Так Аллен размышлял, неспешно идя по коридору. В конце концов было ещё достаточно рано, и Лайт вполне мог спать.
А потом раздался гулкий звон разбивающегося стекла.
Наверное, на самом деле этот звук был достаточно тихим, но Аллену он показался оглушительным, пробирающим до костей словно ледяной ветер.
Он бросился бежать. Добежав до нужной двери он с силой дёрнул ручку, так что дверь жалобно заскрипела. Потом вспомнил, что она заперта. Судорожно вставил ключ в скважину, чуть его не сломав, повернул. Каждый оборот ключа, казалось, равнялся обороту часовой стрелки. Аллену чудилось будто прошла целая вечность, прежде чем он распахнул дверь, хотя не прошло и минуты.
— Какого?.. — выдохнул он, застыв на пороге и тут же поняв, что издало этот жуткий звон.
В другом конце комнаты, напротив кровати, стояло большое напольное зеркало. Сейчас зеркальную поверхность окутывала паутина тонких трещин, кое-где — видимо, в том месте, куда и пришёлся удар — зияли пустоты отколовшихся осколков. Эти осколки, запачканные кровью, валялись на полу рядом с зеркалом. Там же сидел Лайт. Аллен не увидел выражения его лица, видимую ему часть закрывали бинты и волосы, но, судя по всему, он даже не понял, что кто-то пришёл.
— О богиня… — тихо выдохнул Аллен закрывая дверь, — что тут вообще произошло?
Лайт будто нехотя повернулся к нему лицом и окинул отсутствующим холодным взглядом.
— Оно раздражало, — безразлично бросил он, подразумевая то ли зеркало, то ли отражение.
От этого тона и взгляда по спине пробежала дрожь, но больше всего испугало не это. Аллен сразу решил осмотреть руку Лайта, рассчитывая увидеть на ней царапины и ссадины, но всё оказалось хуже. Из ребра ладони торчал достаточно большой осколок. Из раны крупными каплями стекала кровь, но Лайт будто и не замечал этого. Складывалось ощущение, что он в принципе не слишком понимает, чего Аллен так суетиться.
Кое-как удалось убедить Лайта встать с холодного пола и пересесть на кровать, потому что ему было «и так нормально». На руку смотреть было страшно. Ещё страшнее было собраться с силами и выдернуть осколок, надеясь, что более мелкие частички не останутся в ране, а её саму удастся быстро залечить с помощью исцеляющей магии (большая удача, что у Аллена вообще не отобрали посох при проходе к заключённому).
— Ты хоть понимаешь что сделал? — спросил Аллен, уже почти не надеясь привести Лайта в чувство.
— Подумаешь, зеркало разбил, — флегматично сказал он.
— Ты руку себе об него «разбил»!
И только теперь Лайт наконец обратил внимание на осколок, вошедший в его руку практически до кости. Но это зрелище его скорее удивило, чем напугало.
— Оу, — выдохнул он, удивлённо приподняв брови.
— И это всё, что ты можешь сказать?! — возмутился Аллен, выведенный из себя это жуткой равнодушностью.
— Оно болит, залечи, пожалуйста? — Лайт состроил невинное лицо.
Аллен посмотрел на него убивающим взглядом и одним резким движением выдернул осколок. Лайт глухо взвыл. Как ни странно, от этого Аллен испытал даже некое успокоение.
Исцеление подействовало и даже лучше, чем Аллен ожидал. Рана затянулась и от неё остался лишь ровный красный след.
— Неплохо, — Лайт, словно оценивая работу, пошевелил рукой, сжимая и разжимая пальцы.
— «Неплохо» было бы, если бы ты не ломал королевское имущество и себя об него заодно, — недовольно пробурчал Аллен, собирая валявшиеся на полу осколки.
— Меня, знаешь ли, не так-то просто… — Лайт бросил странный, слишком пристальный взгляд на окровавленный осколок, всё ещё лежавший рядом, — сломать.
Аллену не понравился этот взгляд, и он, пожалуй, даже слишком поспешно сгрёб лежавший рядом с Лайтом осколок в уже собравшуюся кучку. Брат на это лишь невесело усмехнулся.
— Просто объясни мне, почему ты до сих пор здесь? — спросил Аллен вставая и окидывая комнату взглядом.
— Действительно, и почему это? — задумчиво повторил Лайт.
— Разве у тебя нет какого-то плана или?..
— А зачем мне какой-то план? — Лайт впервые за всё время их разговора посмотрел Аллену прямо в глаза. И взгляд его был холоден и ясен, как лёд на замёрзшем озере.
От этого взгляда и спокойного голоса у Аллена по спине пробежали мурашки, словно зимний ветер пробрался в комнату через закрытое окно.
— Разве ты не хочешь?..
— Я больше вообще ничего не хочу, — Лайт пожал плечами, словно бы говорил о сущих пустяках. — Всё, что я хотел, я уже сделал. Пойми, братишка, я больше не нужен в этой истории. Моя роль отыграна, а я всё продолжаю оставаться на сцене, как недоломанная декорация. Питера вы победили и без меня, так что и с остальным справитесь.
Аллен открыл было рот, но Лайт перебил его раньше, чем он успел что-то сказать.
— Да, я уже знаю, что вы победили. Об этом кричат так громко, что слышно даже здесь.
— С тобой победить было бы легче, — возразил Аллен.
— Ты слишком много на меня полагаешься. Тебе почти двадцать, пора бы уже стать самостоятельным, — хмыкнул Лайт, и в его тоне проскользнула такая привычная насмешливость, что Аллену даже стало немного легче.
— Самостоятельным, значит… — выдохнул Аллен, — тогда я сам вытащу тебя отсюда, раз ты не собираешься шевелиться.
— А если я не хочу? — в холодных глазах блеснуло любопытство.
— Да мне плевать, — фыркнул Аллен и, развернувшись, пошёл к двери.
Лишь на пороге, уже взявшись за дверную ручку, он почему-то замер, повинуясь какому-то странному, неведомому чувству.
— Мне страшно.
Это было сказано так тихо, что Аллен подумал, что ему показалось. Но он всё равно обернулся. Лайт смотрел куда-то в стену невидящим взглядом. В единственном не скрытом бинтами глазу читалась бесконечная усталость и потерянность. И всё это было так несвойственно Лайту, будто бы слишком «человечно» для него, что Аллен не мог понять, хорошо это или плохо.
— Мне страшно, что я становлюсь похожим на него, — продолжил Лайт после долгого молчания.
— Ты похож на отца, — неожиданно даже для себя самого сказал Аллен.
— Разве? — и в голосе, и во взгляде явно чувствовалось удивление.
На самом деле, Аллен не помнил родителей так хорошо, как ему хотелось бы. Все его воспоминания о детстве были будто бы смазаны и подёрнуты туманом, но некоторые вещи всё же помнились ясно и чётко. Многие интонации, жесты, взгляды Лайт точно неосознанно скопировал у отца, и, видимо, сам того не замечал.
— Ну да, — улыбнулся Аллен, — разница лишь в том, что ты ненормальный.
***
Путь до эльфийского леса Акира запомнила плохо. Прошлой ночью у неё так не получилось толком заснуть, так что в дороге она засыпала даже когда повозку трясло и мотало из стороны в сторону по замёрзшим дорогам.
В эльфийском лесу её встретили тепло и радостно, и сразу же налетели с расспросами. Рассказывать что-либо Акире не хотелось, но это никого не волновало. То есть волновало, конечно, но чужие полные любопытства взгляды буквально молили её рассказать хоть что-нибудь. И ей пришлось.
Она плохо помнит, сколько раз ей пришлось пересказать одну и ту же историю — то, что она видела сама, и то, что знала с чужих слов. Только сейчас она поняла, как тяжело быть рассказчиком. Нужно раз за разом повторять одну и ту же историю, словно она не бередит в твоей душе ещё не заживших ран, словно не разжигает с новой силой невысказанных тревог и волнений. Обычно они спихивали эту обязанность на Элисию, даже не задумываясь о том, как это может быть тяжело.
Когда Акира наконец осталась одна, солнце уже окрашивало багровым и алым деревья и травы. Зима была не властна над Ану Аренделем. Это людские города подвластны влиянию стихий и сезонов, а эльфийский лес, тихий, могучий и вечный, словно бы сделанный из янтаря и золота, застыл. И казалось, что ни одна стихия на свете не способна чего-либо в нём изменить.
В доме, где обитал сейчас Орден ветров, Акира не пошла сразу в отведённую ей комнату, а прошла дальше по коридору. Дверь в комнату Фукуды оказалась не заперта. Войдя внутрь, Акира почувствовала странную неловкость, но всё равно двинулась вглубь комнаты. Комната оказалась достаточно чистой, но такой, будто её покидали в спешке. Некоторые вещи то ли просто упали, то ли откуда-то вывалились. Акира не придумала, куда их можно было бы поставить, так что оставила всё, как есть. Пусть сам придёт и наведёт здесь порядок.