Стенсбери, Стенсбери… Уж не тот ли, чьего отца отправили на эшафот ещё при короле Генрихе, а за три года до этого уличили в связи с женой собственного брата? Вот только я ничего не знаю о его сыне.
— Да, конечно, его отец был распутником и мятежником, но Ричард, говорят, совсем не похож на него.
На совести Эбигейл было много грехов, но она дорожила репутацией семьи и ни за что не отдала бы меня замуж за того, чьё имя покрыто позором.
— Я не стану выгонять тебя силой, но подумай сама, Элизабет: мы на грани разорения, в Лондоне каждый день полыхают костры, а тебе надо устраивать собственную жизнь. Я не могу и дальше содержать тебя, — тихо сказала она.
— Кто он такой? Чем живёт и какой у него нрав?
— Ему тридцать лет, он вдовец, и у него есть дочь, — отчеканила она, словно читала «Отче Наш», — живёт уединенно, в столице не бывает. А что же до характера… Я слышала, он довольно нелюдим, но не жесток и… — тётушка выдержала паузу, — говорят, весьма недурен собой. А, впрочем, что я тебе тут рассказываю… Вот, держи, — она протянула мне серебряный медальон на потемневшей цепочке. — Это прислала его кузина. Открой.
Внутри оказался портрет. Слишком маленький, чтобы разглядеть черты, да и художник, что писал его, судя по всему, не обладал особым талантом. И, честно говоря, выглядел этот Стенсбери… не очень. Впрочем, и моего первого супруга сложно было назвать эталоном красоты.
— А если я откажусь?
— Ты не откажешься, — Эбигейл посмотрела мне в глаза.
И она была права. Чёрт возьми, тысячу раз права.
— А что думает на этот счёт сам виконт?
— Думаю, ему всё равно. Но его дочери нужна мать, а Фитфилд-Холлу хозяйка. Его кузина, да хранит Господь эту женщину, взялась устроить ваш брак.
Иными словами, с самим Стенсбери Эбигейл так и не общалась. Собственно, в этом нет ничего удивительного — каждый второй союз заключается по такому сценарию. В таком важном вопросе, как объединение двух семей и их имущества, нет места любви. И, идя к алтарю с престарелым бароном, я не чувствовала себя несчастной, как, впрочем, и счастливой. Быть может, это далось мне так легко потому, что я ничего не знала о любви — во всяком случае, не более того, о чем писали в книгах. Но благородные рыцари и прекрасные дамы существуют лишь на страницах романов, а в реальной жизни все решают деньги и земли.
— Когда будет готов наш брачный контракт?
Эбигейл довольно улыбнулась.
— Он уже готов. Стряпчий Стенсбери доставил его на прошлой неделе. Тебе осталось лишь прочитать и подписать.
Интересно, как давно она затеяла это мероприятие? Но еще более занимательный вопрос — зачем виконту, судя по всему располагающему если не большим, то, как минимум приличным состоянием, брать в жену разорившуюся вдову?
Ответ нашелся быстро. Со слов тетушки семья виконта с недавних пор попала под пристальное внимание властей — полгода назад кузен Ричарда был обвинен в ереси, доставлен в Тауэр и вскоре казнен. И в такой ситуации брак с доброй католичкой помог бы существенно снизить риски.
— Я много лет знакома с Маргарет, его сестрой, — сказала Эбигейл за ужином. — Она достойная женщина.
— Однако, замуж мне предстоит выйти не за нее, — не удержалась я, но тетушка пропустила это мимо ушей.
— Ты уже изучила договор? — спросила она. — По-моему, условия вполне приемлемые.
— Я бы сказала, они даже слишком хороши. Но если он так рвется вступить в брак, нет ли опасности, что его тоже в скором времени собираются арестовать?
— Нортумберленд находится далеко, — успокоила Эбигейл, — а кузен Ричарда жил в Лондоне. Ну, так как? Что мне сообщить Маргарет?
В столовой повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да храпом старой собаки.
— Что я согласна.
========== Глава 2. Добро пожаловать ==========
Все формальности были улажены за две недели. Эбигейл, так и не раскололась, когда именно она начала подготовку к этому мероприятию, но, то с какой быстротой все решилось, наталкивало на определенного рода мысли. Через три дня после нашего разговора из Нортумберленда пришло еще одно письмо — Маргарет писала, что приготовления к свадьбе уже начались, и это лишь убедило меня в том, что Эбигейл с самого начала знала, что я соглашусь.
По большому счету меня мало что связывало с Лондоном, а все детали будущего союза были четко прописаны в брачном контракте. Из личной прислуги у меня была только Мэгги, и я предложила ей отправиться со мной. Родственников у девушки не осталось, приданого тоже не было, а потому она с легкостью согласилась. Эбигейл даже не скрывала, что довольна таким раскладом — деньги заканчивались, и платить Мэгги жалованье с каждым месяцем становилось все труднее.
Доставить нас в Нортумберленд поручили дальнему родственнику со стороны матери, приходившегося мне, кажется, троюродным дядей. Все дорожные расходы, как и полагается в таких случаях взял на себя виконт Стенсбери. На те пять фунтов, что прислала Маргарет, купили провизии, лекарств и наняли карету с охраной.
Вещей у меня было немного, в основном те, что пошили еще года три назад, когда финансовое состояние еще позволяло баловать себя нарядами, да несколько платьев оставшихся от матери. Справедливости ради стоит отметить, что все они были добротного качества, ибо тогда мы еще жили при дворе, что само по себе обязывало выглядеть соответствующе. Все украшения поместились в две шкатулки среднего размера, самое же любимое — жемчужную подвеску, подаренную бабке самóй Анной Болейн, я носила практически не снимая и считала своим талисманом. Таким образом, все движимое имущество, которым я располагала, поместилось в пять сундуков — по нынешним меркам скромно почти до неприличия.
Оставляя тетушкин дом, я не испытывала ни тоски, ни сожаления, ровно как и не стыдилась этого — в конце концов, мы обе в какой-то мере испытывали облегчение. В путь двинулись ранним утром, Мэгги, уже полностью одетая, разбудила меня в половине пятого, принесла завтрак и помогла умыться.
Сидя в полутьме на кровати, я зябко ежилась от осеннего холодка, пробравшегося в комнату, даже сквозь запертые ставни. Поленья в камине почти догорели и уже не давали никакого тепла. Билл постарался на славу, очевидно, желая приготовить мне напоследок нечто особенно вкусное, но даже любимый омлет с вяленым мясом и нежнейшая булочка с медом не могли развеять тревогу. Я так жаждала покинуть дом Эбигейл, но страшилась будущего — что за человек этот Стенсбери? Будет ли он добр или жесток ко мне? Как примет меня его дочь и, как, в конце концов, сложится дальнейшая жизнь?
Минут через двадцать заглянула Мэгги и, убедившись, что я съела достаточно, помогла одеться и собрать волосы.
— Ничего, ничего… В дороге поспите, — говорила она, пока я отчаянно зевала.
Странное это было состояние — и волновалась и спать хотела.
Прощание было недолгим. Эбигейл и Томас по очереди коротко обняли меня на прощание, пожелав доброго пути и взяв обещание написать, как только доберусь. Билл, воспользовавшись моментом, передал сопровождающим еще несколько бутылок вина, свиной окорок и пять буханок хлеба. Все это не поместилось в багажное отделение и еду пришлось размещать в самом экипаже. Тепло попрощавшись со слугами, я села в карету. Махнула рукой…и задернула шторку. Уезжать, так уезжать.
Возница пришпорил лошадь, и мы тронулись в путь.
— Ну, вот и все Мэгги, — улыбнулась я, глядя в лицо компаньонки, тонувшее в темноте, — здравствуй, новая жизнь.
Колеса проваливались в дорожные выбоины, с хрустом ломали тонкий лед в замерзших лужах, и, кутаясь в шаль, я очень хотела выглянуть в окно, но что-то мешало мне это сделать. Чуткая Мэгги, видя мое состояние, протянула мне бокал подогретого вина.
— Спасибо, Мэг.
Теплый напиток мягко обволакивал нутро, и понемногу отгонял беспокойство. Усталость взяла свое, и я провалилась в сон еще до того, как экипаж выехал из городских ворот.
***
Казалось, мы ехали уже целую вечность. Последние несколько дней пейзаж за окном кареты почти не менялся — размытый от нескончаемых дождей тракт, жухлая трава, мертво припавшая к земле, да голые деревья, простирающие облезлые ветви к низкому серому небу. Иногда на пути нам попадались деревушки с одинаковыми, как на подбор лачугами и бедно одетыми, замызганными крестьянами.
