– Как вы думаете, Сергей Юльевич, если я приглашу его в товарищи? – спросил Сипягин.

– Наверное, Дурново должен отлично знать министерство, а вам необходимо иметь умного и деятельного товарища, – ответил Витте, – но я бы не советовал поручать ему дела полиции и вообще такие дела, в которых есть вещи неконтролируемые, делаемые не при свете дня.

Сипягин, поняв намек, коротко ответил:

– Это я знаю.

Вскоре после этого разговора Дурново и генерал-майор князь Святополк-Мирский были назначены товарищами (заместителями) министра. Последний был командующим корпусом жандармов, и в его ведении был Департамент полиции, так как министр делами департамента не занимался. Дурново поручили скромный участок – почты и телеграфы.

Был еще товарищ министра – князь Оболенский. С ним Сипягин был на «ты», но не доверял ему – уж очень было видно, что тот мечтает сделать карьеру и стать министром.

Сипягин помог Дурново выкрутиться из старой истории, выделив ему деньги из секретных сумм Департамента полиции. Так тот покрыл свои потери на бирже. Поддерживал Сипягин Дурново потому, что тот против министра не интриговал.

А вот Оболенский интриговал, и еще как! Особенно тогда, когда министр болел и Оболенский ходил на личные доклады государю, рассчитывая произвести на него впечатление.

Дурново был уверен, что понравиться государю – это еще не все, надо, чтобы кандидатуру поддержали и те, кто имел на государя влияние, потому что должность министра внутренних дел в правительстве особая, к ней все относились с большими претензиями.

После Сипягина пришел Плеве.

После Плеве министром стал князь Святополк-Мирский.

И при всех министрах Дурново вел себя корректно. Он был умным, выжидал, не спешил, зная, что часто выигрывают те, кто не слишком торопит события.

Дурново вел себя в высшей степени корректно, высказывал разумные мысли. Этим он производил впечатление на графа Витте и преуспел. Витте предложил Петру Дурново пост министра в своем правительстве, считая, что нашел себе хорошего помощника.

О своем выборе он позже сожалел. Так и сказал:

– При тех обстоятельствах, в которых я позже очутился, в этом назначении состояла одна из моих существенных ошибок, значительно способствовавшая ухудшению и без того трудного моего положения как председателя Совета министров.

Потом ушел со своим правительством и Витте. Его сменил Горемыкин, также имевший кандидатуру на должность министра внутренних дел, но у государя оказалась своя. Оставлять Петра Николаевича министром он не хотел, потому что в нем разочаровался: с октября 1905 года по апрель 1906-го Дурново так и не навел в государстве порядка.

– Конечно, у нас много профессионалов, – заметил государь, – но дела от этого лучше не становятся. Видимо, министром должен стать умный и энергичный человек, который смог бы активизировать деятельность министерства.

Тут и всплыла кандидатура Столыпина. Кандидатур было предложено государю несколько, но он остановился именно на ней, потому что по возрасту саратовский губернатор был самым молодым и, как рассуждал царь, самым энергичным.

Он советовался с матерью, вдовствующей императрицей. Та его выбор одобрила. Им нравилось, что Петр Аркадьевич из знатного рода, честно служившего самодержавию.

– И я думаю, что не ошибся, – заключил переговоры Николай II.

Наверное, это был один из немногих удачных выборов, сделанных Николаем II за годы своего царствования.

Очередная интрига вокруг правительства закончилась. В министерстве внутренних дел появилась «новая метла».

Когда провинциалы переезжают в столицу, она их поражает своим величием, пугает своей энергией. Впервые увидев трамвай, большую электрическую коляску, провинциал шарахался в сторону.

Столыпин и его супруга в столице бывали, на трамвае катались и с улыбкой смотрели, как удивляются столичному образу жизни их дети.

В воспоминаниях старшей дочери Столыпина Марии мы читаем о тех днях: «Сам Петербург меня с первого же дня очень разочаровал: мрачным, ненарядным, недостаточно „европейским“ показался он мне после Берлина и Вены, а вместе с тем, что не было в нем и восточного великолепия Москвы. Лишь позднее оценила я красоту нашей столицы: „Невы державное теченье“, сказочно легкие очертания Петропавловской крепости в морозном тумане вечерних петербургских сумерок».

Наконец-то прибыла из Саратова в столицу мебель в казенную квартиру министра внутренних дел на Мойке.

– Мы будем жить на Аптекарском острове, на даче, – оповестил глава семейства своих домочадцев.

На даче охрана была поставлена намного лучше, чем в Саратове. Оно и понятно, ведь в Саратове полиция охраняла губернатора, а здесь своего непосредственного начальника – самого министра!

Как-то Мария пошла в церковь, расположенную за садом. Возвращаясь, подошла к калитке, чтобы открыть ее, как откуда ни возьмись полицейский:

– Ты куда?

– Как куда? Домой!

– Куда это домой? – строго спросил охранник.

– На дачу к своим родителям!

– Ты хочешь сказать, что ты дочь министра? Так мы тебе и поверили! А ну иди за мной!

И охранник отвел дочь Столыпина в участок, который находился через несколько улиц. Завел в комнату с канцелярскими столами, где сидели сотрудники в строгих мундирах, чтобы разобраться, кто же эта девушка. Вдруг один из офицеров, узнав дочь министра, выскочил из-за стола и подбежал к Марии.

– Извините полицейского за такое рвение! Больше подобного не повторится!

Офицер сам проводил девушку до злосчастной калитки и, вновь извинившись, просил родителям об этом случае не говорить.

Когда дочь все же рассказала за завтраком, что с ней случилось накануне, родители рассмеялись.

– Видишь, какая у нас теперь охрана! – заметила мать.

– Да, ее не проведешь! – сказал довольный отец.

– А я не хотела бы жить под такой охраной, – высказалась дочь, – ведь это так скучно – не сад, а настоящая тюрьма.

Родители ничего не ответили, словно не слышали, и перевели разговор на сетования Казимира, семейного слуги, которого с иронией восприняла местная прислуга. Казимир служил Столыпиным с малых лет и называл их всегда «Петр Аркадьевич» и «Ольга Борисовна», а казенная прислуга – лакеи, швейцары и курьеры, прислуживающие на казенной даче, – обращалась к хозяевам только со словами «ваше превосходительство». Здешние порядки Казимира удивили.

Но не по этому поводу смеялись Столыпины, а совсем по другому. Местный лакей, привыкший к большим сановникам, поинтересовался у Казимира:

– А где же лента у его высокопревосходительства?

– А у Петра Аркадьевича ленты никакой нет, – ответил Казимир.

– Он разве не генерал?

– Нет, пока не генерал!

– Неужели такой молодой? – спросил лакей. – Сколько же ему лет?

Лакея смутило, что молодой чиновник, к тому же не имеющий орденской ленты, занял место на их даче. Прежде такого никогда не бывало.

Чтобы выйти из неловкого положения, Казимир заметил:

– Петра Аркадьевича сам государь назначил. Он еще столько орденских лент получит, сколько вашим генералам и не снилось!

Переборщил, конечно, Казимир, ведь на даче на Аптекарском острове и раньше поселялись только министры, а назначал их, естественно, сам государь.

Конечно, лакеи на Аптекарском острове газет не читали, больше жили слухами и обрывками фраз, которые схватывали на лету. По фразам они четко определяли табель о рангах, были в курсе всех событий, происходивших в столице, и лучше Казимира знали, кто такой Столыпин и почему государь перевел его из провинции в Петербург, сделав на молодого чиновника ставку. Знали и то, что министр внутренних дел в правительстве второй человек после его председателя. Наверняка лакеи и швейцары, осведомленные во многих вопросах, хорошо разбирались и в делах житейских, ибо служили не только господам, но и полиции.