— Аномалия?

— Представь, ты руководишь группой самоубийц-смертников. Какая твоя главная головная боль? То, что группа постоянно становится меньше. Они жертвуют собой. Убивают себя. Их собственная природа работает против них. И отсюда железное правило альтруизма — каждое пожертвование должно спасать больше, чем одного другого альтруиста. Если ты можешь сделать так, что в твоей группе каждый раз, когда кто-то жертвует собой, он спасает более, чем одного другого члена группы, то ты — властелин мира. Если же меньше — скоро от твоей группы не останется и следа. Просто. Но как приручить альтруизм? Как сделать так, чтобы жертва не была напрасной и спасала более одного члена группы? Как создать стабильную, самовосстанавливающуюся систему людей, готовых умереть за тебя?

Я закрыл глаза.

— Есть два способа. — короткий подошел и снова потрогал мой лоб. Удовлетворенно хмыкнув, он присел и продолжил. — Представь, у твоего отца была мутация. Один из его генов мутировал и он стал альтруистом. Представь также, что у твоего отца и матери было много детей. Половина из них унаследует отцовскую мутацию, ген альтруизма. И так случилось, что ты в их числе — унаследовал ген альтруизма. Ты — альтруист. У другой половины, у половины твоих братьев и сестер, этого гена нет. Это потому, что у большинства животных, вроде человека, ген, который есть только у одного из родителей, будет передан примерно половине потомства. Так что половина твоих братьев и сестер тоже альтруисты.

— А теперь, Джим, представь, что случается катастрофа. Какая-то трагедия. Но у тебя есть возможность пожертвовать собой и спасти своих братьев и сестёр. Предположим, чтокатастрофа маленькая — скажем, автомобильная авария, в которой погибнет лишь один. Жертвуя собой, ты спасешь лишь одного брата или сестру. И сколько альтруистов ты спасешь? Полальтруиста. Ведь из твоих братьев и сестер только половина альтруисты. Но при этом ты убиваешь целого альтруиста — себя самого. И в результате, каждый раз, когда альтруист жертвует собой, в среднем в группе становится на половину альтруиста меньше. Ещё несколько таких жертв, и альтруисты вымрут.

Он все продолжал говорить:

— А что, если катастрофа будет средних размеров, в которой погибнут двое. То есть пожертвовав собой, ты можешь спасти двоих? Сколько из них будут альтруистами? Скольких альтруистов ты спасешь? Два умножить на половину. Равняется одному. Одного альтруиста. И одним целым — собой — пожертвуешь. Тоже не очень оптимистично для альтруистов. И вот только если ты пожертвуешь себя в большой катастрофе, тогда количество альтруистов в группе будет расти. Так что жертва становится оправданной только в больших катастрофах. Маленькие уничтожают альтруистов под корень. Но как часто ты видишь большие катастрофы? Редко. По большей части они все маленькие. Поэтому альтруизм в нормальных условиях исчезает. Но муравьи нашли способ приручить альтруизм.

— Как?

— Гаплодиплоидность. Муравьи развили очень странный способ передачи генной информации. И в результате него ген одного из родителей получают уже не половина, а три четверти потомства. Вот такая аномалия. Так что если ты вдруг оказался муравьем-альтруистом, то не половина, а три из четырех твоих сестёр, а ведь почти все муравьи — самки, тоже будут альтруистами. И вдруг оказывается, что катастрофы среднего размера становится достаточно, чтобы увеличивать число альтруистов. Допустим, ты жертвуешь собой, чтобы спасти двух сестёр. Две трети из них альтруисты, так что ты спасаешь полтора альтруиста, убивая одного. В сухом остатке пол альтруиста. Вот так катастрофы среднего размера вдруг начинают помогать альтруистам распространяться. А катастрофы среднего размера намного более часты. И вот, в мгновение ока, альтруизм распространяется как пожар. Через несколько поколений все становятся альтруистами. И внезапно ты получаешь группу, в которой каждый индивидуум стремится пожертвовать собой ради группы. Никакой патриотизм не идёт с альтруизмом в сравнение. И это то, что случилось с муравьями. Так что гаплодиплоидность — это первый способ приручить альтруизм.

— А второй?

— Увеличить частоту больших катастроф.

— Ты о чем?

— Джим, допустим, тебе надо сделать так, чтобы среди катастроф было как можно больше больших, уносящих жизни многих людей, и тем самым помогающих альтруистам распространяться. Как бы ты это сделал?

И тут я вздрогнул, поняв. Я прошептал:

— Сделать группы большими…

— Не большими, а концентрированными. Увеличь концентрацию людей так, чтобы даже незначительная автомобильная авария уносила много жизней. Какая плодородная почва для альтруизма. Каждая жертва спасает множество жизней. Посмотри на Японию — очень высоко концентрированное общество. Не замечаешь никаких параллелей? Каких-нибудь особенных альтруистов?

— Камикадзе! — воскликнул я. — Не хочешь ли ты сказать?…

— Именно. Япония была первым прототипом человеческого суперорганизма, человеческой муравьиной колонии. Но у Японии не хватило размаха. Слишком маленькая территория. Очень концентрированная, но маленькая. И поэтому они так и не смогли развернуться в полномасштабный суперорганизм. В отличие от Китая.

Я затряс головой.

— Китай — это суперорганизм. Мы построили общество новой эпохи — первый человеческий суперорганизм. Мы — следующая ступень эволюции человека. Будущее человечества. — тень улыбки промелькнула на его губах.

— Ты хочешь сказать, что китайцы — муравьи?

— Не в биологическом смысле, разумеется. Мы по-прежнему сапиенсы. Но наша группа устроена по тем же принципам, что и социальные насекомые. Насекомые-альтруисты. Мы — первый человеческий муравейник. Первый человеческий суперорганизм. Вершина эволюции!

— Не может быть!

— Когда ты последний раз видел группу людей, общество, контролирующее рост своего населения? В природе обычного человека заложено бесконтрольное размножение. И любая группа растет в геометрической прогрессии пока есть ресурсы, ну либо пока группа не стареет и не выдыхается. И это основное преимущество муравьиных колоний, поскольку в них размножается только королева, они контролируют свой размер.

— А Китай?

— Политика одного ребенка. Мы контролируем численность, не разрешая женщинам иметь более одного ребенка. Иногда двух. Но численность населения это просто. А ты попробуй контролировать соотношение количества мальчиков и девочек. Немного кто, кроме муравьев, способен на это. Муравьи определяют пол, оплодотворяя клетку. Если клетка оплодотворена, то это самка. Если нет, то самец.

— А Китай?

— С помощью абортов. Традиционно все хотели иметь как минимум одного мальчика — наследника. Но что делать, если ребенок — девочка, а второго ребенка иметь нельзя? Так что у девочек в Китае мало шансов. Как только УЗИ показывает, что ребенок — девочка, женщины в этот же день идут на аборт. Каждый год рождается девять с половиной миллионов мальчиков, и лишь чуть больше восьми миллионов девочек. И, заметь, это даже не группа делает. А сами женщины. Так что человеческий суперорганизм способен контролировать соотношение полов, также как и муравьиный.

— Альтруизм, контроль над ростом населения и соотношение численности полов. И всё? И из этого ты делаешь вывод, что Китай — суперорганизм?

— Мы построили феромонную систему, практически идентичную муравьиной. Видел людей, слепо идущих по улице, полностью погруженных в свои телефоны? Они постоянно подключены к центральной системе. Муравьи управляются химическими сигналами. Люди же управляются сигналами через телефоны. Средства коммуникаций разные, но принцип работы одинаковый. Но человеческая феромонная система пошла даже дальше. Теперь система ведёт диалог с каждым конкретным человеком. Она знает о человеке всё и может вызвать практически любое поведение. И если человек по каким-то причинам отклонится от необходимого поведения, система это мгновенно увидит и примет меры. Супербыстрый двусторонний способ коммуникаций, присоединяющий каждого индивидуума к системе. Эта система и есть наша феромонная система. И она даже лучше, чем у муравьев.