***

Холодный синий свет заливает тёмную комнату. Я смотрю прямо перед собой, вглядываясь в свечение, стараюсь разобрать в нём знакомые черты.

И как обычно ничего не нахожу.

— Скажи, каково это?

— Что именно?

— Ну, быть богом. Или кто ты там для них? Это трудно? Или совсем легко? Ты ощущаешь вселенское могущество? Абсолютную власть? Или только тяжесть чужих ожиданий и груз ответственности? Чувствуешь, что мог бы уместить весь этот мир в своих руках? Или разрушить одним желанием? Или, может быть…

— Хватит! Ничего подобного я не чувствую.

Повисает тишина. Пауза тянется так долго, что мне начинает казаться, будто со мной больше не хотят говорить, но в конце концов голос раздаётся снова:

— Это потому, что ты фальшивый бог в искусственном мире?

Фальшивый? Пожалуй, что так. Но, кто знает, насколько «настоящими» вообще могут быть боги. Быть может, я из их вида самый реальный.

— И именно это делает тебя фальшивкой. Ты слишком человечен для божественного.

Комната заполняется смехом. Смеётся только один голос, но ещё десяток будто вторят эхом.

У этого голоса нет тела из плоти и крови, как у меня, есть лишь сознание, собранное из осколков других. Если подумать, это куда больше похоже на «бога».

— Ты мог бы просто принять абсолютность своей власти и перестать сомневаться или брать в расчёт то, чего хотят другие. Но вместо этого ты загоняешь себя в рамки и ограничиваешь своё влияние на этот мир. Так они сделают тебя своим рабом, заставят исполнять все свои желания. Но пойми: не люди управляют богами, боги правят людьми! Или же они вовсе забудут тебя. Забудут своего бога. Того, кто помог им, когда у них не было ничего.

— Именно. Они забудут и пойдут дальше. Сами. Без меня.

Всё верно. Я для них лишь костыль, как только они научатся ходить сами, я… нет, все мы должны быть отброшены. Они должны перестать на нас полагаться, ждать нашей помощи.

— Думаешь так обрести свободу? Избавиться от груза ответственности? Бросить всё? Сбежать? Думаешь, я это позволю?

— У тебя не будет выбора.

Я закрываю глаза и думаю, а существует ли этот голос ещё хоть где-то кроме моей головы?

***

Я очнулся из-за того, что что-то щекотало мне нос, но стоило чихнуть, как это чувство мгновенно испарилось, так что я даже значения ему не предал. Были более важные поводы для тревоги.

Не знаю, сколько я был в отключке. Это было странное чувство, будто я закрыл глаза всего несколько минут назад, но успели пройти долгие годы, прежде чем я их снова открыл. Не то, чтобы я знал, как чувствует себя человек, выходя из затяжной комы, но отчего-то мне казалось, что сейчас я испытываю нечто подобное. Тело подчинялось с трудом, так что даже открыть глаза было чем-то непосильным. Зато вышло пошевелить рукой и уткнуться ей в нечто пушистое.

Сознание выплывало из забыться неохотно, будто его снова и снова захлёствало волнами. Только через несколько минут борьбы с бушующим океаном в моей голове я смог понять, что ничего пушистого рядом со мной быть не должно. Как и странной тяжести на груди.

С трудом разомкнув веки, я увидел заострённую мордочку, смотревшую на меня двумя золотыми монетками глаз. Они удивлённо моргнули, но продолжили смотреть так же внимательно и изучающе. И пока зверёк изучал меня, я изучал его, насколько это можно было сделать не шевелясь.

Он оказался чем-то похожим на хорька, только крупнее, с более острой, отдалённо напоминающей лисью, мордочкой, очень пушистым хвостом, которым зверёк медленно вилял из стороны в сторону, и более длинными лапами. Но это всё было мелочью. Самой главной отличительной чертой стали рога, напоминающие оленьи, разве что не такие большие. Чёртовы рога на совершенно не предназначенной для них голове!

По крайней мере мне казалось, что рога на голове этого чуда местной фауны выглядят странно, но, возможно, у меня слишком иномирские взгляды на это дело. В любом случае любопытство взяло верх даже над слабостью, и я медленно и аккуратно потянулся к зверьку. Медленно и аккуратно выходило, потому что мне до сих пор было сложновато двигать рукой, но сейчас это шло даже на пользу.

Зверёк не отшатнулся и не сбежал, наоборот, спокойно обнюхал мои пальцы и дал погладить себя по голове, а потом почесать за ушком. Это было очень глупое, но по-детски радостное чувство, будто в гостях тебе разрешили погладить чужого кота или пса. Но счастье длилось недолго.

— Ах, вот ты где!

Этот возглас ввинтился мне в голову, вызывая новый приступ боли. Зверёк вздрогнул всем телом и быстро шмыгнул за меня, подальше от грозного взгляда Аин. Что ей ответить я не знал, но одной из её замечательных особенностей было то, что при разговоре ей далеко не всегда требовались хоть какие-то ответные реплики.

— Это, по-твоему, весело — вот так убегать и прятаться одной Эрне известно где, чтобы тебя потом все искали? — как оказалось, Аин отлично умела изображать тон строгой учительницы, отчитывающей провинившегося ученика.

Я надеялся снова отмолчаться, но от меня явно ждали хоть какого-то ответа. Так что, кое-как разлепив губы, я выдавил:

— Ну… нет.

— Вообще-то весело, — Аин вдруг сменила гнев на милость, выражение её лица смягчилось, а на губах даже появилась лёгкая улыбка, — но не при таких обстоятельствах. Совсем не при таких, — она подошла и села рядом со мной. — Мы волновались. Сильно.

Наверно, я смотрел на неё слишком удивлённо и ошарашенно, так что Аин даже коротко усмехнулась.

— Не в настроении сейчас кого-то отчитывать и читать нотации. Да и не за что тут отчитывать, вполне естественная реакция. Ты ни в чём не виноват.

Я несколько раз моргнул, словно бы проверяя, не чудится ли мне это. После тех странных неразборчивых полуснов-полугаллюцинаций всё что угодно могло привидеться. Но Аин была реальной, она сидела напротив меня и совершенно не злилась, не обвиняла. И это казалось странным. Странным, но до безумия приятным.

— А сейчас надо привести тебя в порядок, если ты не против, конечно, — она выжидающе посмотрела на меня, но я не нашёл в себе сил на какой-нибудь ответ.

Да и в конце концов, как, находясь в каком-то полуразобранном состоянии, можно быть против того, чтобы кто-то взял, да привёл тебя в порядок.

— Деюшка-а-а, — тихо протянула Аин, заглядывая мне в глаза и даже поводив перед ними рукой, — вот когда ты молчишь, я даже больше волнуюсь, чем когда у тебя глаза светятся.

— Я тоже, — честно признался я.

Каждое слово давалось с трудом, а про то, чтобы, например, сейчас встать да пойти куда-то, и думать было глупо. Неведомая тяжесть давила на плечи и заставляла деревенеть тело.

Я искренне надеялся, что Аин сможет это прекратить или хотя бы облегчить, но у неё вдруг нашлись дела поважнее. Зверёк, почувствовав, что опасность миновала, осторожно подобрался к Аин и, забавно дёргая носом, начал её обнюхивать.

— Ой, роскатт! — удивлённо воскликнула Аин и, начисто забыв про меня, начала оглядывать зверька.

— Кто? — переспросил я на автомате.

— Он, — Аин кивнула на хорька-не-хорька, — роскатт. Называются они так. Безумно редкие. Что он здесь делает вообще?

Кое-как удержавшись, чтобы не ответить «сидит», я решил промолчать вовсе. Аин явно нужно было время вдоволь налюбоваться редкой зверюшкой, чтобы вспомнить о том, что ещё один редкий экземпляр — единственный в своём роде! — сидит и ждёт её помощи.

— Ладно, — сказала она, наконец закончив миловаться с роскаттом, — я заберу у тебя немного энергии. Не волнуйся, это тебе не повредит, наоборот, только на пользу пойдёт.

Я кивнул, хотя одобрения моего никто и не ждал. Аин взяла меня за руку, и чувство, будто что-то с силой давит на плечи, начало медленно уходить.

— Это займёт, хм, пару минут, — Аин слегка улыбнулась, её пальцы казались приятно прохладными, так что процесс энергетического вампиризма не доставлял дискомфорта. — Знаешь, пожалуй, мы сами виноваты, — вдруг сказала она.