В окно мрачно заглядывали холодные ноябрьские сумерки, плавно перетекающие во тьму, хотя было еще совсем не поздно. Нижний этаж: практически ничего, кроме раскидистого дерева, из окна не видать.

Ноябрь… Сухой и ледяной. Пора, когда рисунок, отпечатанный в грязи протекторами колес, тверже асфальта. Когда с неба срываются снежинки, похожие на пшено: такие же круглые, мелкие и колючие, больно бьющие по глазам. Пора, подвешенная во времени – еще не полный конец года, но и уже далеко не начало.

Центральное отопление давно заработало, но в сырой квартире было промозгло и холодно. Легкая испарина после секса еще сильнее остудила разгоряченное тело: Эдуард почувствовал мелкую дрожь.

Огонек на пару секунд вспыхнул ярко-оранжевым светом, затем снова подернулся серым пеплом. Парень отстраненно подумал, что видит в этом аналогию с собственной жизнью: пара часов яркого света и недели непроглядной серости.

Со смерти Ольги прошло уже полгода, но боль не утихала. Эд чувствовал, как застрял, будто в янтаре. За этот период перед ним прошел, что называется, калейдоскоп незнакомых лиц. Растворяясь в случайных связях, Эдуард пытался заглушить тоску. На какое-то время становилось легче, но от себя далеко не убежишь.

Вновь накатили воспоминания: ужасы реанимации, запах больницы, очередной сердечный приступ, из которого мать так и не выкарабкалась.

Теплый оранжевый огонек туда-сюда в ледяном сером свете.

Всепоглощающее одиночество затопило до краев, пронзительная потеря красной нитью прошила всю оставшуюся жизнь.

– Эй, возвращайся в постель, без тебя холодно, – на плечо легла чужая рука. Грубоватый голос звучал практически над ухом.

– Сейчас, – глухо отозвался Эд.

– Не заставляй меня ждать, Барсик, – гыгыкнул случайный знакомый и исчез в темноте.

Дрожащие пальцы вновь поднесли порцию дыма к губам. Зарождающаяся тошнота напомнила ему, как давно он не ел. Эдуард скривился. Недокуренная сигарета на миг зависла, а потом умерла в пепельнице россыпью искр.

Капающий кран жалобно ронял слезы. Эдик нашел на полке относительно чистую чашку и набрал воды. Выпив все до дна, он осторожно поставил ее в раковину и вернулся обратно в комнату.

Силуэт Артема на кровати был едва различим в сгущающейся темноте. Он, полностью обнаженный, лежал, закинув руки за голову, подмышки и пах темнели растительностью. Шерстяное одеяло в не слишком чистом пододеяльнике сбилось, скомкалось и съехало на пол. Эдик, подавив вздох, лег рядом.

– Как зовут тебя? – снова пристал Артем, властно привлекая Эда к себе.

– Отъебись, – устало отозвался тот и закрыл глаза.

– Можешь спать пока, – разрешил хозяин. – Но учти – я ненасытный!

Он запустил пятерню в волосы Эда и взъерошил их. Тот раздраженно дернул головой, повернулся к парню спиной и через пару минут забылся дремой.

– Вот еблан! – В сердцах рявкнул Эдуард, вскидывая злющий взгляд на случайного любовника. В руках он держал соскользнувшую с шеи подвеску: кожаный шнурок, разорванный Артемом в порыве страсти, беззащитно топорщился волокнистыми концами.

– Ты че – серьезно? – Новый знакомый даже стушевался, явно не ожидая от парня настолько негативной реакции. – Таких шнурков в переходе знаешь, сколько можно купить?

Эдуард молча встал с постели и принялся одеваться. Подвеску он сунул в карман джинсов, предварительно убедившись, что в нем нет дырок.

– Эй, Барсик – не гони! – Артем сел на постели и опер локти о колени. – Четыре утра. Я сам тебе шнурок куплю, ну?

Не издавая ни звука, Эдик полностью оделся и, бросив взгляд на непроглядную темень за окном, направился в сторону прихожей. Отчего-то общество этого парня очень тяготило его морально, и он был рад поводу наконец-то свалить.

– Э, придурок! – Артем выскочил в коридор полностью голым, но Эд, уже натянувший обувь, схватил куртку и сверкнул глазами:

– Счастливо оставаться!

Февраль

21 год

– Эдюха, ты конкретно похудел.

Обнаженный Роман сидел на постели, вглядываясь парню в лицо. Тот, смотря прямо перед собой, огрызнулся:

– Ты меня взвешивал, что ли?

– У меня на мужиков глаз-алмаз – мне и не надо! – отозвался хозяин, поднимаясь с постели и застегивая джинсы. – Ты пожрать забываешь?

Эдуард промолчал. Ромку он не видел очень давно, перестав из-за нехватки времени заскакивать к нему домой. Лишь редкие телефонные звонки держали их общение на плаву, не давая ему кануть в небытие. И теперь, в кои то веки, попав к приятелю в гости, Эдик не хотел об этом пожалеть, но уже ощущал, как раздражается от неуместных замечаний в свой адрес.

Роман, словно почувствовав, что перегибает, вновь улегся с ним рядом и потянулся с завидной пластикой.

– Я как раз ужинать собирался, когда ты пришел, – зашел он с другой стороны. – Будешь хавать?

Эдуард, помедлив, все же кивнул и неторопливо направился на тесную кухню следом за хозяином.

– Картошка уже почищена, сейчас быстро пожарю, – сообщил Роман и достал из холодильника банку маринованных грибов. – Не деликатесы, но…

– Годится, – глухо буркнул Эд. Он оперся лбом о сцепленные в замок руки и на приятеля не смотрел.

– Как дела вообще? – Осторожно поинтересовался Роман, перекрикивая шипение жарящейся в масле картошки.

– Дела в порядке, спасибо зарядке, – отозвался Эдуард, не меняя позы. Отшутившись, он словно дал понять, что не намерен посвящать посторонних в подробности своей жизни.

– Это конечно не мое дело, но… – Ромка не обернулся от плиты. – Парни из тусовки упоминали про тебя. Ходок, говорили, еще тот.

– Вот именно, – Эд все же повернул голову к приятелю. – Не твое дело.

Воцарившаяся тишина нарушалась лишь громким шипением готовящегося ужина. Роман ловко колдовал у печки, а Эд, казалось, глубоко ушел в себя. Он встрепенулся и благодарно улыбнулся лишь тогда, когда Роман поставил перед ним полную тарелку.

– А… твои как дела? – Минут пять спустя спросил Эдуард. Он понемногу наедался и чувствовал, как отступает раздражение, и ему на смену приходит совесть, громко шепчущая о том, что за все это время он так и не поинтересовался жизнью приятеля.

– Все путем, все ровно, – с полным ртом ответил Рома. – График на прошлой неделе поменялся, свидание из-за этого накрылось, а в остальном…

Он не договорил, и Эд сочувственно кивнул.

– Эдюха, в институте как дела? – Воскликнул приятель, будто вспомнив что-то очень важное. – Это ведь у тебя защита скоро, если не ошибаюсь?

– Да. У меня… – Эд на секунду запнулся. – Преддипломные каникулы.

– А мне кажется – это называется практика, а не каникулы, – с усмешкой прищурился Ромка. – И практика – в значении «упорная работа». Так как – пашешь?

– Ромчик, – парень вздохнул и вонзил в друга острый взгляд. – Тебе, случайно, мой декан денег не пообещал? За то, что на истинный путь науки меня наставишь?

– Издевайся, сколько влезет! – Фыркнул тот, с улыбкой качая головой. – Эд, я серьезно. Что с дипломом?

– Начало положено, – парень вспомнил свежесозданный текстовый документ, состоящий из двух страниц с пафосным сообщением о том, что это дипломная работа, и – чуть больше конкретики – на какую именно тему.

– Походу, положил ты кое-что другое, а совсем не начало… – пробормотал друг, и это Эда внезапно разозлило:

– Ромка, от… – Грубить все же не хотелось. – Отстань, – зло процедил он. Резко отодвинув пустую тарелку, парень всем корпусом развернулся к окну и под самое горло застегнул молнию теплого свитера.

Хозяин вздохнул, проглотил порцию ужина и, невесомо положив ладонь ему на плечо, извинился:

– Прости, конечно, но только еблан может все испортить в последние месяцы. У меня вот высшего образования нет, и что – думаешь, это очень весело? – Он красноречиво обвел рукой пространство, указывая на более чем скромную окружающую обстановку. – Много денег, как видишь, я не натанцевал…

– В стриптизеры иди, – буркнул Эд, и тот час же получил ощутимый подзатыльник.