В библиотеке было темно и тихо, ну тихо тут было всегда, а вот темнота для этого места была несвойственна. Библиотека была самым светлым помещением во всём штабе, а теперь тут сгустился какой-то неприятный полумрак, что могло означать только одно — на дворе глубокий вечер. Камин был зажжён, и языки пламени, горевшие каким-то неестественно алым, почти кровавым, цветом, отбрасывали на стены и книжные полки причудливые тени. Он неслышными шагами прошёл вглубь комнаты, буквально кожей ощущая, что он здесь не один. И стоило ему только выйти из-за стеллажа, как он убедился в этом.

У дальней стены стояли Элис и Лайт, причём Лайт буквально вжал Элис в стену, нависая над ней, расстояние же между ними исчислялось миллиметрами и практически отсутствовало. Лайт наклонился к Элис и что-то шептал ей на ухо, от чего девушка очень мило краснела. Причём, по-видимому, волшебница совсем не была против такого близкого общества Лайта, ведь она совсем не пыталась его отстранить или вырваться. Одна рука Лайта преспокойно лежала на талии Элис, прижимая девушку к епископу, второй же рукой он опирался о стену. Руки Элис упирались в грудь Лайта, словно создавая некую преграду, которая, в прочем, была чисто символической. Лайт шепнул Элис что-то, что заставило девушку покраснеть ещё сильнее, и, словно играя, слегка прикусил мочку её уха, от чего девушка неровно выдохнула. Лайт насмешливо посмотрел в глаза окончательно раскрасневшейся Элис, она собралась что-то сказать, но Лайт опередил её поцеловав в полуприкрытые губы.

Это стало последней каплей.

— Какого чёрта ты делаешь?! — эти слова вырвались у Огами против его воли, внутри него уже закипала плохо контролируемая злоба и что-то похожее на ненависть.

— А не видно? — ответил вопросом на вопрос Лайт с какой-то издевательской улыбкой на губах, — и вообще подглядывать плохо, разве тебя мама не учила? — он сильнее прижал к себе Эли, — ах да, она же умерла.

— Заткнись! — крикнул на него Огами, — ты не можешь так обращаться с Элис!

— А я что, плохо с ней обращаюсь? — надменно спросил Лайт, — или же тебе просто завидно? Зависть — плохое чувство, знаешь ли.

— Хватит нести этот бред! — окончательно вышел из себя Огами, — не говори о ней так, словно она вещь!

— А кто она ещё? Она — вещь, причём только моя вещь и ни чья больше, — улыбка на лице Лайта стала ещё более издевательской.

Огами пару секунд шокировано смотрел на Лайта и Элисию, словно только что осознал какую-то великую истину, которая перевернула весь его мир, а через секунду негромко рассмеялся.

— И как я только мог на это купиться? — спросил Огами сам у себя, вся злость и ненависть пропали из души, словно их и не было, — Лайт, конечно, та ещё сволочь, но он никогда бы не сказал так про Элис, да и сама Элис не допустила бы такого отношения к себе. Но я почти поверил, хорошая попытка.

Огонь блеснул ослепительной вспышкой, и всё провалилось во тьму. Больше не было ни библиотеки, ни гильдийского дома, ни огня. Только Огами и Элис, стоявшие в абсолютной пустоте. Огами и не настоящая Элис. Она смотрела на него неживыми, почти стеклянными глазами, которые совсем не были похожи на глаза настоящей Элисии, и он уже и сам не понимал, как мог их спутать.

— Огами, — произнесла она его имя, растягивая гласные, таким соблазнительно-манящим голосом, на который настоящая Элис вряд ли бы осмелилась, — разве ты сам не хочешь, чтобы я принадлежала только тебе, — она подошла к нему слишком близко, провела рукой по его лицу, убирая непослушные пряди. Но Огами резким движением оттолкнул её руку.

— Хватит уже, — спокойно сказал он, смотря на удивлённое лицо лже-Элис, — мне наскучил этот глупый фарс.

Фальшивая Элис раздражённо цикнула языком и растворилась во тьме, но уже через пару секунд на её месте появилась настоящая тень, в точности схожая с самим Огами.

— Ну вот, наконец-то я увидел своё истинное лицо.

***

Когда он всё же дополз до гильдийского дома, он был настолько измождён, что кое-как смог добраться до дивана. Начисто игнорируя восклицания и вопросы друзей, Огами мгновенно отрубился, стоило ему только оказаться на диване. Бой с тенью измотал его чуть ли не до критического состояния, поэтому ему было просто необходимо забыться глубоким сном, сном без сновидений, и лишь одно тревожило его — тихий почти несуществующий голос, что он услышал уже перед тем, как вернуться из бездны в реальны мир:

«Спасите, спасите меня кто-нибудь»

День медленно клонился к вечеру, и чем темнее становилось на улице, тем тревожнее и нервознее становилась атмосфера в гильдийском доме. Стрелки на старых часах тикали с какой-то неумолимой решимостью, и что-то угрожающее чудилось в этом навязчивом тиканье. После боя с тенью уже все успели прийти в себя и восстановить силы, и теперь вся гильдия сидела в главном зале в ожидании единственного человека, который до сих про не вернулся из бездны.

— Нужно что-то сделать! — наконец завила Куруми, прерывая молчание, повисшее уже на добрых полчаса.

— Что например? — лениво поинтересовался тёмный эльф, будучи единственным из присутствующих, кто сохранял спокойствие.

— Что угодно, только бы она вернулась! — угрожающе крикнула на Элриона Куруми, прибывавшая уже на крайней грани нервозности из-за долго отсутствия Элис, — это ты затеял весь этот ритуал так что давай, делай хоть что-то!

— Я предупреждал, что помочь невозможно, — ответил Рион, — либо она умрёт, либо выживет, но без посторонней помощи.

Куруми лишь зло зыркнула на тёмного эльфа и быстро вышла из гильдийского дома. На самом деле она готова была расплакаться, разреветься от собственного бессилия и злости на саму себя за то, что позволила Элис ввязаться во всё это. В один миг она осознала, что если не станет Элис, то её не станет тоже. Куруми вышла на задний двор, где до сих пор красовалась эта пентаграмма, правда она уже не горела ярко красным, да и вообще уже почти стёрлась, Рион объяснил, что когда пентаграмма совсем сотрётся, путь в бездну будет закрыт, а если попробовать дочертить её снова, то станет только хуже — такова уж чёрная магия. Элис лежала в центре пентаграммы без движения, положив одну руку на раскрытую книгу, словно уснула за чтением. Волшебница неровно и редко дышала, кожа её приобрела какой-то мертвенно бледный оттенок, а дотронувшись рукой до лба Элис, Куруми поняла, что волшебница холодна как лёд.

— Элис, — тихо прошептала Куруми, словно волшебница могла её слышать, — Эли, ну пожалуйста, очнись, — подавив рыдания, всхлипнула эльфийка.

— Не думаю, что она тебя слышит, — сказал Лайт, тихо садясь рядом и смотря куда-то вверх на темнеющее небо.

— И что ты предлагаешь, совсем ничего не делать?! — возмутилась эльфийка.

— Нет, — коротко ответил Лайт, потупив глаза, — я просто не знаю, что делать.

— Если уж ты не знаешь, что делать, то дело действительно дрянь, — нервно усмехнулся Огами.

Лайт лишь изобразил на лице что-то вроде ответной улыбки, скрывая за ней какое-то не совсем ясное чувство то ли вину, то ли страх.

— Элис, если ты не очнёшься, то меня же всю жизнь чувство вины будет мучать, — сказал волшебнице Лайт, — а мне только этого не хватало.

— А ещё ты не можешь оставить гильдию на растерзание этому маньяку, — сказал Огами, покосившись на Лайта, — он же тут всё до основания разрушит, — и подтверждая слова Огами Лайт энергично закивал головой.

Они все по очереди говорили ей что-то, вскоре к ним присоединилась Акира, но она молчала, стоя чуть в стороне и нервно теребя рукав одежды, а Элис всё лежала, словно во сне и всё слушала, слушала, слушала…

Где-то в необъятном океане тьмы ещё осталось что-то живое, она хотела в это верить, она хотела верить в то, что она всё ещё жива. Она хотела знать, что есть ещё что-то кроме этой тьмы, что ей есть куда вернуться, что её ещё кто-то ждёт. Но с каждой секундой, проведённой в нигде, её надежды, мечты и желания таяли, сливаясь с вечностью, и сама она превращалась в вечность. И если у неё когда-то было имя, теперь ей было его не вспомнить, но и забыть, что оно когда-то было тоже не получалось.