«Твоё платьице – синий флажок…» Твоё платьице – синий флажок, И художественные ладошки — Вот оставил ожог утюжок, Вот привет разыгравшейся кошки. Ладит с берегом ладожский лёд — Аккуратно плывёт – посерёдке. Майский жук совершает полёт, Первый, медленный, пробный, короткий. И природа дивится сама — Как же с ней приключилося это? — И весна, и немножко зима, И почти уже красное дето. Это май в Ленинграде такой Создан чьей-то прекрасной рукою, Над твоею Невою-рекой, Над моею Невою-рекою. У деревьев и листьев-то нет, Так – на ветке пять-шесть, для кокетства… Ветерок. Полумгла. Полусвет. Полусвет. Полумгла. Полудетство. 14.6.06 «Дело было по весне…» Дело было по весне, Ты заплакала во сне. Ночь почти уже кончалась, Ветка за окном качалась. Что за горькая беда, Не узнаю никогда. За окном Нева ревела, Вырываясь изо льда. Надо было разбудить, Ото сна освободить. За окном холодный ветер Да студёная вода. Сон недобрый, ясным днём И не вспомнится о нём. За окном река пылала Ледяным своим огнём. Слава Богу, ночь кончалась, Ветка за окном качалась. 2003 «Мы встретимся в чреве кита…» Мы встретимся в чреве кита Под журчанье фонтана, Ладошка в ладошке Мы скатимся с плешки Монблана, Ребристую формочку, глядя друг в друга, В песочнице желтой забудем, В плацкартном, струящемся к югу Мешать будем едущим людям. Мы – только бы вместе – взамен Радомеса с Аидой, Мы спрыгнем с полозьев, сшибив по дороге Эвклида. В кафе на Литейном, в хинкальной под Вавилонскою башней… И если мы вместе на Страшном Суде Он будет Нестрашным. март 2017 «В эту землю и лягу…» В эту землю и лягу. От входа сто двадцать шагов, Завернувшись в бумагу комаровских искристых снегов. Не слыхать электрички, вообще ничего не слыхать. Всё ломаются спички — на морозе свечу зажигать. Всё ломаются спички. Невдали, на весёлой лыжне, Помаши рукавичкой, Да понятно, понятно, не мне. Под сосною бесстрастной, Где привал, и приют, и порог, Пусть мне видится красный Крупной вязки тугой свитерок. 16.3.18 «Петербург ко мне явился…» Петербург ко мне явился, Непривычен и знаком. Он явился – запылился Светлым ветреным снежком. Принялись в сапожках ножки Очаровывать меня, На троллейбусном окошке Затеплела пятерня. Баснописец из Публички Пирожков идёт поесть. Шик античный, мост Аничков, Невский, 86. Михаил Иваныч Глинка, Звон фарфора на реке… Петербурженка-снежинка В меховом воротнике. 3.12.16 «Одна и та же белая звезда…» Одна и та же белая звезда, Над парком за окном и над могилой Блока, Над женщиной чужой и светлоокой, Над поездом до пункта «никогда», Над лапчатым Кремлём, над спящим Эрмитажем, Одна и та же. 22.11.16 «Когда они соединялись как будто замыкалась цепь…» Когда они соединялись как будто замыкалась цепь — Серьёзный садовод из Шауляя, — гуляка киевский, взращённый на маце, лесов карельских скудные напевы, коломенские вёрсты, волжский плёс, ловчилы, фабриканты, терапевты, кот одноглазый, выхоленный пёс. Чужие деньги, нищета, дипломы, Марк в медицинский, Юра на юрфак. Рогатые ростральные колонны, Булгаков, эрмитажный саркофаг, Портвейны крымские. Свекольная сивуха. Ангины. Ледоходная Нева. Без спроса залетающие в ухо советские и русские слова. Деревни, полугорода, местечки. Пустырник, глупости на пустыре. И тёткин «Зингер», и отцовский «Стечкин». И Жан Вальжан и Жан Маре. Когда они соединялись — Розетка. Вилка. Полевой букет. То все координаты отменялись. И вспыхивал во всей округе свет. 29.7.17 «Видишь ли, милая, я уже тут…» Видишь ли, милая, я уже тут. Шпили готовы сшивать мою жизнь, в небесах золотея. Тяжко навстречу мне Горный шагнул институт, Где петербуржец Геракл побеждает Антея. В мраморном нашем, в гранитном моём светло-сером лесу, Каждое дерево мне и тебе предназначено. Честное слово, я злой этой ночью спасу От посрамления, горя и смерти Башмачкина. Видишь ли, милая, я ещё жив, Зоркий Борей не напрасно летает над крышами Сонных дворцов. Где иду я, ладонь положив На стрекозиную талию четверостишия. 12.10.16 |
