У рыжего звонит телефон, и когда он отвечает, разговор следует за мной на кухню, пока я готовлю заказ.

- Здравствуй, дорогой! Такое чувство, будто я ждала целую вечность, когда ты наконец позвонишь, и боялась, что засну, поэтому я позвонила тебе.

У женщины по телефону тоже акцент - она говорит очень быстро и звучит очень бодро.

- Сколько энергетиков ты выпила, Фрэнни?

- Три, и я чувствую себя потрясающе! Скоро я собираюсь принять пенную ванну, а я знаю, как ты любишь меня в пузырях, так что мы можем поговорить по FaceTime, пока я это делаю!

- Прошу, не надо, - саркастически произносит чувственный голос.

- Саймон, это Николас?

- Да, он здесь, со мной. Мы хотим перекусить.

- Медвежонок, я думала, ты один. Тогда пузырькам придется подождать. О, и я сшила тебе две новые рубашки - они получились великолепными. Не могу дождаться, когда ты их увидишь!

В голосе Саймона слышится пожатие плеч, когда он объясняет своему другу:

- Она занялась шитьем в качестве хобби. Ей нравится шить мне одежду.

А тот отвечает:

- Может она сошьет себе кляп?

Фрэнни, по-видимому, подслушивает.

- Отвали, Ники!

После того, как Саймон положил трубку, пообещав принять ванну с пеной в номере отеля, двое мужчин продолжают говорить приглушенными голосами. Я улавливаю конец разговора, когда выхожу из кухни с чашкой в руке и тарелками с пирогами.

- ...узнал на собственном горьком опыте. Все продается и все имеет цену.

Чувствую, как эти серо-зеленые глаза смотрят на меня, когда я ставлю тарелки на стол. Возможно, теперь, когда я знаю его имя, он стал еще сексуальнее. Николас - хорошее имя.

- Как думаешь, голубка? - спрашивает он меня. Я ставлю перед ним кусок пирога, а Саймон принимается за чернику.

- Что я думаю о чем?

- Мы тут поспорили. Я считаю, что всё и вся можно купить по правильной цене. Как ты думаешь?

Было время, когда я была моложе, глупее и гораздо невиннее - как Элли - тогда бы я сказала «ну уж нет». Но в реальном мире, идеализм - это первое, от чего следует избавляться.

- Согласна с вами. Деньги решают всё.

- Черт возьми, теперь вы оба меня расстраиваете, - говорит Саймон. - Возможно, мне потребуется еще один кусок пирога.

Николас восхитительно-медленно улыбается. Это вызывает у меня головокружение и чувство слабости в коленях. И у него ямочки на щеках - как я раньше их не замечала? Они - идеальный фон к его сексуальности, добавляют игривую, мальчишескую красоту к его уже разрушительному воздействию.

- Рад, что ты это сказала, конфетка.

И я в наносекунде от того, чтобы захихикать как дурочка, поэтому я начинаю выбираться оттуда. Пока этот голос - который я бы с удовольствием слушала, пусть бы даже он зачитывал им телефонную книгу, если кто-то еще ею пользуется - не останавливает меня.

- Десять тысяч долларов.

Я поворачиваюсь, наклонив голову. Он уточняет.

- Проведи со мной ночь, и я заплачу тебе десять тысяч долларов.

- За что? – смеюсь я, потому что он, верно, шутит.

- Кровать большая и пустая. Давай начнем с нее и посмотрим, что получится.

Я перевожу взгляд с него на Саймона - на двух парней у двери.

- Это что, шутка?

Он делает еще глоток из фляжки.

- Я никогда не шучу о деньгах или сексе.

- Вы хотите заплатить мне десять тысяч долларов за секс с вами?

- Больше чем за один раз и в десятке разных позиций. Я бы мог, - он ставит воздушные кавычки, - «поухаживать» за тобой, но на это требуется время. - Он стучит по часам. Ага, Rolex - бриллианты и платина - запросто могут стоить $130 000. - А у меня сейчас катастрофически мало времени.

Я фыркаю, преодолевая шок.

- Я не буду спать с вами за деньги.

- Почему нет?

- Потому что я не проститутка.

- Конечно, нет. Но ты молода и красива, я красив и богат. Более приемлемый вопрос: почему мы уже не трахаемся?

Это сильный аргумент. Подождите, нет-нет, не так. Это плохой аргумент. Плохой, грязный, дикий - дерьмо! Николасу, кажется, нравится смотреть, как я все обдумываю. И, Боже, я думаю об этом. После того, как они уйдут, я буду думать об этом вновь и вновь, вплоть до мельчайших деталей. Но если отбросить фантазии, я просто не из тех девушек, которые идут на что-то подобное в реальной жизни.

- Нет.

- Нет? - он выглядит искренне потрясенным. И разочарованным.

- Нет, - повторяю я. – Это было бы неправильно.

Он проводит пальцем по нижней губе, оценивая меня. Говоря о размерах, у него большие пальцы. Длинные, с чистыми, подстриженными ногтями.

- У тебя есть парень?

- Нет.

- Лесбиянка?

- Нет.

- Тогда это самое правильное, что ты можешь сделать.

Я вздергиваю подбородок и скрещиваю руки на груди.

- Мое достоинство не продается.

Николас наклоняется вперед, пожирая меня глазами.

- Я не хочу вставлять член в твое достоинство, любовь моя. Я хочу вставить его в другие места.

- У вас на все есть ответ?

- Вот ответ - двадцать тысяч долларов.

Черт возьми! У меня отваливается челюстью, и если бы у нас летали мухи, я бы поймала их все. Эти великолепные глаза заглядывают в глубину меня, притягивая.

- Ты не пожалеешь, клянусь.

И теперь мысли о деньгах - обо всех этих деньгах - затмевают мысли о сексе. То, что я могла бы сделать с такими деньгами... заменить водонагреватель, оплатить долги, отложить немного на обучение Элли во втором семестре. Господи, как заманчиво. Но после того, как деньги уйдут - а они уйдут быстро – останется мое отражение в зеркале. Мне придется смотреть на него каждый день.

- Думаю, мы оба ошибались. - Я пожимаю плечами. - Некоторые вещи не продаются ни за какие деньги.

Саймон хлопает в ладоши.

- Молодец, милая. Оптимизм побеждает. Кстати, этот пирог фантастический - вы сказали, что сами их делаете? Вам следует написать поваренную книгу.

Я ему не отвечаю. Николас все еще смотрит мне в глаза - я не могу отвести взгляд.

- А может, я просто пытаюсь купить что-то не то. Иногда корова не продается, но молоко не всегда должно быть бесплатным.

Ладно, теперь видно, что он пьян, потому что в этом нет никакого смысла.

- Не хотите объяснить, что это значит? - он смеется.

- А как насчет поцелуя? - дыхание покидает мои легкие одним большим свистом. И то, что он говорит дальше, перекрывает доступ новому глотку воздуха. - Если я не попробую их в ближайшее время, то сойду с ума.

Я никогда не задумывалась о своих губах. Думаю, они красивые, естественно пухлые и розовые - пару раз в день я использую бальзам для губ с малиновым вкусом, иногда масло ши.

- Пять тысяч долларов.

Я бы поцеловала его бесплатно. Но есть что-то волнующее - почти лестное, в больном, извращенном смысле - в том, что он делает подобное предложение. Потому что он хочет этого достаточно сильно, чтобы заплатить за него.

- Пять тысяч долларов? За поцелуй?

- Именно это я и сказал.

- С языком?

- Без него это не настоящий поцелуй.

Я колеблюсь еще мгновение. Достаточно долго, чтобы Николас... все испортил.

- Просто скажи «да», детка. Тебе явно нужны деньги.

Охаю, прежде чем успеваю остановиться. Не думала, что четыре слова от незнакомца могут причинить такую боль. Вот мудак. Тысячи разных вещей - унижение от того, что мне в лицо бросают обстоятельства, в которых я оказалась, разочарование, что этот мужчина - этот великолепный, соблазнительный мужчина - думает, что я какой-то благотворительный случай, стыд, который приходит вместе с борьбой. В мгновение ока я вижу кофейню со стороны: облупившаяся краска, сломанный замок, потертые стулья и потрепанные занавески, которые перестали быть шикарными много лет назад.

- Черт возьми, Николас, - говорит Саймон.

Но тот просто смотрит на меня, ожидая, эти высокомерные зеленые глаза светятся предвкушением. Поэтому я даю ему то, чего он ждет.

- Руки под стол, - приказываю я. Он улыбается еще шире, кладет фляжку в карман и делает то, что ему говорят. - Закрыть глаза.