ради Эскиля».

Он соврал и сказал да. И теперь он об этом жалеет. Он жалеет и не может перестать об этом думать. Уже практически время ужинать, а он так и не может перестать думать об этом.

Что если Эвену будет неловко?

Блядь.

Исак так зациклился на собственной неловкости, что забыл подумать о том, что на самом деле важно: о чувствах Эвена. Как он будет себя чувствовать, когда его обманом заставят принять участие в самом большом и многолюдном событии года, чтобы облегчить вину друзей, так сильно ранивших его.

Что если Эвен не хочет идти на Прайд? Что если Эвен предпочёл бы откровенно поговорить со своими друзьями, вместо того чтобы быть вынужденным кричать и демонстрировать свою сексуальность ради людского развлечения? Что если Эвен возненавидит Исака за манипулирование? Исак намеренно не играл с ним уже долгое время. Эвен всё равно сказал бы те слова? Сказал бы…

В тот момент, когда Исак терзает себя, сидя за столом, Эвен появляется в дверях. Он просто входит в спальню, словно это его собственная комната — что, в общем-то, частично является правдой: его рисунки неуклюже прилеплены на стену, его мятые джинсы валяются на полу, его носки — в корзине для грязного белья, его зубная щётка и средства для волос — в ванной, его книги и ноутбук — на столе, его запах — на простынях.

Исак никогда не обращал внимания на то, как много теперь в его комнате Эвена. И он бы свалил всю вину за это на него, если бы не сидел сейчас в одной из футболок Эвена. В футболке с «Челюстями».

Кажется, они оба подумали об этом, потому что Эвен мягко улыбается, увидев его, заставляя сердце Исака забиться быстрее.

— Эй, привет.

В последнее время Исак в полной мере осознаёт это. Своё сердце. Как быстро оно стучит. Как сильно оно бьётся, когда Эвен рядом. «Ты делаешь это сейчас со мной. Это для тебя». Исак знает, что сердце Эвена не бьётся для него, как и его собственное не бьётся для Эвена. Но трудно найти другую причину, объясняющую сбитое дыхание, спутанные мысли, горящее сердце, стоит им просто встретиться взглядами.

Это просто нервы. Это из-за того, что он сказал. Из-за тех слов.

— И тебе привет, — небрежно отвечает Исак.

— Скучал по мне? — спрашивает Эвен с дразнящей улыбкой, прежде чем бросить рюкзак на пол и, словно ребёнок, плюхнуться на кровать Исака.

— Если ты ищешь вербального подтверждения, то дверь в комнату Эскиля налево по коридору.

— Мне хватит физического подтверждения.

Исак резко поднимает голову и наконец оборачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, и Эвен широко улыбается.

— Как я уже сказал, дверь в комнату Эскиля налево по коридору, — отвечает Исак, стараясь не показать, как сильно взволнован этим, потом снова отворачивается к книге, которую держит в руках.

— Мы могли бы пообниматься? Для науки? Я тебя не видел почти двадцать четыре часа. Я знаю, что твой запас допамина исчерпался.

— С моим запасом допамина всё нормально, — говорит Исак тем же скучающим тоном.

— А с моим нет, — отвечает Эвен, поворачиваясь на бок и подпирая щёку рукой.

Исак снова оборачивается к нему, на этот раз с беспокойством. Эвен встретился с кем-то из парней? У него был плохой день?

— Всё в порядке? — осторожно спрашивает Исак. — Что случилось? — добавляет он, не получив ответа.

Тогда Эвен, лежащий на своей половине кровати Исака, разводит руки, молча прося об объятиях. Он выглядит усталым, но довольным. Он выглядит мягким. Невозможно описать это иначе. Его, прямо сейчас. В этих тёмных джинсах, белой футболке, с растрёпанными волосами, которые он не стриг уже какое-то время.

— Иди сюда? — спрашивает Эвен, словно предлагает Исаку выбор, словно у Исака есть возможность сказать нет.

Исак встаёт и робко подходит к собственной кровати, ощущая тяжесть в колене, когда встаёт им на матрас. Его лицо горит, и он старается не встречаться с напряжённым взглядом Эвена.

В какой-то момент ему кажется, что Эвен потянется к нему и схватит за талию, требуя скорее обнять его, потянет вниз и обхватит руками. Но он этого не делает. Эвен отодвигается чуть дальше, оставляя Исаку больше места в его собственной кровати, пока они не оказываются лицом к лицу, не касаясь друг друга.

— Что случилось? — с тревогой спрашивает Исак.

— Ничего, — практически шепчет Эвен, и улыбка по-прежнему играет на его губах, но теперь она едва различима.

— Что ты сегодня делал?

— Я… Хм. Я ждал.

Исак не может сдержать вздох, рвущийся из груди. Эвен провёл день в ожидании. «Я буду тебя ждать».

Эвен ждёт его. И Исак не понимает, как сказать ему, что он не знает, как уйти с платформы, как зайти в поезд, чтобы добраться до него. Он не знает.

— А ты? — мягко спрашивает Эвен шёпотом. — Что ты сегодня делал?

Я строил тайные планы. Я встречался с твоими друзьями у тебя за спиной. И я пытался не думать о тебе.

— Я дочитал книгу, — врёт Исак.

Эвен придвигается ближе, и Исак потрясён призрачным воспоминанием о губах Эвена на его собственных. Он помнит, как долго они целовались вчера. Всего лишь вчера. Какими долгими и отчаянными были их поцелуи. Как Эвен прижимал его к двери, как держал его лицо в руках, будто Исак — самое ценное, что есть в этом мире. Исак краснеет.

— Я скучал по тебе, — говорит Эвен, накрывая ладонью щёку Исака.

Исак практически мурлычет, впитывая прикосновение, опускает дрожащие веки. За окном пока не темно, потому что сейчас лето, но уже поздно. Если бы сейчас был февраль, Исак не волновался бы так, разрушая свои стены.

Исак не знает, как сказать вслух «я тоже скучал по твоим прикосновениям», поэтому он просто придвигается ближе к груди Эвена, пока они не оказываются в кольце рук друг друга. Они оба вздыхают, словно что-то только что щёлкнуло, что-то открылось внутри них.

Исак больше не чувствует тревоги, и беспокойства, и напряжения. Он ощущает лишь тепло.

Эвен был прав. Его запас допамина определённо исчерпался.

Они обнимаются. Ради науки. По крайней мере в этом положении Эвен не может видеть, что глаза Исака закрыты.

— Что ты делаешь первого июля? — в какой-то момент Исак набирается смелости, чтобы задать этот вопрос. Их лица раскраснелись, а волосы в беспорядке.

— Это суббота, да? — бормочет Эвен, упираясь подбородком в макушку Исака.

— Да.

— Хм. Даже не знаю. А что? Хочешь чем-то заняться?

— Хочу пойти гулять по Грёнланну***.

— По Грёнланну? — удивлённо повторяет Эвен. — В следующую субботу? Разве там не…

— Парад в честь Прайда. Да, я знаю, — выпаливает Исак.

Эвен молчит. Он думает.

— Это… Это ради Эскиля, — продолжает Исак. — Я наговорил гадостей про Прайд, и я хочу извиниться, придя туда и поддержав его. Он будет на одном из этих грузовиков или платформ со своей компанией. Они будут танцевать и всё такое.

Эвен по-прежнему продолжает хранить молчание. Исак начинает паниковать.

— Ты можешь отказаться, — шепчет он.

— И позволить тебе пойти одному?

— Эскиль говорит, что я не обжигаю гомосексуалов. Так что это не будет проблемой, учитывая суть мероприятия, — коротко улыбнувшись, говорит Исак. Это шутка. Эвен улыбается в ответ. — И я могу притащить с собой Линн, — продолжает он.

— Да она наверняка будет танцевать вместе с Эскилем. Он, наверное, учит её хореографии в свободное время, и ей приходится это терпеть.

Исак смеётся, и это так приятно — смеяться, прижимаясь к чьей-то груди.

— Так ты пойдёшь со мной?

— Я пойду с тобой.

— Что если нас кто-нибудь увидит? — спрашивает Исак, потом понимает, что в определённой степени это вопрос самому себе.