Решив, что, пока летит, придумает, что сказать Ваньке, Гроттер оседлала контрабас и, глубоко вздохнув, обернулась на Глеба. Он ободряюще улыбнулся ей и слегка склонил голову. Этот жест чем-то напомнил его прежний издевательский поклон, но был при этом гораздо более сдержанным и благородным. В нём чувствовалась ирония, а не насмешка.

Перед тем, как резко сорваться с крыши, Таня успела заметить нечто странное в его глазах: не надежда и не обещание, а… предвкушение. Это был взгляд человека, вот-вот собирающегося отправиться в полное приключений путешествие, о котором он давно мечтал. Но девушка не успела додумать эту мысль, потому что крыша панельки с маленькой точкой на ней уже исчезла.

Подхваченный воздушным потоком, контрабас быстро набрал высоту, и вскоре Нижний Новгород растворился внизу, исчезая за завесой облаков. И вместе с городом Таня оставляла человека, который вновь захватил и разбередил её душу.

Комментарий к 3. Глеб

* Жребий брошен; выбор сделан; решение принято.

** Всё суета.

========== 4. Искра света ==========

Комментарий к 4. Искра света

Короткая, скудная на события, но важная часть.

***

Как странно быть живым в чернеющем нигде,

Среди неспящих глаз звёзд, необыкновенно юных.

Пересекая вечность, думать о тебе,

Песка галактик огибая дюны.

Как жаль, что рай разбит на облаках Земли

И бог не покидает собственного дома.

Душа моя останется вдали

И будет без конца твоей душой искома.

А может, я внутри твоей души,

И потому мой путь так бесконечно долог.

В прекрасном веществе сверкающей тиши

Летящий сквозь безвременье осколок.

Прости, корабль меняет курс

Мы входим в плотную густую атмосферу.

Я так тебя люблю, я больше не боюсь,

И не надеюсь, и не обретаю веру.

(Дельфин — Слышишь)

***

Но это только ты.

А фон твой — ад.

Смотри без суеты

вперед. Назад

без ужаса смотри.

Будь прям и горд,

раздроблен изнутри,

на ощупь тверд.

(Иосиф Бродский. На прения с самим собою)

Би-2 — Мой рок-н-ролл

Смысловые Галлюцинации — Вечно Молодой

***

Глеб Бейбарсов метался на постели. Через судорожно сжатые зубы иногда вырывалось нечленораздельное мычание. На мгновение он замирал, смуглым кулаком комкая простыню, а потом снова начинал метаться.

Ему снилась избушка в лесу, снилась рыжеволосая девушка, лежащая на постели и смотрящая на него испуганными глазами. Он приближался к изножью кровати, чтобы сказать: не нужно бояться его, он больше никогда не причинит ей вреда. Но в этот момент из тёмного угла выступали два других мужчины, похожие на него как две капли воды: оба с гнусной улыбкой подходили к Бейбарсову, по дороге превращаясь в одну тонкую струйку густого дыма и проникая в него через нос, глаза, уши.

А после этого всё обращалось в кошмар. Страшная ярость поднималась в нём, порождая желание взять, сожрать, поглотить, и сопротивляться не было сил. Он запрыгивал на кровать, всем весом обрушиваясь на девушку, и начинал душить её, впиваясь в мягкие податливые губы. Она почему-то не сопротивлялась, только мычала, а он улыбался, глядя в её распахнутые от ужаса глаза. Внезапно рядом вырастал ещё один близнец, всё это время лежавший рядом с девушкой. Он одним движением отбрасывал Глеба на пол. И в следующее мгновение Бейбарсов и его близнец кидались друг на друг, раскрыв рты, как будто желая вцепиться в горло и разорвать…

Резко выдохнув, Глеб проснулся, садясь на кровати. Его грудь сильно вздымалась и блестела от пота. Согнув колени и уронив голову на вытянутые руки, он пытался отдышаться.

Нет, он определённо не оправился от приезда Тани. Прошло уже две недели, а бывший некромаг до сих пор ходил, окруженный её запахом, против воли выдергивал взглядом из толпы рыжеволосых девушек. Не мог заставить себя отвечать на поцелуи Алёны. Не мог заставить себя сосредоточиться на учёбе.

Кончики пальцев, которыми он касался Таниной руки и кольца ровно пять секунд, до сих пор покалывало. Это было его единственное прикосновение к девушке за все те часы, пока она была у него. Но этого было достаточно, чтобы его горячая кровь вновь вскипела, причиняя нестерпимую муку.

Он перебирал у себя в голове каждую секунду, что Таня провела рядом с ним той ночью, раскладывал каждое её движение на составляющие, пытаясь понять, был ли в них намёк хоть на что-то. В конце концов, понимая, что снова опасно близко подошел к черте, за которой только страдание и муки, Глеб нечеловеческим усилием воли заставив себя оторваться от воспоминаний и вернуться к прежней жизни.

Он уже почти смирился с тем, что вряд ли магию ему вернут в ближайшее время, снова стал проводить время с Алёной, даже начал получать удовольствие от лекций в училище. Но, как говорят — стоит перестать ждать чего-то, как оно тут же появляется.

Поэтому Бейбарсов почти не удивился, когда в солнечное сентябрьское воскресенье, вернувшись с работы, застал у себя в комнате сурового байкера, с любопытством разглядывавшего его рисунки.

Скинув рюкзак на пол, Глеб сложил руки на груди и прислонился к косяку, в свою очередь спокойно оценивая гостя. Он выглядел внушительно: высокий, широкоплечий, весь затянутый в кожу. Внешне байкер мало походил на того, кто обладает светлой магией. Однако жизнь научила бывшего некромага не обманываться личиной. Глаза у незнакомца были мудрые, добрые и лучились мягким теплом.

— Здравствуй, Глеб, — поприветствовал он глубоким басом и кивнул на мольберт и папку с набросками: — Я тоже рисую понемногу. У тебя неплохо получается.

— Добрый вечер, — Глеб слабо улыбнулся, оценив сдержанность и затаенную возвышенность похвалы, — благодарю.

Он вдруг ощутил, как по позвоночнику расползается колючий страх — но боялся он не гостя. Ему вдруг подумалось: а что, если его обманули, если сейчас этот детина посмотрит на него и поймёт, что он, Глеб, не заслуживает быть сосудом для светлой магии и никогда не будет к этому готов.

Байкер оторвался от созерцания рисунков и повернулся к Бейбарсову, с интересом разглядывая уже его самого.

— Если бы ты просто хотел вернуть себе магию как символ могущества — да, ты был бы недостоин, — спокойно ответил он, явно читая мысли Глеба. — Но ты хочешь иметь силы, чтобы доказать, на что ты способен, когда тебя не раздирает на части тёмный дар. Ты хочешь обратить тьму, которую успел распространить, в свет. Ты хочешь искупления.

Незнакомец приблизился к нему, что-то вытаскивая из кармана. Глеб заметил, как в руке байкера покачивается тонкий шнурок, на котором поблёскивает нечто, похожее на брелок или амулет. Закатные лучи брызнули в окно, и глаза бывшего некромага расширились: это были миниатюрные крылья.

— И ты заслужил искупление, — улыбнулся гость, быстро и осторожно касаясь лба Глеба ладонью, в которой были зажаты крылья.

Слепяще яркий столп света вырвался из двух окон обычной панельной пятиэтажки в Нижнем Новгороде. Кто-то потом говорил, что там жил парень-колдун, вот он и баловался разными ритуалами, а потом исчез. Впрочем, сплетня, перетираемая всем двором какое-то время, через неделю затихла, а потом и вовсе позабылась.

Жизнь людей пошла своим чередом.

Жизнь Глеба Бейбарсова изменилась навсегда.

***

Знакомые лабиринты коридоров встречали гулкой тишиной. Мелькали каменные стены, картины, причудливые статуи, освещённые дрожащим светом магических факелов. По пустым в этот поздний час коридорам шёл смуглый молодой мужчина в чёрной куртке и высоких военных ботинках. Он ступал расслабленным, слегка пружинистым шагом, но линия его плеч была напряжена.

И только глаза, отражавшие пляшущие огни факелов, прятали на самом дне ничем не замутненное счастье и лёгкую настороженность.

Магия, вновь бурлившая под его кожей, первые дни пьянила Глеба, как молодое вино. И ещё больше оглушало осознание, ощущение того, что её природа — светлая, чистая, без привычной тёмной взвеси, без ощущения пудовой тяжести, висящей на шее. Бывшему некромагу казалось, что он никогда не сможет привыкнуть к чувству лёгкой эйфории, порождённой светлым даром, вступившим в симбиоз с тёмными началами его души.