Внук Ягге ухмыльнулся, кончики его ушей зарделись:

— «Летай, как Гроттер», — гордо выдал он.

— Ты серьёзно?

— Конечно! Ты летаешь лучше всех, кого я знаю! Да тебе в воздухе, мне кажется, комфортнее, чем на земле.

Таня не знала, порадоваться ей или поколотить друга.

— Ладно, вернёмся к этому позже, — решила она, наблюдая, как Коля старательно пытается сжать её пальцы. — Так вот, мне нужна какая-нибудь брошюра про самые опасные тёмные артефакты всех времён.

Ягун резко перестал улыбаться и спросил подозрительно:

— Зачем тебе подобное чтиво?

— Хочу выяснить, чем заняты Сарданапал с Бейбарсовым, — вздохнула Таня. — У меня есть кое-какие мысли, но я пока до конца не уверена.

— Если мы за год не смогли всей школой докопаться, вряд ли удастся тебе в одиночку, — резонно заметил внук Ягге.

— Я всё же хочу попытаться. Понимаешь, я чувствую: происходит что-то опасное, грядёт что-то большое и смертоносное.

Николай потащил её палец ко рту, и Таня осторожно высвободила свою ладонь из цепкого захвата маленьких ручонок.

— Ну и что с того? — резко поинтересовался Ягун. — Какая тебе разница, что может произойти с Бейбарсовым?

Внучка Феофила Гроттера приподняла брови:

— Я не говорила, что конкретно с ним может что-то случиться — это касается вообще всех, опасность грозит каждому. Я не знаю, как это объяснить и что это, я просто так чувствую. С чего ты вдруг упомянул его?

— Нет, с чего ты упоминаешь о нём чаще, чем это необходимо. За последние несколько недель я слышал от тебя фамилию Бейбарсова в пять раз чаще, чем своё собственное имя. О Ваньке ты спросила всего раз.

Девушка растерялась:

— Я просто пытаюсь понять, чем именно они заняты с академиком. Я же уже сказала, происходит что-то странное…

Ягун перебил её, скривившись:

— Таня, хватит, прошу тебя. Ты говоришь о нём без умолку совсем по другой причине.

— Вот как? И по какой же?

— Мы не дети, ты всё прекрасно понимаешь. А вот я нет, я не могу понять, как вы могли расстаться с Ванькой, ведь вы были идеальной парой…

— Мы с Ванькой хотим слишком разного! Он желает жить в лесной глуши и лечить животных. Я мечтаю играть в драконбол. И мы врали друг другу всё это время, Ягун! Он молчал, что видит во мне перемены, которые его не устраивают, а я… В общем, я тоже не была с ним честна. И какие выводы можно сделать из всего этого?

— Что вы два упрямых идиота.

Таня устало вздохнула:

— Нет, это значит, что мы не смогли бы сделать друг друга счастливыми.

— Выходит, Бейбарсов сможет сделать тебя счастливой? Или, может, ты сама уже осчастливила его?

Большие уши Ягуна покраснели от волнения. Таня видела, что он почти мгновенно пожалел о своих словах, но гнев уже поднялся в ней удушливой волной, и обида, и стыд. Она медленно встала со скамьи, глядя в глаза другу:

— Я не обязана перед тобой отчитываться, и ни перед кем другим. Если я что-то должна, то только Ваньке, и наши проблемы мы решим сами. Кого бы я не захотела сделать счастливым, это только моё дело.

Внутри у неё всё дрожало: она ещё никогда прежде не говорила с Ягуном в таком тоне, никогда не ссорилась с ним настолько серьёзно. Всё в ней протестовало против этого, однако Таня понимала — настало время, когда она должна заявить о том, что имеет право на личное счастье, что она не обязана выпрашивать на это разрешения или одобрения.

— Знаешь, — произнёс Ягун тихо, так, что она едва расслышала его слова в галдящей сутолоке Зала, — когда Катя ждала ребёнка, мы думали, что это будет девочка. Тебя поразило, что я назвал свой магвазин в твою честь, но это мелочь. Я хотел назвать в честь тебя свою дочь, так сильно я любил тебя и уважал. А сейчас… я даже не знаю, Таня. Ты по-прежнему дорога мне, ты мой друг, но я больше не узнаю тебя.

Девушка помолчала, прежде чем ответить.

— Может, в этом всё дело? Вы все ожидали от меня определённого поведения и определённых действий, ни разу не поинтересовавшись, как я на самом деле хотела поступить, чего я хочу. Я давала всем жить своей жизнью, тогда как собственную выстраивала в соответствии с возложенными на меня ожиданиями, в угоду всем остальным. Не нужно называть в мою честь детей, не нужно делать из меня кумира. Мне не нужна такая ответственность. Просто дайте мне жить так, как я хочу, верните мне право быть счастливой.

Когда она выходила из больших двустворчатых дверей, спину ей всё ещё жёг потрясённый взгляд друга.

***

В тот же вечер после тренировки Таня сама улетела на Лысую Гору. Она сильно сомневалась, что после их разговора, закончившегося на довольно жёсткой и категорично ноте, Ягун исполнит её просьбу и привезёт нужную книгу. Да она и сама бы ничего от него не приняла, по крайней мере до тех пор, пока не остынет. К тому же, ей необходимо было развеяться.

Поэтому, освежившись и натянув любимые джинсы со свитером, девушка пролетела через Гардарику и взяла курс на северо-запад. Контрабас вспарывал воздух узким носом, под днищем проносились блестящая гладь воды. Уверенно ведя смычком, Таня ловила воздушные потоки, раскачиваясь на них, как на волнах. Эйфория полёта вымела из её головы все мысли, там не осталось ни обиды, ни усталости, только лёгкая, приятная грусть.

Когда девушка прибыла на место, небо над Лысой Горой подёрнулось розовыми предзакатными облаками. Здесь буйно и пышно цвело лето, в воздухе разливался упоительный аромат цветов, и на контрасте с этим великолепием по древним плитам города расхаживали порой не самые приятные представители магического мира.

Жизнь в городе, как всегда, бурлила. Снизившись на одной из улиц, Таня стала уверенно лавировать между близко стоящими домами, пробираясь к нужной лавке. Вслед ей летели порой проклятия, порой не самые приличные предложения, но девушка не обращала на это внимания. Тот, кто хоть раз окунался в жизнь этого местечка, ничему не удивляется, никогда не задаёт вопросы. Лысая Гора была источником, — адской смесью адреналина, беззакония и грязного очарования — из которого все напивались досыта.

Покупка нужной книги не заняла много времени. Покинув лавку, Таня огляделась по сторонам и дошла до конца улицы. Завернув за угол, она вышла к площади и уткнулась взглядом в новую блестящую витрину. Над входом сияли золотые буквы: «Летай, как Гроттер. Магвазин полётного снаряжения». За плотным стеклом сияли новенькие пылесосы, последние модели мётел, а также большой список недавно поступивших в продажу редких и специфичных средств передвижения.

Сердце Тани кольнуло раскаянием: она пожалела о ссоре с другом. Всё-таки, он действительно любил её, они через столькое прошли вместе, столько пережили, так много раз выручали друг друга. И поругались так серьёзно, наверное, впервые в жизни. И из-за кого — из-за Бейбарсова!

Вздрогнув, дочь Леопольда Гроттера отошла от магвазина и двинулась вглубь площади, разглядывая выставленные в витринах других лавок товары. Она подумала, что Ягун, возможно, в чём-то прав: она слегка помешалась на Глебе. Он царил в её душе, и он начал завладевать её сердцем. Как заразная болезнь, он распространялся всё дальше, прорастал всё глубже, и от этого не было лекарства.

Но назвать это чувство словами, облечь его в знакомую форму Таня не могла, не хотела, не смела. Ей казалось, что это станет катастрофой, началом конца. Ведь Бейбарсов — это ужас и мрак безлунной ночи, хищник, загадка, которую невозможно отгадать. Даже потерявший дар и изменившийся в лучшую сторону, он всё ещё был опасен настолько же, насколько притягателен. Какую бы игру она не затеяла — он победит. Где бы ни укрылась — он найдёт. Это не Ванька, с которым всё было просто и понятно — быть с Глебом значило вечно ходить по краю, балансировать над пропастью с кипящей лавой. Однако…

…не это ли было ей нужно?

Может, настала пора признать, что спокойная жизнь и простой мужчина не для неё?

Все эти размышления ничего не проясняли для Тани, только запутывали её ещё больше. Вот и сейчас она, разозлившись на себя, развернула в руках контрабас, намереваясь лететь обратно, когда в витрине ближайшей лавки, торгующей прессой, увидела знакомую яркую обложку. «Сплетни и Бредни», гласили кислотные буквы, а под ними во весь разворот были изображены… они с Глебом.