— Тогда как?! Как кто-то смог туда проникнуть?! — орал он, смотря в глаза своей самой преданной последовательницы.

— Мой Лорд, я не… — слышались сдавленные звуки из ее рта.

— Круцио!

Лестрейндж кричала, щедро угощенная собственным лакомством, на которое она никогда не скупилась, спускаясь к пленникам в темницы.

— Кто?! — взревел он, всматриваясь в стоящих, чьи лица были больше похожи на лица трупов от бледной синевы, но страх все же придавал их выражениям живости.

— Ты?! — указал он на Нарциссу. — Туда мог проникнуть только тот, в жилах которого течет кровь Блэков!

— Вы же знаете, Хозяин, что все это время я была в поместье, вы могли меня видеть, — произнесла Нарцисса монотонно, будто репетируя.

Рыкнув от злости, он взмахнул мантией, скаля зубы и прощупывая взглядом каждого присутствующего. Все складывалось как нельзя лучше. Драко не мог позаботиться о Нарциссе на это время, но она сама позаботилась о себе. Слава Мерлину. Даже Темный Лорд не был таким сумасшедшим, чтобы подозревать того, за кем наблюдал все это время воочию.

— Вы все! Слишком слабые! Слишком бездари, чтобы даже считаться моими слугами! — орал Реддл, вышагивая вдоль круглой комнаты, которая была залита светом из панорамных окон. — В вас слишком много… этой сострадательности!

Он скривился, проговаривая последнее.

— Может, вы сжалились над Поттером, решив его отпустить? Отвечайте! — от крика Волдеморта шел гул, получая в ответ тишину.

— Мой Лорд, вы же знаете, что мы преданы вам всем сердцем! — произнесла Белла, сидя у его ног и хватая полы мантии. — Наша семья бы никогда не…

— Ваша семья, в основном, это сборище безвольных бездарей! Разве что… Драко! Где Малфой-младший?! — мужчина развернулся, ища глазами белую шевелюру.

— Да, мой Лорд? — спокойно произнес Драко, и все глаза в комнате устремились на него, только заметив.

— Где грязнокровка?! Ее нужно привести сюда! — он тряс его за плечо, выглядя в своей истерике так же жалко, как и его крысы, содрогаясь под страхом возмездия.

— Я могу привести ее, Милорд, — подал голос Макнейр, предлагая свои услуги, надеясь убраться отсюда хоть на немного.

— Живо! — рыкнул на него Реддл, вновь возвращая внимание к глазам Малфоя-младшего. — Скажи мне, Драко, как ты узнал где прячутся родители грязнокровки?

— Из ее воспоминаний, мой Лорд, — голос ровный и спокойный.

Как и он сам. Странно, но Малфою даже не приходилось контролировать себя, пытаясь унять страх. Он специально не смотрел на мать, но, впрочем, чувствовал волны ужаса, исходящие от нее, когда она наблюдала эту сцену.

— Покажи мне! — рявкнул Реддл.

Это было предсказуемо. Малфой с легкостью открыл давно приготовленный отсек в своем сознании и дал ему увидеть четкую картинку:

Вот она лежит в гостиной на диване, и он, вознося палочку над головой девушки, проникает в ее мысли.

— Мои родители и вовсе меня не помнят, — эхом отдаются слова в голове. — Я убедила их сознание в том, что они страстно жаждут перебраться в Америку, на север. Это для их же безопасности.

Голос Грейнджер разливался теплом по его телу, но он тут же захлопнул ячейку, выныривая в реальность. Останавливая действие анестезии.

— Хм, интересно, — протянул Волдеморт, отступая на пол шага. — Тогда, скажи, почему мы до сих пор не можем их там найти?

— Я не знаю, мой Лорд. Я сказал вам то, что видел сам, — ответил слизеринец, не отводя взгляд.

— Я полагаю на тебя большие надежды, Драко, но ты всегда заставляешь меня сомневаться, — вкрадчиво рассуждал Реддл. — Твоя привязанность к Нарциссе, любовь… это делает тебя слабым, слишком податливым, человечным. Это мешает.

Он медленно ходил вокруг него, заставляя присутствующих отскакивать, чтобы не преграждать путь. Все вокруг знали, что фальшивое спокойствие Волдеморта еще более опасно, чем показательная ярость.

— Ты всегда был хорошим магом, поэтому я держал тебя рядом и полагал, что однажды ты мне сгодишься. Но что-то в этой истории не клеится, как думаешь? — спросил Волдеморт, будто действительно интересуясь его мнением.

— Не понимаю о чем вы.

— Ты слишком слаб, — произнес Волдеморт ему в лицо практически шепотом и, занеся руку, крикнул. — Круцио!

Это совсем не было похоже на ту боль, которую он испытывал, когда его наказывали за своеволие. Многочасовые пытки заставляли мутнеть рассудок, но не были такими испепеляющими. Ему хотелось обманываться насчет того, что он не будет кричать, что не пикнет, чувствуя, как рвутся сухожилия. Но это был бред. Драко орал, потому что такой боли не испытывал никогда. Реддл возносил палочку раз за разом заставлял проходить его через это, даже не давая секунды на то, чтобы вдохнуть воздух. Где-то вдали сознания он надеялся, что Люциус удержит мать. Что она не кинется к нему. Сколько ты еще можешь защищать меня, мам? Он уже слишком большой мальчик. И слишком многое стоит на кону.

Боль добралась даже до зрачков, заставляя их расшириться, кажется, Драко чувствовал агонию даже в кончиках волос. Если для этого нужно мужество, то где его достать, чтобы перестать в голове выбирать смерть, каждый раз, когда он слышит повторение заклинания? Малфой видел таких несчастных — выбирающих смерть. У каждого организма есть предел. Сначала это помутнение рассудка, потом безумие, а потом что-то внутри просто сдается, оставляя это чертово тело подыхать абсолютно бездушным. Извращенная форма Авады Кедавры, позволяющая насладиться каждым глотком страданий жертвы. Интересно, как скоро уходит боль, когда сдаешься?

Я люблю тебя. Ее голос раздался в его голове так ясно и четко, будто она была рядом. Будто он опять прижимал ее к стене, а Гермиона читала ему нотации прямо в ухо, сопротивляясь. Сопротивляясь ли? Как давно она перестала это делать?

Я люблю тебя. Ему хотелось усмехнуться, накручивая один из ее локонов, так вкусно пахнущий кофейно-кремовым ароматом. Тебе не за что любить меня, Грейнджер. Это невозможно, нерационально. Мы с тобой — Слизерин и Гриффиндор, заучка и мудак, девочка, которая борется за справедливость и Пожиратель смерти. Неужели не видно, что у нас нет ни единого шанса?

Я люблю тебя. Когда она произнесла это, все вокруг остановилось. Нет, в прямом смысле. Такое чувство, будто даже его организм взял паузу, чтобы вникнуть в произошедшее. Словно эти слова были чем-то ядовитым, проникающим под кожу сквозь поры, на что телу нужен был титанической рывок, чтобы пережить эту инфекцию. Он почти погиб за эти несколько секунд, пока она обнимала его, роняя слезы на пальто. Я совсем не стою этих слез, глупая.

Эти… чувства, которые никогда не должны были родиться, не смели произойти, глумились над ним, смеясь, как дети, которые смогли сделать пакость, вопреки надзору взрослых. «Смотри, ты так сильно убегал от нас, а мы вот где, и ты — такой большой и сильный — абсолютно бессилен перед какими-то карими глазами, которые въедаются в кожу и остаются там навсегда», — кричали они. Ему казалось, что если бы его тело взяли на исследование после смерти, там точно бы остались ее частицы, потому что в нем было ее слишком много, чтобы не остаться осадком где-то внутри.

Когда очередной душераздирающий крик, лившийся прямо из его груди, прервался, он понял, что что-то не так. Стоя на коленях на белом, натертым до блеска, полу, Драко чувствовал себя голым. И в следующую секунду холодный мороз проник прямо в его висок, выуживая оттуда прошлое. Ну конечно, он ему не поверил.

Картинки его жизни, смешанные с ненавистью ко всему живому, перепалки с Гермионой, сумасшедшие, украденные поцелуи в начале и горячие, необходимые потом, вранье, какие-то безумные, нелогичные попытки ее защитить, посадить на замок, чтобы она не натворила глупостей. Блять, нет. Он был слишком ослаблен пытками. Опять. Закрыв свое сознание и потратив на это последние силы, буквально чуть не взвыв от этого рывка, он поднял глаза на ошарашенного Волдеморта.

— Ты… влюбился в грязнокровку, — прошипел Реддл, не в силах поверить в увиденное.