– По-моему, ты выглядишь великолепно, – авторитетно заявила Камилла. – Прямо как мама.

– Я помню ее, – сказала миссис Дрексель и опустилась на колени, чтобы подколоть мою юбку. – Добрая душа. Однажды она пришла сюда, чтобы подобрать платье для церемонии освящения одного из кораблей вашего отца.

– Красное, да? С широкой лентой через плечо? – спросила Камилла. – Я приходила с ней на последнюю примерку! Она очень любила это платье.

– Так это вы были той малышкой? О, как быстро бежит время! Держу пари, в следующий раз вы придете ко мне за свадебным платьем.

Камилла залилась краской:

– Хотелось бы надеяться!

– У вас есть возлюбленный? – поинтересовалась миссис Дрексель с полным ртом булавок.

– Пока нет. Но есть один мужчина, которого я очень хотела бы встретить на балу.

– Она уже несколько недель совершенствует свой форесийский! – хихикнула Морелла.

Миссис Дрексель улыбнулась:

– Не сомневаюсь, он будет впечатлен. Что ж, я добавлю последние штрихи сегодня вечером, и завтра утром ваши платья уже будут в Хаймуре.

– Было бы очень мило с вашей стороны, – поблагодарила Морелла. – Кажется, наш список дел не уменьшается, а только растет. А ведь остался всего один день!

Я заметила его, когда он переходил дорогу. Эдгар, тайный воздыхатель Эулалии. Нас отделял лишь тротуар. Он шел по дороге, с ног до головы одетый в черное, и беседовал с тремя мужчинами. Наши взгляды встретились, и я кивнула. Он побледнел и, пробормотав что-то невнятное в адрес товарищей, поспешил уйти.

– Мистер Моррис! – позвала я.

Он застыл как вкопанный, и его плечи обреченно опустились: сбежать не получилось.

– Мистер Моррис! – повторила я.

Он обернулся, испуганно озираясь по сторонам. Затем его взгляд упал на мое платье и остановился у самого подола.

– Мисс Фавмант, добрый день. Простите. Я не узнал вас в столь… цветущем виде.

Его слова прозвучали словно пощечина. Я успела привыкнуть к восторженным настроениям в Хаймуре. Солнечный свет лился в комнаты сквозь открытые окна, всюду стояли свежие букеты. Каждый день приходили новые платья, и наши гардеробы пестрили всеми цветами радуги.

От траура не осталось и следа. Черные покрывала с зеркал и всех стеклянных поверхностей были собраны в большую кучу в северном дворе. Бумазейные накидки и ленты, креповые шторы и все наши темные вещи бросили в огромный костер, который горел еще три ночи.

Я смущенно посмотрела на свое синее габардиновое платье и потерла костяшки пальцев.

– В Хаймуре произошли… некоторые изменения.

Эдгар еще раз оглядел мой цветастый наряд и непокрытую голову.

– Да, я слышал. Мне очень жаль, но я тороплюсь, я…

– Как… как вы поживаете? – выпалила я.

Пронзительный, оценивающий взгляд его темных глаз выбил меня из колеи, и я снова начала запинаться.

– Мы не видели вас с тех пор, как… – Я не смогла закончить предложение, поэтому ухватилась за первую тему, которая пришла в голову. – Мы слышали, в этом году хорошая осень. Для рыбалки! Там… в море, конечно же. Прекрасная осень для рыбалки.

Эдгар непонимающе моргнул:

– Вообще-то я не рыбачу. Я подмастерье в лавке часовщика.

Я густо покраснела:

– Ой, конечно же. Эулалия говорила…

– А как дела у мистера Аверсона? – подоспела на помощь Камилла.

Взгляд Эдгара наполнился презрением, когда он увидел ее платье из розовой органзы.

– У него все хорошо, спасибо, – процедил он.

Черный сюртук Эдгара колыхался оттого, что он нетерпеливо тряс ногой: ему явно хотелось поскорее закончить этот разговор. Но Камилла, казалось, совсем не замечала его недовольства.

– Прошлой весной он чинил часы нашего дедушки. Может быть, помните?

Эдгар поправил очки: он выглядел очень встревоженным.

– Да. С маятником в виде осьминога Фавмантов и гирями в форме щупалец?

– Они самые, – кивнула Камилла. – Время идет, и спрут становится все ближе к своей добыче.

Эдгар нервно сдавил пальцы, и его острые костяшки побелели. Камилла улыбнулась, видимо закончив с любезностями.

– Я хотела лишь позвать сестру. Папина супруга уже ждет нас.

– Конечно, конечно.

Эдгар поспешно поклонился и направился прочь еще до того, как успел снять шляпу в знак прощания.

Лучи солнца осветили его волосы очень светлого благородного цвета.

– Подождите! – крикнула я, но он растворился в толпе, словно сбегая от нас.

Камилла взяла меня под руку и потянула за собой в чайную лавку.

– Какой-то чудак.

– Тебе тоже так показалось? – с надеждой спросила я.

– Как будто он пытался поскорее от нас избавиться. – Камилла расхохоталась на всю рыночную площадь. – Но его можно понять: не все так любят потолковать об осенней рыбалке, как ты, Аннали.

Я еле взобралась по ступенькам после утомительного дня на Астрее. После обеда я хотела скорее отправиться домой и спросить у папы, не обращался ли к нему Эдгар по поводу Эулалии, но у Мореллы были другие планы. Она таскала нас из магазина в магазин, перебирая товары, словно сорока в поисках сокровищ.

Я планировала закинуть покупки в спальню и отправиться на поиски папы, но, оказавшись в коридоре, заметила, что из ванной идет пар. В воздухе пахло лавандой и жимолостью. Запах был таким знакомым, что на мгновение я застыла, охваченная воспоминаниями об Элизабет. Она очень любила эти ароматы, и специально для нее на Астрее делали особое мыло. Я не слышала этого запаха с того дня, как обнаружили ее тело. Наверное, одна из граций нашла флакон и решила принять ванну. Похоже, я угадала: по коридору к их комнатам тянулась цепочка следов, оставивших мокрые пятна на ковровой дорожке.

Тяжело вздохнув, я пошла по следам. Они проходили мимо комнат Онор и Мерси и кончались перед спальней Верити, лежавшей на полу с альбомом для рисования и цветными мелками.

– Хорошо, что тебя поймала я, а не папа.

Верити выпрямилась, выронив из рук голубой мелок.

– В смысле?

– Ты, видимо, плохо вытерлась полотенцем и оставила лужи в коридоре. Ты же знаешь, как он любит этот ковер.

Папа с мамой купили его на рынке во время медового месяца. Как рассказывал папа, он отвернулся всего лишь на секунду, а в маму уже успел вцепиться торговец домоткаными коврами. Она хотела купить маленький коврик для своей гостиной, но тогда еще плохо говорила на арпегийском, поэтому случайно заказала ковер длиной в пятьдесят пять футов. Мама любила вспоминать папино выражение лица, когда ковер доставили в Хаймур и никак не могли развернуть до конца.

– Я принимаю ванны по вечерам. А сегодня я весь день просидела в комнате. Видишь? – Верити подняла руки, показав мне сухие ладошки, перемазанные пастелью.

– А кто тогда? Мерси или Онор? Оттуда до сих пор идет пар.

Верити пожала плечами:

– Они в саду, привязывают ленты к цветочным кустам.

Я снова оглянулась на коридор. На полу по-прежнему виднелись следы, хотя они уже успели заметно подсохнуть. Приглядевшись, я убедилась, что они слишком велики для маленькой ножки Верити.

– А тройняшки сюда не заходили?

– Нет.

– Но кто-то же оставил следы, и они ведут в твою комнату.

Верити захлопнула альбом для рисования.

– Не в мою. – Она указала на дверь напротив своей. Дверь в комнату Элизабет.

– Я знаю, что ты стащила ее мыло. Из ванной пахло жимолостью.

– Это не я.

– А кто же?

Верити бросила еще один многозначительный взгляд на комнату Элизабет.

– Там никого нет.

– Ты не знаешь.

Я присела рядом с сестрой:

– Ты о чем? Кто может быть в комнате Элизабет?

Верити внимательно посмотрела на меня. Ее явно терзали сомнения. Наконец после затянувшейся паузы она открыла свой альбом и начала перелистывать страницы, пока не нашла нужный рисунок. Это был портрет Элизабет. В затемненном углу я заметила дату: совсем недавно.

– Тебя снова мучают кошмары? Тебе снилась Элизабет?