Хотя слово «бешеный», мягко говоря, не слишком подходило Зальцбургу, даже учитывая бесконечный наплыв туристов и толкотню на узких улицах. Впрочем, это вообще не имело никакого значения – главным для меня по-прежнему оставался Алекс. Я жила у него, и все соседи считали нас влюбленной парой. Одна пожилая дама из квартиры напротив и вовсе спросила, когда мы собираемся пожениться.

— Она уже полгода хочет меня сосватать, — засмеялся он, когда мы вышли из подъезда.

— И часто ты водишь сюда девушек? — я старалась говорить равнодушно, ведь мы условились не давать обещаний, но в голосе все равно прозвучала ревность. И Алекс это, конечно, заметил.

— Инге была пару раз, — честно ответил он.

Я понимала, что злиться не имеет смысла. В конце концов, и в моей жизни по-прежнему оставался Брайан. И занимал немалую ее часть.

— Она тебе нравится?

— Мы с ней в хороших отношениях.

— А про меня она в курсе? — я продолжала допытываться.

Как бы ни пыталась я это отрицать, мне было обидно. Не потому, что Алекс спит с кем-то еще – в конце концов, он здоровый мужчина с естественными потребностями, а потому что мне в принципе не нравилась сама Инге. Уж лучше бы Элиза или кто-то другой. Неважно кто, только не эта девица.

— Тебе интересно, сказал ли я ей, что встречаюсь с двоюродной сестрой? — Алекс остановился и посмотрел на меня. — Нет, не сказал. Но мы тоже ничего не обещали друг другу.

Меня дико покоробило от того, как Алекс произнес это «мы».

— Послушай, я всегда был честен с тобой, — он положил руки мне на плечи. — Да, я иногда вижусь с Инге и сплю с ней. Да, она мне нравится. А еще я люблю тебя. Но скажи, Тэсса, — он сощурился и посмотрел мне в глаза, — ты готова остаться здесь? Готова перевернуть все с ног на голову? Пойти против всех, даже самых близких?

Сколько раз я задавала себе этот вопрос! В определенный момент даже почти решила, что да, но в «час икс» пошла на попятную.

— Возможно. Если ты готов к этому.

Мы стояли на площади Резидент Плац – именно здесь я впервые подумала о том, как сильно хочу его поцеловать. Черт, как же не вовремя обрушились воспоминания.

— Что? — я видела, он хочет что-то сказать, но не решается. — Алекс! Не смотри так! Хочешь сказать – говори, даже если мне от этого будет больно.

— Боюсь, что мне от этого будет больно, — вздохнул он.

— А вот теперь ты меня пугаешь. Не тяни, говори. — От волнения и нетерпения я дернула его за руку.

— Один мой приятель работает помощником главного редактора в местной газете, — судя по севшему голосу, Алекс волновался не меньше. — Они сейчас как раз ищут журналиста с опытом, и…

Конечно, я поняла, к чему клонит, ровно как и то, чего боялся. Боялся, что я скажу «нет».

— Это… — я даже не знала, что сказать, — мне надо подумать.

На следующий день я встретилась с тем самым приятелем Алекса. В редакцию ехала в смешанных чувствах: слишком уж неожиданно свалилось предложение.

— Наш профиль: городская жизнь. Последние новости, события, происшествия. Золотых гор не обещаю, — честно признался редактор, — но в целом оплата достойная. И, конечно, все официально. Вы сказали, что были в Ираке? — он с интересом посмотрел на меня. — Расскажите поподробнее.

И я рассказала. По счастью, материал до сих плавал в сети, включая то злополучное видео со смертью Махади – редактор посмотрел его и остался доволен.

— Неплохо сделано для новичка, — похвалил он, — думаю, вы нам подходите. С оформлением документов, я уверен, проблем не возникнет. Но скажите, Тэсса, почему вы все-таки решились? В Америке больше перспектив.

— Так сложились обстоятельства. Я хочу все поменять. А чтобы построить новое, надо сперва сломать старое.

Редактор улыбнулся.

— Хороший ответ.

Мне так до конца и не верилось, что я действительно сделала это. Впрочем… то же самое я испытывала, когда ехала в Ирак. Идти ва-банк входило у меня в привычку. Родители, конечно, были в шоке, правда, после той самой командировки их мало что могло удивить.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — хмыкнул отец в телефонную трубку. — Может, оно и к лучшему, — вдохнул он. — Я-то боялся, что ты опять рванешь в горячую точку.

— Могу обнадежить лишь тем, что в ближайшее время этого не случится, — отшутилась я.

— Я думал, ты пошлешь меня к черту, — выдохнул Алекс.

Он крепко сжимал мою поясницу и тяжело дышал. Это было восхитительное зрелище – видеть, как он дрожит от удовольствия, закусывает губу и выгибается подо мной, нетерпеливо вскидывая бедра. Внизу живота пробежала сладкая и такая узнаваемая дрожь. Я замедлила ритм. Не так быстро. Сейчас он в моей власти.

— Так поступила бы твоя Инге, — я вцепилась ногтями в его плечи, и Алекс зашипел. То ли от боли, то ли от наслаждения. — А у меня другой стиль.

— Замолчи, — он приподнялся и поцеловал меня, хотя это больше походило на укус. — К черту Инге. К черту твоего Брайана, — Алекс намотал мои волосы на руку. — К черту весь мир. Только мы, — он потянул меня на себя, насаживая глубже. — Ты и я.

— Да, — выдохнула я ему в губы. Мышцы скрутило судорогой удовольствия. — Ты и я.

…Мы лежали в обнимку. Вспотевшие, разгоряченные. Комната утопала в темноте, только фонари тускло мерцали за окном. Их свет расчертил постель сине-белыми полосами. Из распахнутого настежь панорамного окна дуло приятным холодком и колыхались на ветру прозрачные занавески. Внизу жила в своем ритме площадь, но звуки не мешали –в сравнении с Нью-Йорком это можно было назвать спальным районом.

— Рано или поздно нам придется все рассказать, — Алекс поцеловал меня в плечо. — Лучше рано.

Странно, но меня это больше не пугало. Конечно, я знала, что будет скандал, даже не так – грандиозный скандал, и, вполне вероятно, Агнесс и Ирвин меня возненавидят, а мой отец… об этом вообще лучше не думать. И все же это не наша жизнь и наш выбор.

— Хорошо, — я покрепче прижалась к нему и ласково погладила по щеке. Он улыбнулся, как довольный жизнью кот. — Когда именно?

— Через две недели, — Алекс потянулся, взял с тумбочки стакан воды и жадно выпил.

— То есть, за три дня до юбилея твоей мамы? — тихонько хихикнула я. — Хороший же подарочек мы ей приготовим.

В течение следующих двух недель я бегала по инстанциям, собирала документы, которые ускоренно заказала из Америки, изучала условия трудового договора, знакомилась с будущими коллегами… За всеми заботами мысли о грядущем признании отошли на второй план, и потому я не особенно переживала – времени на нервотрепку попросту не оставалось. Но, чем ближе становился «час икс», тем сильнее росло внутреннее напряжение. Роковой день надвигался стремительно и неумолимо, как цунами, а мне оставалось лишь наблюдать за ним с берега и надеяться остаться в живых.

В пятницу вечером мы приехали в Шердинг. Дядя и тетя как и всегда встретили нас радушно и снова раз пять повторили то, как рады, что я решила остаться в Европе. Фанни же напряженно молчала. Она была на нашей стороне и переживала не меньше.

За ужином я едва улавливала суть беседы. Сердце стучало так, что отдавалось в ушах. Есть не хотелось совершенно. В какой-то момент Агнесс это заметила и спросила, все ли со мной в порядке, в ответ на что я торопливо пробормотала «ага» и, улыбнувшись в доказательство своих слов, попросила налить мне еще вина, хотя бокал мой был почти полон. Ситуацию выправила Фанни, сказав, что всему виной тревога из-за внезапного переезда – такое, в конце концов, кого хочешь выбьет из колеи. Агнесс поверила. Конечно, ведь тетя и понятия не имела, как искусно я могу врать, если этого требуют обстоятельства.

После ужина мы с Алексом ушли на балкон. Сгущались сумерки, и в закатном блеске указатель «Улица Америки» светился особенно ярко. Слева, за рядом тополей, прошумел поезд. Разговор было решено отложить на утро.

— Лучше мы им скажем, чем они сами узнают.

Алекс выглядел спокойным, но я-то видела – он волновался не меньше меня. Его выдавали пальцы, нервно перебирающие сигарету, которую он уже минут пять собирался прикурить. Наконец, он сломал ее пополам и точным броском отправил в пепельницу.