— Меня убьешь?! — прохрипел Горо. — Умрешь скорее, чем оставишь детей? Так умри! Умри! Сдохни! — он схватил ее за волосы и потащил к обрыву. — Может я так избавлюсь от тебя в моей голове!

В этот момент в голову Горо ударило что-то тяжелое, брызнула кровь. Он резко обернулся и увидел мальчика с серебряными волосам, который стоял в двух десятках шагов, зажав в руках камни.

— Отпусти мою маму, чудовище! — выкрикнул он.

— Я не хотел вас трогать, — с усилием сказал Горо. — Но теперь… — он часто задышал, а потом, дернув женщину за волосы, вытолкнул ее с обрыва.

Митсу закричал и бросился вперед. В этот момент он не владел своим телом. Мальчик подпрыгнул и нанес удар, казалось, он даже не достал до туловища Горо, однако вспорол своей чакрой его живот, а потом, подобно снаряду, ударился головой в его грудь и вместе с ним полетел вниз. Пролетев больше десяти метров, Горо упал на спину плашмя и в эту же секунду умер. Митсу лежал на нем сверху, совершенно невредимый, и рычал от боли. За застилавшими его взор слезами он разглядел лицо мамы в метре от себя. Ее губы шевелились, глаза испуганно смотрели на сына. Женщина была жива.

Монах вышел из храма и начал спускаться к хозяйственной постройке внизу, завернувшись в клеенку, чтобы не промокнуть. Вдруг он увидел странную процессию, спускавшуюся по тропинке в долину: это были хрупкие детские фигурки, тащившие на своих плечах самодельные носилки. Девочка шла рядом с носилками и держала над ними зонтик. Нобуо бросился им навстречу.

— Мама болеет, — произнес Митсу и отвернулся, задохнувшись от слез.

— У нее сломана спина, — сказал Тсурэн. — Она упала с высоты и ударилась о камни.

— Мы сделали, что могли, — добавила Мирэн. — Наверное, мать нельзя было двигать, но выбора не было.

— Хоши… Хоши-сан, ты в сознании? — спросил Нобуо.

— Она без сознания, — ответил Тсурэн.

— Нобуо-сан! — воскликнул Митсу. — Вы можете что-нибудь сделать, пожалуйста?! Умоляю вас, помогите маме…

— Нобуо-сан — не врач — хмуро сказал Тсурэн. — Брат, не вздумай упасть на колени, а то уроним носилки.

— Ваша богиня, Зерет, может помочь? — спросила Мирэн.

Монах переводил взгляд с одного ребенка на другого.

— Я и сам не могу сказать, до каких пределов простираются возможности Великой богини, они могут быть безграничны. Пойдемте…

Ритуал проводился в пещере за храмом. Хоши положили на пол, Нобуо начертил символы вокруг ее головы и вдоль туловища и молился, стоя на коленях, обратив лицо к северу, к части пещеры, заваленной камнями. В выемках стен горели свечи, создававшие благодаря резным панелям удивительные рисунки из тени и света. По правую руку женщины сидели Тсурэн и Мирэн, по левую — Митсу, который молился, сердцем подбирая слова, сжимал пальцы матери и время от времени наклонялся, чтобы прижаться к ним своим белоснежным лбом.

В какой-то момент Хоши тяжело и протяжно вздохнула, медленно подняла веки и начала мучительно ворочать головой, отыскивая глазами заветные детские лица.

— Вы здесь… вы живы, — едва слышно прошептала она. — Хвала богине!

— Мама! — плача, воскликнул Митсу.

Хоши крепко сжала его пальцы левой рукой, а правой отыскала ручки других двоих детей.

— Тсурэн, — произнесла она, превозмогая слабость и глядя в прозрачные серые глаза сына, — позаботься о брате и сестре, ты — старший… Мирэн… будь умницей. Митсу, — называя это имя, Хоши не сдержала слез, и они закапали с длинных темных ресниц и покатились по щекам, — слушайся брата во всем! Теперь все будет хорошо, — женщина слабо откинулась назад и глаза ее закатились, но она успела произнести последние слова: — Дети… мои… посвящаю вас Великой Зерет…

Комната поплыла у Митсу перед глазами, ему показалось, что свечи погасли, выемки в стенах превратились в отверстия, сквозь которые льется холодный лунный свет. Эти лунные лучи робко ложились на каменный завал в северной части пещеры, и вдруг на камнях начал вырисовываться белесый силуэт, как будто огромное существо медленно поднималось с камней и выпрямлялось во весь рост. Это было величественное, страшное в своей неуловимости существо, напоминавшее гигантского паука, точнее, его призрак.

— Ми…тсу… — раздался шепот, от которого у мальчика начало сводить тело судорогами. — Митсу… впусти меня, таково последнее желание твоей матери.

— Впустить… впустить тебя? — пробормотал мальчик, дрожа и отступая на шаг назад.

— Протяни мне руку, вот так… Не бойся, дорогой, ведь ты меня знаешь, я — Зерет.

Теперь голос звучал чуть громче, это был странный, глубокий, нечеловечески-насыщенный голос, заполняющий голову слушателя целиком, вытесняющий все его мысли. Завороженный Митсу протянул руку и вдруг понял, что лежит на полу неподалеку от матери, а Нобуо отирает его лицо влажным полотенцем. Видение исчезло, свечи заливали комнату теплым светом, а бедная женщина была мертва.

Три подростка лет двенадцати на вид сидели у входа в храм. Старший брат, с длинными темно-русыми волосами пепельного оттенка, быстро выводил тушью символы, держа развернутый свиток на коленке. Сестра, хорошенькая, но бледная девочка с красивым разрезом темно-серых, почти черных глаз, с густыми угольно-черными волосами, забранными в тугой высокий хвост, лежала в траве у ног старшего брата и читала исписанную мелким почерком тетрадку. Младший брат сидел неподалеку и, казалось, медитировал. Его серебряные волосы были острижены на высоте подбородка, челка и короткие боковые прядки обрамляли молочно-белое прекрасное лицо, идеально симметричное, с продолговатыми глазами и благородными линиями носа и губ. Эти черты говорили о предках из клана Гинпатсу.

Все трое были облачены в одеяния монахов Подгорного храма — черные с белыми вставками.

— Ну?! — нетерпеливо произнес Тсурэн. — Будешь продолжать?

Митсу шевельнулся и отер пот со лба.

— Я пытаюсь, брат… Если честно, у меня уже совсем не осталось сил. Когда Истинная Мать говорит со мной, я все прекрасно понимаю с первого раза, но когда нужно расшифровывать рисунки и иероглифы из моих видений… Это все равно что пронизывать взглядом время и пространство — выжимает чакру почти целиком.

— Постарайся, — холодно, но с некоторым нажимом ответил Тсурэн. Он разглядывал брата, не испытывая к нему сочувствия, отстраненно. Странные мысли снова рождались в его голове.

Брат всегда был мягким, чувствительным человеком. Странно, что Великая Зерет именно его избрала сосудом для своих мыслей и воспоминаний. Конечно, дело в этом — в повышенной чувствительности. Но как сказала сама богиня посредством Митсу, в каждом из них находилась частица ее души и воли. Именно Зерет вдохнула в них жизнь, когда Хоши, чей образ потускнел в памяти Тсурэна, прибегла к ее помощи. Тсурэн всегда чувствовал себя особенным, он стоял выше обычных человеческих чувств, даже Мирэн избегала большинства позорных слабостей, а ведь ее воля охотно подчинялась его воле… Не зря же так легко давались старшему брату и сестре контроль над чакрой и знания о техниках Лунного мира. Это были не просто техники, а способности богов, отличавшиеся по форме и существу от обычных умений шиноби.

Тот человек в черном балахоне, однажды явившийся к ним, подтвердил, что все трое невероятно сильны. Он льстил им и увлекал на путь глубинного познания и обретения власти над человеческой природой. Эти беседы продолжались до тех пор, пока однажды странный человек в черном, представившийся как господин Орочимару, не остался наедине с Митсу. Подробностей их короткого разговора Тсурэн не знал, да и брат его, очевидно, впал в один из своих трансов и не мог дать объяснений. Но с тех пор человек в черном балахоне в окрестностях храма не появлялся.

Ясным летним утром с холма напротив храма спускались две фигуры, отягощенные походными заплечными сумками. Пожилая женщина и ее внучка приблизились ко входу, низко поклонились и вежливо приветствовали вышедшего им навстречу монаха.