***
Сложнее всего было рассказать Джону. В течение трех последующих дней Шерлок не мог решить, как именно лучше это сделать, но, в конце концов, Деми сама позвонила Ватсону. Трубку взяла Мэри.
— Я тебя поняла. Мы приедем вечером, — севшим голосом сказала она, — и все обсудим.
Дамиана положила телефон на стол и развернулась к Шерлоку. Он смотрел в окно, и вздрогнул, когда она коснулась его плеча.
— Ты устал?
— Нет, — Шерлок помотал головой, наблюдая за улицей, хотя там ничего особенного не происходило. — Налей мне выпить.
— Тебе нельзя.
Он знал, что она так скажет. Шерлок повернулся к ней.
— Ради Бога, перестань. Мне уже все можно.
Дамиана не стала возражать, но всем своим видом показала, что недовольна. Глядя на то, как она открывает бутылку и наливает виски в стакан, Шерлок почувствовал угрызения совести. Ему было обидно и страшно, но и ей не легче. И она уж точно ни в чем не виновата.
— Ладно, не надо. Давай дождемся Джона и Мэри.
Он вдруг испытал желание обнять ее покрепче, но не решился. Сантименты плохо на него влияли, и если он даст слабину, то не факт, что сможет закончить все, как надо.
…Разговор получился не из легких. Даже не так – он был самый тяжелый на его памяти. Но следовало отдать должное другу – Джон выслушал его с истинно воинской выдержкой и без лишних эмоций. Шерлок понимал, что друг понял все гораздо раньше – врач ведь, черт возьми.
— Я принес кое-какие лекарства, — хрипло сказал Джон, когда Шерлок закончил, — от них станет полегче. Деми, ты умеешь делать капельницы?
Она кивнула:
— Да, приходилось, бывало.
— Хорошо.
Шерлок знал его лучше, чем кто-либо другой, и видел, в каком состоянии находился Джон. Сжатые кулаки, подрагивающие желваки и глубокую складку между бровей. Нужно было что-то сделать, но Шерлок не знал, что.
— Мне жаль, что из-за меня вам всем пришлось пройти через это, — он устало опустился в кресло. — Но я счастлив, что вы здесь. Один я бы не справился.
Мэри не выдержала и заплакала.
***
Деми теперь почти забросила студию, поручив дела Флосси. Шерлоку это не нравилось, он не хотел, чтобы она жертвовала работой и превратила себя в сиделку. В целом его состояние еще позволяло обходиться без посторонней помощи.
— Завтра поезжай в студию, — сказал он, когда они вернулись с очередной короткой прогулки.
Начало сентября выдалось сухим и теплым, и Шерлок с удовольствием проводил бы вне дома больше времени, но хватало его максимум на час. Потом начинала кружиться голова, трястись руки или еще хуже – подкашиваться ноги.
— Капельницу сам себе поставишь? — Деми бросила сумку на пол и села в кресло. — Иди, ложись, отдохни.
— Позвоню Джону, — он сделал вид, что не услышал последнюю фразу. — Ты скоро растеряешь всех учеников и обанкротишься.
Деми подошла к нему и забралась на колени. Положила руки на плечи и серьезно посмотрела в глаза.
— Я хочу проводить время с тобой, — она откинула с его лба прядь волос.
«Пока ты еще здесь». Дамиана, конечно, не сказала это вслух, но это читалось в ее глазах. Она уже не плакала, не пыталась отучить его от вредных привычек и даже умудрялась выглядеть веселой. Шерлок был ей благодарен. Жаль только, что встретились они так поздно.
— Хорошо, — он уткнулся ей в шею, с наслаждением касаясь губами теплой и гладкой кожи. — Но хотя бы завтра узнай, как там дела.
Деми уехала следующим утром, а Шерлок, как и обещал, позвал Джона. Не столько ради проклятой капельницы (от нее все равно было немного толку), а просто, чтобы поговорить.
— Сегодня тебе явно лучше, — Джон сказал это неестественно бодрым голосом. — Я же говорил, что от лекарств полегчает, а ты не верил.
Шерлок стоял, развернувшись к окну, тщетно пытаясь унять дрожь в руках и выровнять дыхание. Он позвонил Ватсону, потому что не мог говорить об этом с Деми, но боялся начать.
— Мне страшно, Джон.
Вслух прозвучало не так ужасно, как в его голове. Шерлок по-прежнему глядел в окно, не решаясь повернуться и посмотреть другу в глаза.
— Я знаю.
Джон, конечно, был достаточно умен, чтобы не говорить идиотских фраз типа «все будет хорошо», «ты поправишься» и так далее. С кем-то другим, может, и прокатило бы, но точно не с Шерлоком.
— Что я могу для тебя сделать?
Шерлок, наконец, повернулся и медленно направился к креслу. Он просто хотел сесть, когда увидел кипу бумаг на столе. Они лежали здесь уже дней десять вместе с двумя пустыми чашками и сломанными электронными часами. Бесполезная уродливая куча хлама. Шерлока охватила ярость.
— Это несправедливо!
Он швырнул стол, и все, что лежало на поверхности, полетело на пол. Раздался грохот и звон битой керамики.
— Я не хочу умирать! — Шерлок пнул упавший стол и даже не обратил внимания на боль. — Не хочу!
Он осел на ковер и схватился за голову.
— Я тоже не хочу, чтобы ты умирал, — первый раз Джон заговорил об этом напрямую. До этого он всячески избегал слова «смерть». — Потому что, это, черт возьми, противоречит всему.
Джон сел рядом и неуклюже обнял его.
— Ты же Шерлок. Шерлок Холмс. И не можешь умереть. Кто угодно, но только не ты.
На лестнице раздались шаги. Миссис Хадсон, конечно же, услышала грохот и теперь наверняка спешила наверх. Она тоже уже была в курсе всего.
К счастью, ей хватило рассудительности не вмешиваться и, заглянув в гостиную, она бесшумно вернулась к себе.
— Давай сегодня без лекарств, — Шерлок вымученно встал, поддерживаемый Джоном. — Я хочу выпить.
***
После того, как он устроил погром в гостиной, ему стало легче. Словно таким образом он перешел невидимый рубеж между отрицанием и принятием. Все идет своим чередом, и не в его силах это изменить. Было поздно сожалеть, поздно возвращаться назад, чтобы все правильно начать, но можно устремиться вперед и правильно все закончить.
Единственное, что теперь вызывало у Шерлока непонимание – почему Дамиана все еще с ним. Он говорил ей, что она не обязана быть здесь и ничего ему не должна, предлагал даже уйти, хоть в глубине души боялся, что именно так она и сделает. Но Деми, конечно же, не ушла.
Спустя еще десять дней Шерлок уже почти не выходил из дома, только если Дамиана настаивала. Она садилась за руль и колесила по улицам, пока не приглянется симпатичный переулок, уютное кафе или просто красивый уголок.
Один раз они даже поехали в Гастингс, но не к родителям Деми, а несколькими километрами дальше, к белым скалам. У подножия набегали на гальку волны, шумел в ушах ветер, и не было ни души на несколько миль вокруг.
Вот она – настоящая жизнь. Счастье и красота в мелочах: шелесте травы под ногами, соленом ветре и переливах заходящего солнца на поверхности воды. Счастье в стакане кофе из термоса, согревающим обветренные руки.
Болезнь обратила его внимание на то, что он прежде пропускал мимо. Не замечал запаха пыли и нагретого дерева в гостиной, не думал о том, как приятно, когда солнечный свет проходит через стекло и греет кожу. Захламленная квартира стала дорога ему, как никогда раньше. И так обидно было с ней расставаться. Не будет больше его продавленного кресла, старого ковра, который Деми все порывалась заменить на новый, но Шерлок не разрешал.
— Когда меня не будет, делай с ним, что хочешь, а до тех пор оставь.
***
Хуже, чем умирать от болезни – видеть, как умирает тот, кто тебе дорог, кто стал твоим миром. Смыслом всего. Шерлок открыл Дамиане иную сторону жизни, научил видеть в мир в другом свете – оставлять только то, что имеет значение, отсекая все лишнее. Научил быть сильной.
И она старалась быть такой. Выносить невыносимое. Брать себя в руки, когда разваливаешься на куски.
Шерлок почти все время спал – это был побочный эффект лекарств. Они снимали боль и частично притупляли кашель, но взамен отбирали силы.
— Знаешь, у меня теперь такие яркие сны, — он устроился поудобнее, — даже под наркотой таких не видел.