Полицейский, изучив его достаточно, что-то проговорил в микрофон. Ариус Крон не слышал что именно, связь с ним дежурный отключил. Закончив быстро говорить, он нажал какую-то кнопку, и с правой стороны от его окна открылась тяжелая железная дверь.

– Проходите. – снова зазвучал в динамике холодный голос полицейского и снова пропал, а его хозяин отвернулся, словно потеряв интерес к пришедшему.

За дверью был небольшой коридор, открытый с противоположной стороны. Не успел крон пройти несколько шагов, как дверь позади него захлопнулась со зловещим звуком. На секунду его посетило ощущение, что он от сюда уже не выйдет. Он нехотя снова повернулся вперед, где неожиданно его встретила пара полицейских и, совсем как те, что вывели его из такси, они взяли его под руки и потянули дальше. Ариус крон давно прожил в этой системе. Всю свою долгую жизнь он был свидетелем ее возникновения. И через столько лет он уже принимал это как необходимое и неизбежное неудобство. Другого отношения в их диком полном преступности мире быть не могло.

Полицейские, проведя его через несколько коридоров, вдоль решеток и клепаных металлических дверей, остановились у большой камеры, наполненной людьми. Наверное, будь у него лучше память, крон непременно узнал бы среди них кого-то, кого он видел мельком, выходя из такси в той кутерьме. Он знал как работает эта система. Малейшего подозрения было достаточно для ареста. Когда речь шла о теракте, не арестовать на основе подозрения было само по себе преступление по сегодняшним законам.

Но ждать за решеткой пришлось не долго. По крайней мере, не до утра, что было вполне в порядке вещей. Где-то через полчаса за ним пришла та же пара полицейских и, теперь уже надев на него наручники, повела по коридорам дальше. Возможно, снова сыграл роль его зеленый статус, или, что менее вероятно, то, что он пока что числился потерпевшим. Его следующей остановкой, по видимому, была комната для допросов. В ней не было ничего кроме металлического, привинченного к полу стола и пары таких же серых металлических стульев. Вообще, все в участке было каким-то бесцветно-серым, как полицейская форма.

Его посадили на один из стульев и прицепили к нему наручниками. До того момента, когда явился следователь по его делу, прошло еще полчаса. Профессор Крон полагал, что так и должно было быть. Должны же были полицейские разобраться в его случае, понять, вникнуть в детали. В глазах вошедшего мужчины это понимание просто было нарисовано. Вернее, абсолютная уверенность в понимании природы происходящего. И, нужно отметить, картина, нарисованная этим пониманием, была далеко не в пользу профессора. Следователь, сев на стул, еще некоторое время молча изучал что-то в своем планшете, а потом, подняв наконец глаза на профессора спросил:

– Значит, вы утверждаете, что вы – про…

– Профессор Ариус Крон, Государственный университет прикладной физики…

Следователь едва заметно ухмыльнулся, услышав это. Непонятно было, то ли он абсолютно не верил в слова Крона, то ли ему была смешна эта ситуация.

– Так…И что же, повторите еще, с вами приключилось,

Профессор начал сбивчиво рассказывать о своей поездке, гуманитарной миссии, ограблении, стараясь не упустить деталей, но и не сболтнуть лишнего. Рассказывая, он смотрел в хитроватые глаза следователя. Он готов был поклясться, что тот за эти полчаса ожидания получил информацию о том, что один из клиентов арестованной фирма сам пришел к нему, и теперь слушает его с усмешкой, ожидая подходящего момента, чтоб убить его морально фактом, что давно все знает и просто хотел посмотреть до чего этот псевдоинтеллигент доврется и бросить назад в клетку к заключенным, получив признание во всем совершенном и еще не успевшем совершиться.

– Допустим. Тогда объясните, – перебил его рассказ следователь, – как оказалось, что Система зафиксировала возвращение профессора Ариуса Крона домой еще час назад?

Профессор не нашелся что ответить. Он посмотрел в потолок, мысленно моделируя возможные события. Мог ли вор проехать по его документам? Да, при некоторой внешней схожести камеры у точек предъявления бэйджа не заметят подвоха. Успел бы он по времени? До момента его прихода в участок он того момента, когда его предположительно ограбили, прошло еще около часа. Этого было достаточно…

– Да, да, знаю…– перебил его следователь, когда Крон начал было неуверенно излагать свои соображения. – Это было бы стандартным поведением в случае ограбления жителя зеленой зоны.

При упоминании зеленой зоны в голосе и выражении лица следователя промелькнула смесь противоположных чувств. Это была и какая-то зависть, с одной стороны, потому что он-то вынужден жить здесь, и только мечтать о переезде в центральные районы. А с другой стороны хоть короткое, но упоение фактом власти над этим человечком, которому по нелепому стечению обстоятельств досталось, если он не врет, все то, о чем этот следователь захолустного квартала лишь мечтал.

– Все это было бы очевидно, – продолжил он, – если бы ни один маленький факт. Посмотрите, вы знаете этого человека?

Следователь повернул к нему планшет, на котором была фотография солидного мужчины. Седого, но еще не старого. Гладко выбритого, одетого в дорогой костюм и весело смотрящего вперед. Эта была его фотография, шестилетней давности. Она была в его анкете в университета и на его бэйдже. Ее печатали в газетах, когда выходила очередная статья о еще одном его открытии. Хорошая фотография, сделанная в хорошее время. Ариус Крон кивнул:

– Да, это я, разве…

– А теперь, – продолжил с тем же хитрым блеском в глазах следователь, показывая жестом на зеркальную стену, – посмотрите на этого.

Профессор Крон повернулся и взглянул в отражение в стене. Там он увидел одетого в старое штопанное пальто старика с седой лохматой бородой и такой же небрежной копной волос на макушке, лицо которого покрывали морщины, сутулого и разбитого. На секунду он мысленно улыбнулся. Да, на месте следователя я бы тоже задался вопросом.

Шесть лет назад его жизнь была яркой, насыщенной и счастливой. Насколько это было возможно в их мире. Его жена еще была жива… Но это было шесть лет назад. А вскоре все изменилось. И, оставшись один, он стал стремительно меняться. Погрузившись в свои исследования, он совершенно забыл обо всем остальном. Каждый день этих лет, проведенных в тоскливом погружении в работу чтоб хоть как-то забыться, добавлял ему по морщине. Отсутствие общественной жизни изменило его манеры и привычки. Да и....да и ко всему сегодня он еще и постарался одеться так, чтоб слиться с толпой чтоб избежать ограбления в этих криминальных местах. Он еще раз горько улыбнулся. Правда, иронично.

Еще более ироничным было то, что при таком обилии вездесущих камер, наблюдающих с каждого угла, фиксирующих мимику, походку, при всем гигантском объеме работы по слежению в Системе не было достаточно материала, чтобы подтвердить его личность. Потому что фиксировались лишь паттерны поведения, а черты лица и модель походки не были удостоверением личности. Да, по ним могли определить с большой вероятностью и найти кого-то, но это было только ориентиром, не имеющим юридической силы. Вот если бы кто-то, похожий на него по показателям, совершил покушение на теракт, тогда бы этих данных хватило чтоб арестовать его до завершения дела.

Конечно, в деле были его отпечатки пальцев. Они получили их, когда он нажимал кнопку на входе в участок. Но, несомненно, его отпечатки, оставшиеся карте, были скопированы вором и использованы при идентификации на входе в квартиру. Поэтому это только добавляло с точки зрения полицейских его делу подозрительности. Именно он мог быть злодеем, скопировавшим отпечатки. А временное вживление рисунка было не таким простым делом, что поднимало его статус от простого ограбления до, опять таки, возможности теракта. Полиция искала возможность теракта во всем.

Крон будто сейчас помнил день, когда впервые увидел на одном из гигантских уличных экранов рекламу. Это был социальный ролик, запущенный правительством в поддержку закона о расширении полномочий полиции. Эту кампанию спровоцировал всплеск преступности, когда жители отдаленных районов получили техническую возможность создания фиктивных карт пропуска. Небольшая технология, украденная с завода нашла просто гигантский отклик в народе. В не лучших его слоях, точнее сказать.