Эвен не отвечает на дурацкий вопрос. Он просто прижимает колено к ноге Исака. Тихо, не произнося ни единого слова. Он прижимается коленом к его колену, и всё тело Исака охватывает огнём, как и его мысли.

Потом Эвен наклоняется к нему, пока их лица не оказываются очень близко, пока всё, что может слышать Исак, — это его дыхание, пока ему не начинает казаться, что он может ощутить вкус воздуха между ними.

— Если ты поедешь в Тронхейм, я тоже поеду в Тронхейм, — шепчет Эвен.

И эти слова опаляют Исака стыдом и виной. Простой контакт, соприкосновение коленей, торжественное обещание, искренняя улыбка Эвена. Это глупо, но Исак хочет этому верить. Он хочет верить, что Эвен последовал бы за ним, если бы он решил покинуть город, хранящий в себе самые болезненные воспоминания. И это пугает его. Это наполняет его ужасом, потому что Исак не понимает.

Он не понимает, почему Эвен не упоминает о том, что они теперь могут прикасаться друг к другу, когда захотят. Почему он по-прежнему притворяется, что им нужен дождь, или бассейн, или душ для прикосновений. Почему он касается его только тогда, когда знает, что Исак в этом больше всего нуждается. Как вот прямо здесь, прямо сейчас, посреди кебабной, когда они говорят о том, что он не смог закончить свой выпускной год, как остальные.

Это ужасно постыдная мысль, но Исаку нужен Эвен. И это его пугает.

— Ты же не можешь уехать без своего партнёра по науке. Правда?

Исак скользит ногой по внутренней стороне бедра Эвена и прижимает к нему колено. Они смотрят друг на друга, пока глубоко внутри него не разрастается странное ощущение.

И тогда до него доходит — осознание, что Эвен ведёт себя с ним очень осторожно после недавнего признания Исака.

Ты не можешь уйти, если я так и не впустил тебя. Ты не можешь уйти, если ты никогда не был внутри.

— Тебе не нужно меня спасать, или что ты там сейчас делаешь. Понимаешь? — признаётся Исак, когда выносить молчание уже невозможно. — Меня не нужно спасать.

— Возможно, это ты спасаешь меня.

Исак закатывает глаза и отклоняется от него. — Эвен…

— Я имею в виду, что ты в буквальном смысле составляешь мне компанию в последний учебный день, когда абсолютно все, кого я знаю, отмечают и веселятся без меня, — улыбается Эвен. — Возможно, это ты спасаешь меня.

В этом нет никакого смысла, но Исак решает оставить эту тему. В конце концов именно поэтому он изначально и предложил пойти в кебабную, после того как Эвен стал жаловаться, что до сих пор не разговаривает с парнями, а они всегда в последний учебный день ходили есть кебаб.

— Ты мог бы поговорить с парнями.

— Я поговорю, — кивает Эвен. — Только не сегодня. Сегодня я ем кебаб с тобой и обсуждаю гипотетическую возможность когда-нибудь уехать из Осло. Ну ты понимаешь. Ради науки.

— Ради науки, — повторяет Исак, прищуриваясь. — Ты готов переехать ради науки.

— Да. Просто поразительно, на что в наши дни готовы люди ради науки. Я слышал, что некоторые даже прибегают к ручной стимуляции и феллацио ради неё.

Исак пихает его рюкзаком, и Эвен смеётся, давясь едой.

.

Исак провожает Эвена домой. Юлие ведёт его на ужин вечером, чтобы отпраздновать окончание школы. Это немного согревает сердце Исака — знание, что по крайней мере Эвену есть чего ждать.

— Ты можешь пойти с нами, — говорит ему Эвен, когда до его квартиры остаётся пройти несколько улочек. — Уверен, мама будет в восторге, если ты присоединишься.

— Я, э-э-э, я бы не хотел навязываться.

— Так ты и не навязываешься. Ты же знаешь, что она тебя обожает.

Лицо Исака вспыхивает, и он ненавидит, что кожа всегда выдаёт все его чувства. Он так сильно это ненавидит.

— Предполагается, что сегодняшний вечер должен быть только для тебя.

— Да, и я хочу, чтобы ты был там, — говорит Эвен. — Давай же. Ты сейчас мой единственный друг.

Друг.

Исак никогда не считал себя другом Эвена. Их отношения всегда были либо деловыми, либо чисто физическими. Дружба находится в другом измерении, о котором он даже не пытался думать. Друзья? Они не друзья. Дружба подразумевает доверие, и любовь, и обеспокоенность, и…

— Я даже поделюсь с тобой своей картошкой фри.

.

Они сидят рядом за овальным столиком с красивыми столовыми приборами, а Юлие расположилась напротив. Это роскошный ресторан с длинными бархатными шторами. Исак видит, что Юлие гордится Эвеном и пытается продемонстрировать это, как-то вознаградить его. На ней симпатичное бирюзовое платье и серёжки. От неё исходит лёгкий аромат парфюма, а волосы уложены в причёску. Она выглядит прекрасно, но кажется немного взволнованной несмотря на то, что смеётся над всем, что говорит Эвен.

Юлие так сильно любит своего сына, и Исак горит от зависти, но в этом нет злобы. Он тоже гордится Эвеном. На Эвене красивая рубашка и брюки, волосы уложены гелем. И Эвен, и Юлие нарядились ради сегодняшнего мероприятия, и Исак обязательно задумался бы, что чувствует себя не в своей тарелке, если бы не был так очарован, наблюдая за ними. Их взаимодействие можно было бы охарактеризовать словом «благотворное».

— Спасибо, что пришёл, Исак, — с улыбкой говорит ему Юлие.

— Спасибо, что пригласили меня.

Он медленно потягивает воду и надеется, что она не заметила, что он специально заказал самое дешёвое блюдо в меню. Он ест картошку фри Эвена и разражается тирадой по поводу генетического редактирования, когда Юлие упоминает, что читала об этом статью. Они говорят о недавно вышедших блокбастерах, в то время как Эвен закрывает лицо рукой, разыгрывая раздражение. Они немного обсуждают музыку 70-х и 80-х, так как выясняется, что Эвен в последнее время регулярно слушает её дома. И Исак улыбается, когда Юлие замечает, что его влияние на Эвена начинает сказываться на их отношениях с соседями.

Ужин проходит идеально, пока в ресторан не заходят Мутта и Юсеф с семьями. Они оба подходят к их столику и целуют Юлие в обе щёки. Исак не может не завидовать такому простому жесту. Эвен встаёт, чтобы обнять парней и поприветствовать их родственников. Всё это мучительно неловко, и Исаку хотелось бы сделать происходящее менее болезненным.

— Приятно вас видеть, — повторяет Исак, пряча руки за спиной. Он чувствует на себе взгляд Мутты. В нём застыли вопросы, на которые у Исака нет ответов. Но он полагает, что это довольно странная ситуация — то, что он ужинает с Эвеном и его мамой.

— Исак… Исак мой э-э-э… — пытается представить его Эвен, когда родители Юсефа спрашивают его об этом.

— Он — член семьи, — говорит Юлие, заставляя сердце Исака глухо стучать в груди. — Исак — член семьи. Правда, Исак?

Исак смотрит на Эвена, чувствуя, будто выходит за рамки, но тот лишь кротко улыбается, словно только что услышал забавную шутку. Исак вопросительно смотрит на него, на что Эвен беззвучно шепчет слово «кровосмешение». Исак фыркает так громко, что чуть не роняет стакан с водой на стол. Они оба хихикают, пока лицо Эвена снова не мрачнеет.

И позже, когда парни с семьями отходят к своим столикам, Исак не может перестать смотреть на одинокую руку Эвена, лежащую рядом с тарелкой. Ему бы хотелось взять Эвена за руку. Исак знает, что ему больно. Он всегда может сказать, когда Эвену больно. Обычно он затихает, но реагирует на всё чересчур бурно. Его смех начинает звучать фальшиво. Морщинки по-прежнему собираются в уголках глаз, но не так, как когда он смеётся искренне. Он слишком старается. Исак знает, когда Эвену больно, и он бы хотел прикоснуться к нему, чтобы помочь выработать гормоны счастья, которые так ему нужны сейчас.

Юлие опережает его. Она хватает Эвена за руку, лежащую на столе, и сжимает её.

— Я так тобой горжусь, малыш, — говорит она, потом подносит его руку к губам и целует. — Очень-очень горжусь.

— Перестань, — хихикает Эвен, отнимая руку.

Исак наконец понимает, что тёплое щекочущее чувство у него в животе — это гордость. Он тоже гордится Эвеном.

.

Юлие высаживает их у коллективета, и Исак не может не покраснеть, когда Эвен говорит, что переночует у него. Он даже не может посмотреть Юлие в глаза, не говоря уже об Эвене.