Ощущая, как потеют ладони, девушка поднялась с песка. Глеб, хмуро разглядывающий закат, вздрогнул и смерил её изумлённым взглядом.

— Таня?

Она не стала подтверждать очевидное. Какое-то время они смотрели друг на друга, пока Таня не решила, что теперь её черёд начинать диалог.

— Что-то случилось?

Она хотела узнать, зачем он вернулся, но бывший некромаг усмехнулся, и девушка поняла, как нелепо звучал её вопрос: конечно, случилось, что-то уже давно случилось с ними обоими, и даже всё пережитое впоследствии не смогло стереть это, обесценить или сгладить.

— Почему ты здесь? — задал он встречный вопрос.

— Я… я осталась в школе, тренировать сборную.

Свистящий выдох заставил Таню вскинуть глаза. Глеб смотрел на неё, сведя на переносице чёрные брови, и в глазах его читалось непонятное ей отчаяние. Но она не успела удивиться, уже озвучивая следующий вопрос:

— А ты что здесь делаешь?

— Я работаю в Тибидохсе, — просто ответил он.

Таня в шоке уставилась на него. Быть этого не может! Быть не может, чтобы они двое случайно оказались на Буяне одновременно, в одних и тех же условиях… Случайно ли?

— Я не знаю, что сказать, — пробормотала девушка. — Надеюсь только, что нашей работе не помешает то, что случилось… эээмм… то, что произошло на крыше.

— Ты имеешь в виду то, что поцеловала меня?

Кровь застучала у неё в висках, мысли испуганно заметались в попытках придумать оправдание, выкрутиться, спихнуть ответственность за случившееся на кого-то другого. Но всё было ложью, кроме самого факта: она действительно первой потянулась к нему. Однако признать это, особенно сейчас, когда всё ещё больше запуталось из-за их с Ванькой временного расставания, было выше Таниных сил.

— Я… я тогда выпила очень много вина.

— Вот как? — произнёс Глеб, прищурившись. Его губы тронула горькая усмешка: — Я целовал тебя, Таня. И чувствовал твой вкус, и соль твоего пота, и горечь чужого дыма на твоей коже — всё, что угодно, кроме алкоголя.

Когда он успел подойти так близко? Она отступила на шаг и упрямо вскинула подбородок. Он ведь прав, он прав, Чума его подери! Вот только это ничего, совсем ничего не меняет.

— Зачем ты хочешь всё ещё больше усложнить, Глеб?

— А есть куда? — его низкий голос ввинчивался ей в уши, заставляя отвлекаться от сути фразы. — В любом случае: я ничего не усложняю, я лишь хочу честности между нами.

— Как будто нам это когда-то помогало, — резонно заметила Таня. — Я тоже не хочу недоговорок, поверь, просто сейчас… всё и без того слишком запутано. А раз нам придётся работать рядом…

— В Тибидохсе я появляюсь редко, можешь не переживать насчёт этого.

— Дело в другом. Просто я помню, как было раньше, и хочу убедиться, что…

Он шагнул вперёд, резко сократив пространство между ними до минимума. Таня сглотнула и запрокинула голову, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза. Непривычные, серые, обманчиво-холодные глаза.

— Ты боишься меня?

Она замотала головой, хотя голос в голове вопил: «Да!».

— Ты сказал, что ненавидишь меня… Тогда, в железнодорожной будке. Ты… ты меня ненавидел?

Взгляд Глеба окатил её сожалением и ледяной отстранённостью. По коже девушки пробежал мороз, уступивший место жару, от которого буквально вскипала кровь. Бейбарсов наклонился ещё ниже. Он не моргал, он почти не дышал.

— Я тебе не враг, Таня. И никогда им не стану, поверь, я скорее сердце себе вырву. Ты можешь спокойно жить своей жизнью, я тебя не побеспокою.

Его лицо было так близко, так опасно близко, и воспоминание о горячих, умелых губах захлестнуло Таню: как жадно, как страстно он целовал её, — таких поцелуев ни с кем другим быть не могло. Вспомнилось его прерывистое дыхание, его крепкое тело, прижимающее её к каменной стене, и чувства, пьянящие так, что никакого вина не требовалось.

Бейбарсов будто понял, о чём она думает, и перевёл взгляд на её губы. Тёмные ресницы скрывали эмоции, отпечатывающиеся на серой радужке, но по сбившемуся дыханию Таня догадалась, что мужчину душили те же воспоминания, что и её саму.

Он снова оказался сильнее и первым отпрянул. Отошёл на шаг, потом ещё на один. Отбросил со лба чёлку, и девушка увидела, как на безымянном пальце у него сверкнуло чёрное кольцо. Почему она не заметила его раньше? Не сказав больше ни слова, Бейбарсов склонил голову в прощальном жесте, и, обойдя Таню, направился в сторону Тибидохса.

На Буян опускался вечер. Детали острова начали меркнуть в наступающей темноте. Таня подняла контрабас, дождалась, когда тёмная фигура исчезнет вдали, и направилась в ту же сторону.

Пятнадцать минут назад всё было непросто, но хорошо. Теперь же всё стало гораздо сложнее — и при этом невыносимо, невозможно прекраснее. Внучка Феофила Гроттера чувствовала, как от этой двойственности голова идёт кругом.

Глеб здесь, совсем рядом. А Ванька за тысячи километров. И всё, что она ощущает по этому поводу — вихрь противоречивых эмоций.

Пытаясь разобраться в собственных ощущениях, она вспоминала, как жалела Глеба. Но ведь именно из этого чувства родилась когда-то её любовь к Ваньке. А жалость к Глебу была гораздо сильнее, чем всё, что она испытывала до этого. Ей давно уже и намекали, и говорили открытым текстом, а Таня всё не догадывалась, всё отказывалась понимать собственную подоплёку самого важного чувства на свете… Как же она не разглядела тогда за этой жалостью нечто большее? Как могла не понять, что это было оно, то самое…

В многочисленных окнах крепости горел свет. Уже подойдя к воротам замка, Таня подумала: что бы она ни испытывала к Глебу, одно было несомненно — все её мысли, все её чувства отсылали к нему, кружили вокруг него, закольцовывались в эмоциональный ураган.

О да, она боялась его.

А ещё она хотела его.

И уже не знала, что пугало её больше.

========== 10. Белые цветы, чёрные шипы ==========

Обе-рек — Ты

Мёртвые дельфины — На моей луне

Дельфин — Где ты

***

я бы мог вести тебя через тьму,

или там оставить. и ждать конца.

я хотел увидеть всю призму мук,

пожирающих свет с твоего лица,

и с тобою жёстко, как с теми, до…

паутина ярости на белках.

предвкушение чувства твоих шагов,

чтоб увидеть твой долгожданный крах.

не бери из рук ничего чужих,

и не стой раздетая на ветру.

я хочу, чтоб ты была лучше их,

когда я, неизбежно, к тебе приду.

пробежит, как дрожь, по моей груди

твоих рук горячих небрежный такт.

я пришёл сказать, что хотел уйти.

как от всех других.

но не знаю как.

(Оксана Утева. Я бы мог говорить с тобой ни о чём…)

***

Ослаблю хватку хоть немного — убегаешь,

В пылу сожму покрепче — умираешь.

Держу в объятиях со страхом и гадаю:

То ль убиваю я тебя, то ли теряю.

(Рэй Брэдбери. Дзен в искусстве написания книг)

***

Когда он улетал на следующий вечер после встречи выпускников, то думал, что в следующий раз увидит Таню Гроттер очень, очень нескоро. Никто не знал, что он чувствовал, покидая Буян в предзакатном свете. Как и сам Глеб не знал, что буквально полчаса спустя через заслон Гардарики пролетел пылесос, увозящий одного Валялкина, без невесты.

А бывший некромаг проносился над океаном, овеваемый пронзительным ветром, и губы его жгло: на них, как клеймо, стоял поцелуй рыжеволосой девушки.

Бейбарсов не понимал её. Он и себя не понимал: после такого поцелуя он просто взял и отпустил её. Разжал руки, позволил уйти. Разве сделал бы он подобное ещё год или два назад? Нет, Сарданапал прав: в нём происходят изменения. Но одному лишь Глебу было известно, чего это стоит.

Остаток ночи и половину следующего дня Глеб провёл в своей комнате. Он боялся выйти наружу, боялся своих мыслей и желаний, боялся не справиться с океаном страстей и эмоций, что бушевали в нём. Запутавшийся, возбуждённый до крайности физически и морально, он метался в тесном пространстве от стены к стене, пытаясь понять, что могло двигать Таней, когда она потянулась к его губам. Он знал, он чувствовал — она хотела этого, очень хотела. Её тёплый растерянный взгляд, судорожный выдох, её губы рассказали ему куда больше, чем того желала хозяйка.