Гермиона закусила щеку с внутренней стороны, понимая, что это лучшее решение. Волдеморт не будет ожидать, что на него нападут с тыла, нанося удары в спину.
— Вы не успеете подготовиться, — наконец произнес Драко более спокойно.
— У нас есть некоторое время, пока не стало известно…
— Он знает, — прервал речь профессора Малфой.
— Почему ты так думаешь?
Малфой резким движением откатил рукав рубашки, показав метку, горевшую четким контуром.
— Потому что эта хрень жжется уже как несколько минут, — бросил Драко им правду под ноги, будто таким образом пытался избавиться от нее. — Он собирает нас, чтобы выяснить, кто это сделал.
— Ты не пойдешь, — строго сказала Гермиона, словно приказывая первокурсникам не шляться посреди ночи в коридорах.
— Если я не пойду — это станет очевидным. Он прикажет сменить хранителя тут же. Перестрахуется всеми способами, — произнес Драко то, что и так крутилось в голове у Минервы. — Я пойду, и это даст вам время. Немного, но все же.
Гермиона сжала зубы, чувствуя, как распадается пополам. Это верная смерть.
— Он залезет тебе в голову, выудит…
— Я смогу держать оборону какое-то время, — оборвал Драко гриффиндорку. — Мне нужен порт-ключ.
Он даже не смотрел на нее. Они будто поменялись ролями. Малфой отводил взгляд, даже когда обращался непосредственно к ней. Паника внутри нее росла, и Грейнджер пыталась найти в себе струны, за которые дергала, приказывая держаться. Все слишком быстро. Мерлин, как так произошло, что это все вновь происходит, а Гермиона в эпицентре кошмара? Будто девушка была маяком для боли, которая липла к ней, питаясь ее энергией.
Макгонагалл взяла часы Малфоя, накладывая нужное заклинание, пока он терпеливо ждал, устремив взгляд в окно. В противоположную сторону.
— Это место во Франции. Там вы будете в безопасности, — произнесла женщина, отдавая ему часы. — Ты сможешь перенестись с ними, как только получится.
Он кивнул, выглядя совершенно безжизненным.
— Мистер Малфой, вы сделали правильный выбор, — сказала учитель, прикасаясь морщинистой рукой к плечу парня. — Орден будет готов. Постарайтесь убраться оттуда, как только это станет возможным.
Он невесело хмыкнул, практически не представляя этого шанса. Реддл, вероятно, в ярости. Сложно представить, что его ждет по возвращении домой. Но это единственный шанс попытаться спасти маму. Единственная возможность избавиться от него. Он не был героем и никогда не претендовал на это. Ему было глубоко насрать на мир во всем мире и благополучие грязнокровок, но судьба — настоящая тварь, и поэтому сейчас именно от него зависела вся операция.
Вздохнув, Драко наколдовал стеклянную бутылочку и, выудив свои воспоминания о нахождении Мэнора, погрузил серебряные нити внутрь.
— Я желаю вам удачи, — сказала Макгонагалл, сжимая пальцами пузырек.
Она вышла, тактично оставив их наедине. Лучше бы этого не было, потому что как только деревянная дверь хлопнула слишком сильно, подтолкнутая сквозняком, Гермиона почувствовала, что горячие слезы наполнили глаза и больше не было железного самообладания.
— Ты же знаешь, что это единственный выход, Грейнджер, — произнес он, с трудом переводя на нее взгляд.
— Ты… ты не можешь этого делать. Это самоубийство, — слезы катились по щекам Гермионы, забегая за шиворот рубашки, но ей было плевать.
Внутри жгло так сильно, что хотелось просить, умолять Помфри дать самое отвратительное из ее зелий, только бы избавиться от этой агонии.
— Если сейчас отступить, то считай, что все это было напрасно. Он придет в Хогвартс и перебьет всех без разбора. А потом узнает, что это сделал я, и убьет мою семью.
Драко специально выуживал правду, не обволакивая ее в успокоительные речи, будто пытаясь добить Гермиону уже сейчас, не дожидаясь конца. Она мотала головой, пытаясь успокоиться, но всхлипы все вырывались из горла, наплевав на желания девушки. Боже, он может умереть. Его действительно может больше не быть.
— Мне нужно идти, — сказал Драко, разворачиваясь.
Но не успел сделать и шагу к двери, когда почувствовал, удар в грудь и руки, которые обвили его за шею. Гермиона знала, что делает это еще более болезненным, но не могла иначе. Когда это случилось, что мысль о жизни без этой кривой ухмылки, двусмысленных шуточек и совершенных серых глаз превращала все вокруг в натуральное пекло? Когда она поняла, что не вынесет всего без него? Гермиона ощутила, как он на секунду прижал ее к себе, зарываясь носом в волосы. Черт, это было так сильно похоже на прощание. Им нужно было расходиться. Задерживаться нельзя, но руки девушки будто взбунтовались против нее, никак не желая его отпускать.
— Я люблю тебя, — горячие слова вырвались полушепотом из ее рта, сжигая к чертям эту хижину и их вместе с ней.
Она поняла, что сказала, только когда он замер, напрягаясь всем телом. Медленно отстранившись, Драко взглянул в ее глаза, и там плескалось такое море противоречивых эмоций, что вычленить хотя бы одну было невозможно. Губы до сих пор щипало, как будто она сказала что-то противозаконное, одно из Непростительных.
— Гермиона! — ввалился в хижину Хагрид, стряхивая с себя снег и заставляя их поспешно увеличить дистанцию. — Тебе просили передать… эээ, я не заметил вас, Малфой.
— Я уже ухожу, — сказал он, не скрывая холода в голосе, и вышел за дверь, даже не посмотрев на нее напоследок.
Грейнджер вытерла слезы с лица, понимая, что сделала правильно. Плевать. Зато он будет знать.
— Гермиона, ты плакала? — подошел Хагрид, вглядываясь в ее лицо. — Тебе просили передать: «Рон в порядке».
Она кивнула, чувствуя облегчение. Он смог. Это были хорошие новости. Ей удалось им помочь, и сейчас она должна чувствовать гордость за себя, но почему-то, стоя посреди едва державшегося домика, Гермиона чувствовала только, как ее сердце вырвали с корнем, пряча в карман дорогого пальто с серебристо-изумрудными переплетениями, а вместо него в груди зияла лишь огромная дыра, которая осталась с ней — кровоточить.
***
Ледяной ветер больше не был и вполовину таким невыносимым. Он шагал к замку, перестав ощущать холод, боль, сожаление. Любой другой человек задержался бы на крыльце, чтобы посмотреть на пасмурное небо, ощутить, как тает снег на щеках. Ведь именно в такие моменты все начинало казаться особенным? Когда ты вот-вот можешь умереть, даже лучи солнца, настырно восходящие каждое утро, становятся чем-то, что тебе хочется почувствовать. Но Драко слишком долго жил на волосок от смерти, у него выработался иммунитет к ощущению прекрасного вокруг себя.
Единственное, что его волновало и на чем были сосредоточенны мысли, так это на часах, упакованных в кармане, которые становились тяжелее с каждым шагом. Ему нужно успеть. Малфой никогда не задумывался, но на самом деле правы те, кто говорят, что сложнее всего не тому, кто лежит на смертном одре, а тем, кто толпится во тьме больничного коридора, ожидая вердикта, среди едкого запаха лекарств и отчаяния. Когда ты мертвый — тебе плевать. Единственное, чего Драко бы не пережил — если бы не стало тех, чьи лица обычно проносятся в сознании, когда он слышит мерзкий недовольный голос того, кому следовало бы сдохнуть еще много лет назад.
Запах летучего пороха уже давно стал ассоциироваться с желудком, скрученным в узел от нервов и липким чувством страха. Но сейчас ему не было страшно, он даже не дергался. Не было ничего. Почти так же, как в то время после убийства Матильды. Только сейчас эта пустота не была кричащей, словно банши, взрывающая его сосуды. В данный момент она была спокойной. Такая тишина стоит на кладбище, будто осознавая: «Вот и все. Больше не о чем переживать». И он не переживал.
Камин перенес его в поместье как раз вовремя, чтобы услышать безумный крик боли, рвущий женские связки. Шум доносился из Зимнего Сада — одной из южных башен. Какая ирония в том, что сегодня они, видимо, решили собраться в той единственной комнате, которая все еще сохраняла в себе крупицы прежнего Мэнора. Словно Волдеморт решил уничтожить последнюю нить, связывающую его с детством. Всевозможные горшки с цветами, кусты комнатных роз и орхидей, которые лелеяла его мать и над которыми тряслись домовые, валялись мусором под ногами, вперемешку с кусками глины и земли. Волдеморт держал Беллатрису за шею в воздухе, скалившись от злости.
