— Чего ты хочешь, Таня? — резко спросил он. — Чтобы я решил всё за тебя? Ещё несколько лет назад я бы обрадовался такой возможности! Но не сегодня. Не перекладывай на меня ответственность за свой поступок. Ты сделала это, потому что хотела.

Таня ещё какое-то время смотрела на него, и даже воздух между ними дрожал от напряжения. А потом она тихо проскользнула мимо него к люку и скрылась в зияющем провале.

Глеб Бейбарсов оперся локтями на стену, приглаживая волосы и пытаясь привести мысли в порядок.

Это было опасно.

Это было прекрасно.

Но он должен сделать всё, чтобы не допустить повторения. Потому что сегодня они сделали шаг к пропасти. В следующий раз они подойдут к самому краю. А в третий сорвутся.

Он думал о том, что через несколько дней Таня улетит с Буяна со своим женихом, скроется от него за тысячи километров, спрячется в густых таёжных лесах.

Увезёт с собой его сердце и душу.

И тогда он сможет ненадолго выдохнуть. Он купит в лопухоидном магазине три привычные бутылки с красной этикеткой. Он переживёт это, ведь уже столько было пройдено. И жизнь пойдёт своим чередом.

Глядя на разгорающийся над Буяном рассвет, Глеб убеждал себя в том, что всё будет именно так. Но голос, назойливый голос в его голове, который никогда не врал, твердил один и тот же вопрос, на который не было ответа: как всё может быть по-прежнему, если

его поцеловала Таня Гроттер?

Комментарий к 8. Созвездие Скорпиона

* Если слепой ведет слепого, то оба падают в яму.

========== 9. Необратимость ==========

***

Мне говорили: в глазах тех не сыщешь дна,

пропадешь и не вынырнешь — и погубит тебя она,

и беда с тобой приключится.

Что любовь это дар, книги, конечно, лгут:

тысячи брошенок ищут твой стылый след,

но когда ты заносишь над ними свои слова

— сердце за сердцем падает в талый снег.

Падает, угасая.

Оставляя горькие полыньи.

Я стою ближе всех,

обожженная и босая,

прикрывая подолом кусочек живой земли.

(Катарина Султанова. Он — дракон)

Гречка — Твои руки

Чичерина — На запах

Кино — Раньше в твоих глазах отражались костры

***

Таня опустила голову, разглядывая руку, обхватившую её талию: смуглая, жилистая, с длинными пальцами и протянувшимися под кожей канатами вен. Она так правильно лежала на ней, как будто там ей самое место, как будто рука Бейбарсова и Танина поясница были созданы для того, чтобы сосуществовать вместе.

И кровь стучала в висках, и перстень предупреждающе обжёг палец, когда Таня, осознавая всё безрассудство ситуации, потянулась к лицу Глеба. Их губы встретились.

Наконец-то, спустя столько лет — и это было самое нужное, самое правильное, что с ней когда-либо происходило.

Она сразу всё вспомнила. То ощущение полёта, и тоскливое, щемящее чувство неутолимой жажды. Её снова тянуло в водоворот, в бездну, где жар и лёд, где нет ни звуков, ни запахов, ни других людей, ничего, кроме…

э т о г о.

Его губ, её губ, их обоюдной нужды и отчаяния.

Он видел так много смерти и насилия, был так переполнен всем этим до краев, что насквозь пропитался яростью и ненавистью, и этот вкус горчил на языке, а Таня слизывала его, и не было на свете ничего желаннее этой горечи.

«Ты слишком слаба, чтобы вычерпать всю его тьму», сказал ей когда-то Сарданапал. Но зачем вычерпывать, думала девушка, ощущая напряженными мышцами живота, как Глеб вжимается в неё, зачем вычерпывать, если я могу её выпить? И она пила, пила из него, как будто хотела осушить, как будто таким образом она смогла бы выбелить те воспоминания, что были заражены тьмой его личности, слов и поступков.

Секунды падали в невозвратную вечность, и каждая следующая удаляла их обоих от того, что правильно, что просто и понятно. Они сливались — губами, телами, душами, и всё менялось навсегда, пока их рты вгрызались друг в друга, как будто каждый из них желал поглотить другого.

Когда она резко оттолкнула его, то даже не сразу поняла, почему. Не было никакого щелчка в голове, голоса, приказавшего остановиться — Тане просто стало не хватать воздуха. Но когда она избавилась от плена его губ, разум вдруг ожил и завопил от отчаяния.

Девушка прикрывала рот трясущейся рукой, пока спускалась вниз — прочь из Башни Привидений. Её губы пульсировали, и на них всё ещё сохранился вкус Глеба. И сколько она их не тёрла, этот вкус никуда не девался, он застрял у неё в горле. Ей казалось, что она вся пропахла бывшим некромагом.

Колени всё ещё дрожали, пока Таня пересчитывала ступеньки Лестницы Атлантов, но внезапно она будто споткнулась и замерла. Внизу, у подножия, стоял Ванька. Он смотрел на неё печально и потеряно. Странное чувство — как его назвать, как определить? — поднялось к горлу вместе с тошнотой, когда Таня поняла: он всё знает. Угадал, понял, и, видимо, гораздо раньше неё самой. Не сказав ни слова, Ванька развернулся и скрылся в высоких дверях, ведущих к мосту.

Таня бросилась ему вслед. Из Зала Двух Стихий доносились звуки пронзительной рок-баллады. Навстречу девушке, пошатываясь, шли в обнимку Гробыня и Пипа. Обе босые и смеющиеся, они распевали какую-то хулиганскую песенку, распространённую на Лысой Горе. Следом за ними тащились Генка Бульонов и Гуня, причём последний сжимал в своих огромных ручищах туфли жены. Замыкали процессию Ягун, Катя и Ритка Шито-Крыто под руку с Шурасиком и Ленкой Свеколт.

— О, Танька! Ну скажи, классно оторвались! — завопил внук Ягге заплетающимся языком.

— Классно, — подтвердила Таня, с тревогой вглядываясь в фигуры, движущиеся по мосту через ров. — Вы откуда такие весёлые?

— Мы к скалам ходили! — воскликнула Катя Лоткова, размахивая пустым бокалом из-под шампанского. — Сидели на берегу, песни пели, прошлое вспоминали!

— А ты где была? Ванька тебя потерял, — заметила догнавшая весёлую компанию Жанна Аббатикова, которая была, судя по всему, самой трезвой среди них.

— Я… я танцевала, — быстро соврала Таня и проскользнула к выходу.

Позади неё постепенно смолкал шум разудалых голосов. На мосту Ваньки не оказалось, лишь несколько парочек брели в сторону замка, и девушка интуитивно направилась к парку. Она обнаружила Валялкина у самого входа, он стоял возле небольшого журчащего фонтана. Протянув руку, Таня зачерпнула немного жидкости и попробовала на вкус.

— Красное полусладкое, — заметила она с неловким смешком и нерешительно приблизилась к жениху. — Вань…

— Ну как Бейбарсов, всё так же хорошо целуется? — хрипло поинтересовался он, засунув руки в карманы помятых брюк.

С лица Тани сошла краска. Она открыла рот, чтобы ответить, но не выдавила из себя ни звука: врать она не хотела, сказать правду не могла. Ванькины глаза мерцали в сумраке расцветавшего утра.

— Знаешь, Таня, я ведь никогда не принуждал тебя к тому, чтобы ты безвылазно сидела со мной в тайге. А теперь ты ведёшь себя, как арестант, сумевший сбежать от строгого тюремщика. Ягун сказал мне, что предложение тренировать сборную пришло тебе год назад. Почему ты мне сразу не сообщила, а выбрала именно сегодняшний вечер?

Она прочистила горло, прежде чем ответить:

— Я просто… Я не хотела уезжать от тебя, знала, что тебя это расстроит. Да и, потом, как ты там без меня справишься с Тантиком и Тангро? С еженедельными патрулями по лесу? Ты прав, ты меня не тянул за собой, просто я люблю тебя и хочу быть с тобой!

— Твоя любовь идёт рука об руку с жалостью, Таня. А мне жалости не надо. И сочувствия тоже, — отрезал Валялкин.

Девушка нахмурилась, в глазах её отразилось отчаяние. А ведь он прав: даже сейчас она страдала из-за того, что причинила ему боль, но по-настоящему виноватой себя не чувствовала. Это ощущение казалось диким, странным, но при этом удивительно правильным.

— Извини, — устало сказал Ванька, ероша пятернёй волосы. — Дело ведь даже не в тайге, и не в драконболе, дело в нас с тобой. Мне просто надоело, что между нами вечно недорезанным сусликом маячит призрак Бейбарсова. Он в нашем доме, в нашей спальне. Он всегда рядом. А теперь этот призрак обрёл физическое воплощение.