– Ошибки? – усмехнулся Сен-Жюст. – Или преступления? Я с трудом назвал бы ошибкой попытку разрушить счастье народа, стремление вернуть Франции короля и утопить ее в крови невинных людей, желавших лишь одного – свободы. А ведь именно в этом был повинен ваш любовник, гражданка. Он был солдатом узурпатора, он пал на поле боя.

– Вы заблуждаетесь! Уверяю вас, он никогда не служил монархии. Ему было вполне комфортно при республике. Шарль не интересовался политикой.

– Или вам известно куда меньше, чем я думал, – разочарованно проговорил Сен-Жюст, – или вы искусно лицедействуете.

– К чему мне обманывать вас? – пожала плечами молодая женщина. – Шарль мертв. Помнится, вы поклялись, что ему уже ничто не угрожает. Неплохая шутка! – она горько усмехнулась. – Боюсь, что не смогу сообщить вам ничего интересного. Чего еще вы ждете от меня? Признания в участии в роялистском заговоре? Вы его не получите.

– Сожалею, что приходится разочаровывать вас, гражданка, но ваша особа мне не интересна. Мне нужны только ваши друзья и друзья вашего любовника.

– А-а… – протянула Элеонора. – Мои друзья… Ну конечно! Ведь именно с них мы начали наше знакомство, с моих друзей. Я назвала вам всех, заслуживающих внимания.

– Ваших – возможно, но не друзей Лузиньяка.

– У него не было друзей. Во всяком случае, я их не знала. Он приходил ко мне, когда хотел, уходил, когда ему вздумается. Ни о чем не рассказывал, да я ни о чем и не спрашивала.

Она говорила, растягивая слова, с какой-то грустной ностальгией в голосе, не смотря на сидевшего напротив человека.

– Неужели он никогда не упоминал имени Барера? – спросил Сен-Жюст.

Элеонора встрепенулась и подняла на него вопросительный взгляд.

– Барера? – повторила она, проверяя, правильно ли расслышала имя. – При чем здесь Барер?

– При том, что Шарль де Лузиньяк был агентом Бертрана Барера. И что-то мне подсказывает, что вы прекрасно знали об этом.

– Нет, клянусь вам! – Сен-Жюсту пришлось признать, что этот возглас был совершенно искренним. – Я ничего не знала… Как странно. Очень странно… – она встала и нервно прошлась по комнате, сжав пальцами виски, будто пытась собраться с мыслями. – Вы уверены? – она обернулась к нему и, поймав его взгляд, кивнула: – Да, вы уверены. Впрочем… Вы правы: я бы знала, не могла бы не знать… И тем не менее… – она глубоко вздохнула и добавила: – С ними никогда ни в чем нельзя быть уверенной…

– С ними? С кем – с ними? – резкий вопрос Сен-Жюста заставил ее вздрогнуть.

Элеонора облокотилась о стену и растерянно покачала головой.

– Я совершенно запуталась. Только что вы назвали Лузиньяка агентом роялистов, а сейчас говорите, что он служил Бареру, но ведь Барер… – она запнулась, встретив его напряженный взгляд, словно буравивший ее насквозь, и закончила, опустив глаза: – … ведь Барер – депутат Национального конвента, член Комитета общественного спасения. При чем тут роялисты?

– Вот и мне бы хотелось это знать, – пробормотал Сен-Жюст. – Какая связь может быть между агентом Барера и драгоценностями казненной королевы, найденными в его кармане? В этом мне и нужна ваша помощь. И если я ее получу, даю слово, что вы выйдете отсюда немедленно!

Элеонора провела ладонями по лицу, медленно подошла к Сен-Жюсту и села на стул.

– Послушайте, гражданин Сен-Жюст, – проговорила она, положив локти на стол и опустив подбородок на скрещенные пальцы. – Не знаю, поверите вы мне или нет, но я действительно готова рассказать вам все, что мне известно. Признаться, я перестала что-либо понимать в связях Шарля. Мне трудно поверить тому, что вы говорите, хотя я понимаю, что вам нет нужды обманывать меня. Боюсь, я знаю еще меньше, чем вы. Роялисты, Барер, королевские драгоценности – все это с трудом укладывается у меня в голове. Я только сейчас начинаю осознавать, что совершенно не знала этого человека. Похоже, он скрывал от меня страшные тайны, стараясь, по-видимому, уберечь от обвинений в причастности к его делам…

– Старался уберечь вас или себя? – саркастически уточнил Сен-Жюст и, заметив ее удивление, добавил: – При первом же допросе вы выдали бы его Комитету общей безопасности. К чему рисковать, доверясь слабой женщине?

Она лишь молча опустила голову.

– Почему вас удивила его работа на Барера? – спросил Сен-Жюст, выдержав короткую паузу.

– А вас она не удивила? – Элеонора вскинула голову и с вызовом взглянула на депутата. – Ваш коллега связан с агентом роялистов, и вы спрашиваете, почему это удивляет меня?! Выходит, вас это не удивляет?

– Я давно уже перестал чему-либо удивляться, – признался он. – В наше-то время!..

Она пожала плечами и ничего не ответила. Сен-Жюст не торопил ее. Он быстро взглянул на карманные часы: почти половина девятого. Пора в Комитет. Убитый агент Барера подождет, а члены правительственных Комитетов ждать не будут. К тому же, ему необходимо было переговорить с Робеспьером до начала заседания.

– Что ж, – он встал и убрал бумаги в кожаный портфель, на котором было вытеснено его имя. – Продолжим через пару дней.

Элеонора подняла на него умоляющий взгляд.

– О нет, я не могу и дальше оставаться здесь! – в ее глазах заблестели слезы. – Вы же обещали…

– Я сказал, что мне нужна ваша помощь. Я ее пока не получил, – проговорил он, направляясь к выходу. – Надеюсь, через пару дней вы вспомните что-нибудь, что могло бы помочь нам обоим. Я отправлю посыльного к вашей горничной за теплыми вещами.

И он вышел, оставив дверь открытой. Элеонора увидела, как, отдав тихий короткий приказ тюремщику, он быстро зашагал по слабо освещенному узкому коридору.

4 вантоза II года республики (22 февраля 1794 г.)

Заседание 22 февраля 1794 года (или 4 вантоза Второго года, по новому революционному календарю), на которое торопился Сен-Жюст, обещало стать историческим. В этот вечер к Комитету общественного спасения должен был присоединиться Комитет общей безопасности, ведь на повестке дня стоял вопрос государственной важности: выработка общей стратегии правительства в борьбе против фракций, раздиравших Французскую республику. Речь шла, ни много ни мало, о спасении республики и сохранении неделимости ее территории.

За полчаса до заседания Зеленая комната начала заполняться членами правительственных Комитетов и секретарями. Последние молча рассаживались по местам, раскладывая перед собой бумаги, в которых могла возникнуть необходимость. Первые же, разбившись на небольшие группы, вполголоса обменивались последними новостями и обсуждали дневное заседание Национального конвента, депутатами которого они все являлись.

Барер появился под руку с Вадье. Несколько членов Комитета общей безопасности шумно приветствовали своего председателя, а один из них, высокий и статный Андре Амар, приблизившись, шепнул ему на ухо несколько слов.

Вадье слегка кивнул и обратился к Бареру:

– Прости, друг мой, здесь наши пути расходятся.

Барер понимающе улыбнулся:

– К счастью, ненадолго.

Вадье с Амаром вышли из зала. Барер же, заметив Жака Николя Бийо-Варенна, перебиравшего бумаги, хаотично раскиданные на столе, направился к нему.

Прямо с порога Сен-Жюст окинул комнату быстрым взглядом и сразу же отметил отсутствие двух коллег – Робеспьера и Давида.

Живописец Давид не любил ночных заседаний и появлялся на них только в исключительных случаях (впрочем, сегодня был именно один из них), да и то всегда с опозданием. Отсутствие же Робеспьера заставило Сен-Жюста нахмуриться: неужели тот, кого прозвали Неподкупным и кто пользовался колоссальным авторитетом как у парижской бедноты – санкюлотов, так и у депутатов Конвента, не примет участия в дискуссии?! Выходит, Барер с его хваленым дипломатическим даром не смог заставить Робеспьера явиться на заседание?

Словно догадавшись, что Сен-Жюст подумал именно о нем, Барер махнул рукой коллеге, приглашая его присоединиться к нему и Бийо. Протиснувшись между столами, вокруг которых члены Комитетов – кто громко, кто напряженным шепотом – обсуждали положение дел, пытаясь проникнуть в намерения друг друга, Сен-Жюст оказался рядом с Барером и Бийо.