— Уходите, леди Стенсбери, пока я снова не отправила вас в Тауэр.
***
— Ты сделала все, что могла, и даже больше, — сказал Томас.
Эбигейл была в гостях у священника, когда я вернулась. Дома меня встретил кузен, и впервые на моей памяти мы говорили по душам.
— Не уверена.
— Так всегда кажется, — он пожал плечами. — Особенно, когда случается что-то плохое. Знаешь, Лиз, — Томас сел рядом и посмотрел на меня. — Я восхищаюсь тобой. Всегда восхищался, откровенно говоря. Только признавать хотел. Ну и завидовал еще. Мне казалось, что тебе всего досталось больше. А еще эти деньги… — он почесал лоб. — Ты прости, что я их промотал.
Я уже давно не злилась на него. Он и Эбигейл были единственными моими родственниками, и как бы мы не ругались, они оставались моей семьей. Да, не умели любить так, как «нужно», но все же пытались, хоть и по-своему.
— Прощаю, — я накрыла его руку своей.
…Каждый день я просыпалась в мучительном ожидании. Меня по-прежнему не допускали к Ричарду, а от Бриджесса не было никаких вестей. Молчал и Дадли. От служанки, что была со мной при дворе, я узнала, что он по-прежнему оставался в Уайтхолле.
Эбигейл уже не пыталась уговорить меня ехать в Нортумберленд, только вздыхала. Каждый день мы ходили в церковь. Тетка всегда была религиозной, я же делала это больше из надобности, но теперь впервые в жизни молилась от сердца. Верила ли я, что кто-то там, наверху, слышит меня? Не знаю. Хотела верить.
Я очень рано осознала то, что каждый человек является кузнецом своей судьбы, и привыкла рассчитывать лишь на собственные силы, но когда их оказалось недостаточно, была готова поверить даже в такую эфемерную помощь.
Что-то удерживало королеву от подписания приговора, и это вселяло надежду. Но рядом с ней были Поул и его советники, жаждущие очистить страну от «неверных», а, учитывая состояние Марии, склонить ее было не так уж сложно.
— Элизабет!
Томас яростно молотил в дверь моей комнаты, но спросонья я не сразу узнала его голос. Не дождавшись ответа, он пинком распахнул дверь, и влетел в спальню, едва не уронив туалетный столик.
— Что случилось?
Остатки сон как рукой сняло. Я вскочила с постели и набросила халат. Время было раннее, и комнату заполнял предрассветный сумрак. Томас стоял возле меня, держа в трясущихся руках подсвечник с зажженной свечой, и тяжело дышал.
— Пришел этот… — он, напрягся, вспоминая, — Дадли. Он ждет внизу. Говорит, что-то срочное.
— Идем. — Я побежала к двери.
С бешено колотящимся сердцем спустилась по лестнице, подвернув ногу, но не почувствовала боли.
— Сэр Роберт.
Он повернулся. С его плаща и шляпы стекала вода, а лицо выражало крайнее волнение.
— Есть новости.
Впервые на моей памяти Дадли пренебрег светскими условностями, и я не знала – считать это плохим знаком, или хорошим.
— Говорите же. — Я вцепилась в перила так, что заболели пальцы.
Дадли немного помолчал. Это продолжалось пару-тройку секунд, но мне показалось, что минула вечность.
— Королева скончалась.
Комментарий к Глава 22. Пьеса сыграна
Итак, это последняя глава. Остался только эпилог
группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya
========== Эпилог ==========
Эбигейл говорила, что это было Божьим проведением, Томас называл удачей, а Дадли настаивал на закономерности. Пожалуй, каждый из них был прав, но я не задумывалась над этим – Ричард остался жив, и это главное.
Его освободили через неделю – тогда, когда пришел приказ от Елизаветы, тогда еще не коронованной королевы. Если все же говорить о причинах, то, как бы странно это ни звучало – благодарить нужно было покойную Марию. Судьи приговорили Ричарда к смерти, и ей ничего не стоило отправить его на эшафот росчерком пера, но она не сделала этого. Что остановило ее руку? Очевидно, мы никогда этого не узнаем. Но важно другое, по крайней мере для меня: что бы ни говорили о ней в народе, сколько бы ни называли «Кровавой Мэри», я знаю, что это неправда. Мария не была чудовищем – лишь заложницей обстоятельств и просто несчастной женщиной.
— Теперь вам ничего не грозит, — сказал Дадли, когда мы сидели в гостиной дома Эбигейл. — И, конечно, для вас найдется достойное место при дворе Ее Величества.
Мы с Ричардом переглянулись.
— Да, да, — улыбаясь, продолжил Дадли. — Елизавета не забывает своих друзей.
Как бы ни хотелось мне поскорее вернуться в Нортумберленд, нам пришлось задержаться в Лондоне до коронации. Церемония прошла с размахом, а когда новоиспеченная королева появилась перед народом, восседая на белой лошади, ее приветствовали, словно богиню. Вездесущий Дадли заботился о ее репутации, когда она еще звалась «леди Елизаветой».
Дворец и столица праздновали восшествие новой звезды, а мы теперь оказались в числе особо приближенных. За ужином сидели по правую руку от королевы, и те, кто еще недавно не упускали возможности унизить меня, откровенно заискивали. Я соврала бы себе, если б сказала, что мне это не льстило, но выставлять напоказ вновь обретенное положение не собиралась.
В течение следующих трех недель Уайтхолл изменился до неузнаваемости. С него будто пыльную тряпку сорвали – исчезли мрачность и напряжение, даже света и воздуха, казалось, стало больше. Страх и подозрительность на лицах сменились уверенностью, в коридорах зазвучал смех, но, конечно, оставались и те, кто жаждал возвращение Англии в лоно католичества.
— Я не собираюсь устраивать гонения на папистов, — сказала Елизавета. — Пусть оставят свои распятия, если только не будут проповедовать.
Королевские покои, где еще недавно обитала Мария, перешли в ее распоряжение. Правда, теперь их было трудно узнать: Елизавета поменяла здесь практически все.
— Оставьте нас, — она сделала жест фрейлинам.
Девушки поклонились и вышли за дверь. Мы остались с глазу на глаз.
— Я ведь так толком и не поблагодарила вас, Лиз, — сказала она. — Примите же сейчас мою благодарность.
— Принимаю с удовольствием, — я улыбнулась. — Но должна признаться, что отчасти мои мотивы были эгоистичными.
В ответ на мои слова королева пожала плечами:
— Не вижу ничего постыдного. Напротив, — она чуть склонила голову на бок и выразительно посмотрела на меня, — ценю вашу откровенность. Было бы странно, если бы вы рассуждали иначе. У вас есть семья.
Елизавета замолчала и теперь внимательно изучала меня. Я знала, о чем она думает, и что сейчас скажет.
— Я предлагаю вам остаться в Лондоне. В моем окружении не так много тех, кому я могу доверять, и на чью верность могу рассчитывать. И, конечно, вы будете вознаграждены по заслугам.
Она не пыталась купить меня, но и отпускать не хотела. Год назад я бы многое дала за возможность остаться при дворе, но сейчас прелести дворцовой жизни уже не казались столь привлекательны. Ричард придерживался того же мнения. Парой дней ранее мы обсудили этот вопроса и единогласно пришли к решению.
— Это большая честь, Ваше Величество. — Елизавета поймала мой взгляд и улыбнулась. Она все поняла. — Но… нет. Однако, если понадоблюсь, я всегда к Вашим услугам.
Королева улыбнулась.
— Это ваше право, леди Стенсбери.
Через месяц мы уже были дома. Признаюсь, в определенный момент я уже потеряла надежду вернуться сюда, и когда это случилось, почувствовала, что нахожусь там, где должна. События последних месяцев многое перевернули во мне – вещи, которые прежде казались важными, отошли на второй план. Роскошь дворцов не заменит тепло домашнего очага, а останься мы в Лондоне, о покое можно забыть.
Королева хотела сделать нас своими агентами, но незаменимых нет, а «свято место пусто не бывает», как любила выражаться Эбигейл. Найдутся и другие. Тетушку это решение огорчило, она уверяла, что близость к Елизавете вознесла бы нас к самым вершинам, и была права. Но чем выше взлетаешь, тем больнее падать – это я знала не понаслышке.
Но я не жалела о том, что пришлось пережить: так я поняла, чего хочу на самом деле, и что для меня есть самое важное. У меня был Ричард, Маргарет, и маленькая Анна, а через несколько месяцев на свет появился Уильям – мы назвали его в честь моего отца. Думаю, он был бы счастлив.