— У каждого свои интересы, — исподлобья взглянул на отчима Илья и добавил, — Вот и оставайся при своих.
После этих слов Илья вышел из кабинета отчима. Неприятный осадок от общения с Вельможным ещё некоторое время угнетал Илью. Но душу грела мысль, что «Одиссей» теперь полностью принадлежит ему. Но оставалось ещё одно, очень важное дело. И его Илья должен был выполнить именно сегодня. Потому что завтра старт.
На городском кладбище № 18 было совсем тихо. Кое-где были видны родственники усопших. На гладкой, покрытой газонной травой равнине прямыми рядами выстроились светло-серые мраморные плиты-надгробия. Они были невысокие, не больше метра в высоту, одинаковой формы и оттенка. Единственное, что их отличало — это надписи с именами, а также даты рождения и смерти. Под каждой плитой, покоилась урна с прахом умершего родственника. На этом кладбище и был похоронен дед Ильи — Виктор Петрович Троекуров.
Илья приходил на кладбище, чтобы проведать могилку деда два раза в год. И, хотя сегодня, он был здесь не по плану, улететь не попрощавшись Илья не мог. Он не стал садиться на мраморную скамью. Вместо этого стал на колени возле надгробной плиты и задумался о своём.
«Привет, дед, — сказал про себя он, — Я сегодня не просто так пришёл тебя проведать. Я улетаю в космос. Но ты уже, наверное, всё знаешь и сам. Мама мне когда-то сказала, что те, кто уже не с нами всё видят и знают наперёд. Я попрощаться пришёл. Кто знает, может быть не доведётся с тобой здесь пообщаться больше. Но я верю, я знаю, что всё будет хорошо и я найду то, что ищу. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты помог мне воплотить свою мечту в жизнь. Я всегда грезил о таком путешествии и вот! Завтра старт. Я знаю: ты не так представлял себе то, как я распоряжусь капиталом, что ты оставил мне. Но поверь, лучшего применения ему я и представить не могу себе. И, если ты оставил мне те акции в надежде, что я буду счастлив, то ты был прав. Мне ничего больше не надо. У меня есть друзья, корабль и мечта. Спасибо тебе, дед. Ты был великим человеком. Я тебя никогда не забуду. Я благодарен тебе за такую возможность. Спасибо».
Илья перекрестился и встал с коленей, отряхнув их от мягкой травы, которая уже успела окрасить его джинсы в зелёный цвет. Он постоял ещё совсем недолго, минут пять и, мысленно попрощавшись с родным ему человеком, покинул кладбище.
В квартире Тамары Львовны сегодня пахло миндально-мятными пирожными, которые она готовила всякий раз к приезду внука.
Разлив горячий ароматный чай по чашкам, она сказала:
— Признаться, я сильно удивилась, Максимилиан.
— Чему? — уплетая пирожные с беспечным видом, спросил Макс. На самом деле, он до сих пор не посвятил бабушку в свои планы и решил это сделать именно сегодня, за день до старта корабля.
— Я думала, что ты уже улетел в Аргентину. Ведь, именно туда тебя командировали после окончания твоего отпуска? А он закончился, если я не ошибаюсь, ещё месяц назад, — Тамара Львовна сделала глоток душистого чая и внимательно посмотрела на внука.
Макс же, доедая третье пирожное, отхлебнул чай из своей чашки и сказал следующее:
— Да. Ты, как всегда, права. Я должен был улететь в Буэнос-Айрес ещё в начале месяца, но планы поменялись.
Он замолчал. В голове своей он подбирал нужные слова. Хотел обо всём рассказать бабушке. Рассказать об экспедиции, команде и корабле, на котором они все летят на поиски пропавших родителей и планеты Глории. Но так и не собрался с духом. Макс прекрасно понимал: после потери сына новость о том, что и внук собрался в космос Тамару Львовну вряд ли обрадует. К тому же, ему уж очень не хотелось огорчать самого близкого и родного человека. Наконец, Макс решил для себя, что не станет рассказывать ей всю правду. И вдруг, совсем неожиданно, Тамара Львовна сама спросила внука:
— Ты улетаешь? Не так ли?
На одно мгновение Максу показалось, что она спрашивает именно о полёте к Глории.
«Но откуда она всё знает? Я ведь ничего не рассказывал ей прежде, — подумал он, — Да нет же! Она, наверное, спрашивает про работу».
— В Буэнос-Айрес? Завтра, — он отставил чашку в сторону и продолжил, стараясь не волноваться и быть спокойным, — Завтра мы с Тиграном улетаем. Я тебе про него рассказывал. Он мой друг и механик по совместительству.
— Ты никогда не умел врать, мой мальчик, — невозмутимо сказала она.
Тамара Львовна встала со своего кресла и подошла к окну. В эту минуту Макс заметил, что что-то в ней изменилось за то время, пока они не виделись. Тамара Львовна сильно похудела и внешне казалась слабой и уставшей. Но ясность мышления и рассуждения по-прежнему не изменяла ей. Она продолжила:
— Если бы ты хотел улететь в Аргентину, то уже давно был бы там. И друг не стал бы тебя ждать.
Она повернулась лицом к Максу и улыбнулась:
— У вас ведь совсем другие планы. И связаны они, я в этом уверена, не с Буэнос-Айресом и работой. Не так ли, мой дорогой?
Макс растерялся. Он не знал, как вести себя дальше и что говорить бабушке.
— Да, Тамрико, ты права. Мы летим не в Аргентину.
— Вы хотите найти ЕЁ? — не в бровь, а в глаз что называется, был вопрос бабушки.
— Да-а-а, — растеряно промычал Макс, — Но откуда ты знаешь?
— Долго живу, многое видела, — засмеялась она и смех её продолжился хриплым удушающим кашлем. Она сделала несколько глотков чая.
— Ты заболела? — насторожился Макс.
— Нет, — всё ещё подкашливая ответила Тамара Львовна, — Так, поперхнулась чем-то похоже.
— Просто-о-о, мне показалось…
— Тебе показалось, Максимилиан, — поспешила она успокоить внука, — Ты улетаешь. Я предвидела это. Я знала, что именно так ты и поступишь, попади дневник в твои руки. Я боялась этого больше всего. Боялась, что больше не переживу ещё одного полёта к Глории. После потери Володи моя жизнь угасла, наполовину. Улетишь ты, — она не стала договаривать. Лишь опустила голову вниз и закрыла глаза.
— Тамрико, — Макс обнял бабушку.
Тамара Львовна подняла голову. Когда он снова посмотрел на неё, то увидел в глазах слёзы, которые тут же потекли по её морщинистым щекам. Сердце Макса сжималось и, в то же время, разрывалось на части. Он нежно вытер её лицо своей ладонью и произнёс:
— Если хочешь, я тот же час от всего откажусь. Ты только скажи.
— Что ты, Максимилиан, — печально усмехнулась Тамара Львовна, — Это был бы самый эгоистичный поступок в моей жизни. Я не могу этого сделать. Все эти годы я хранила у себя дневник твоего отца. Я не хотела отдавать его тебе, потому что боялась. Знала, что ты поступишь именно так. Но однажды я поняла, мой мальчик, что чему суждено сбыться, то непременно сбудется. Рано или поздно. Потому, удерживать тебя на Земле больше не стану. Ты сделал свой выбор. Твоя дорога перед тобой.
Она ласково поцеловала Макса в щёку. Чувства его переполняли, и он не мог произнести ни слова. Он лишь обнял Тамару Львовну ещё крепче. А потом прислонил свою голову к её груди и закрыл глаза. Он часто делал так в детстве. Делал, когда чего-то боялся или был чем-то огорчён. И сразу, в ту же секунду на душе становилось тихо, спокойно.
— Ты только дождись меня, слышишь? Обязательно дождись. Я найду её. Я узнаю, что случилось с отцом и почему он до сих пор не вернулся.
Ничего не сказала Тамара Львовна, только тихонечко кивнула головой и встала с кресла. На стеклянной полке старинного серванта стояла маленькая деревянная шкатулка. Тамара Львовна взяла её и поставила прямо перед Максом. Открыв крышку шкатулки, старушка достала из неё серебряный медальон старинной работы на толстой цепочке. Тоже из серебра.
— Что это? — спросил Макс и принял из её рук украшение.
— Это оберег, — немного успокоившись, сказала она. — Он передавался из поколения в поколение в нашей семье. Ещё мой прапрадед в далёком 1914 году в Первую мировую с ним на войну ходил. А в 1941 году его сын, мой прадед Николай, уже в Великой отечественной на Первом украинском фронте с фашистами сражался. При нём тоже был этот медальон. Оба они вернулись домой целыми и невредимыми. — Она замолчала и посмотрела на медальон, что держал в руках её внук. — Большая сила в нём, Макс. Ещё мать моего прапрадеда вложила в него молитву и запечатала её так, что никто больше не смог открыть этот медальон. Молитва эта внутри хранится и того, кто его носит она тоже хранит. От беды и от смерти преждевременной.
