– Надеюсь, однажды ты будешь мною гордиться.
Гэвин заплатил за сюжет приличную сумму, гораздо больше той, на которую я рассчитывала, но мне по-прежнему не хотелось превращать смерть Махади в источник дохода. Он был хорошим человеком, и у него была своя история. История, которую стоило рассказать.
– Так даже лучше, – одобрил Брайан. – Люди любят сантименты. Если завоюешь женскую аудиторию, считай это успехом.
Он вырвал у начальства отпуск, и теперь жил со мной в Нью-Йорке. Кем мы были друг для друга? Любовники? Партнеры? Друзья? Наверное, всего понемногу. Прошло четыре месяца после моего возвращения из Ирака, Алекс редко выходил на связь, отпуск, о котором он говорил, ему так и не дали, но я его не винила. Главное, что он жив и здоров.
Да, я смирилась с тем, что совместного будущего у нас нет, но, черт подери, как же хотелось вернуться в Шердинг! Погулять по узким улочкам, прокатиться до Зальцбурга, вспомнить то лучшее, что случилось с нами. Я понимала, что цепляюсь за прошлое, и даже если мы встретимся в Австрии, «как раньше» уже не будет. Слишком много ушло безвозвратно, слишком много случилось, но главное – мы стали другими. Не разлюбили друг друга, но реально смотрели на вещи. Что ж, может, оно и к лучшему. Надо двигаться вперед. Я говорила это самой себе больше за тем, чтобы внушить – я отпустила его, отпустила ситуацию.
– О чем думаешь? – Брайан протянул мне бокал вина и покрепче прижал к себе.
Мы лежали на диване, укрывшись пледом, а за панорамным окном переливался огнями Нью-Йорк. Цветные огни размывались в потоках дождя, негромко работал телевизор, и мне очень хотелось наслаждаться моментом, прочувствовать его, и уж никак не портить эту ночь унылым самокопанием: «что?» «как?» И «а если»? Психолог на «Эль Комачи» заметил, что я имею склонность беспокоиться о вещах, которые еще не случились и, возможно, никогда не случатся. Иными словами – бываю излишне мнительной. Противное качество, если честно: способно отравить даже самые лучшие мгновения.
– О Махади, – ответила я, и отчасти это было правдой. – И о других ребятах на базе тоже. О том, что жизнь хрупкая штука, но это от этого еще более прекрасная. И немного о статье. – Я откинула голову и посмотрела на Брайана. – Мне бы хотелось сделать ее по-настоящему душевной. Не только ради денег.
– Я понимаю, о чем ты, – Брайан поцеловал меня. – Если хочешь, значит, все получится.
– Да, – ответила я, глядя в окно, – все получится.
Комментарий к Глава 20. Смерть и пиар
[1] джезва - турка
группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 21. Предел ==========
Я не ошиблась в своих надеждах – материал действительно выстрелил. История Махади понравилась сразу четырем редакторам – пусть не акулам журналистики, но вполне себе авторитетных. В то время я еще не разбиралась в хитросплетениях медиабизнеса и без помощи Брайана наверняка пролетела бы, продав статью за гораздо меньшую цену, чем она стоила на самом деле.
Брайан стал моим наставником: научил взаимодействовать с издателями, набивать себе цену и грамотно продвигать материал.
— Хороший журналист – это не только хороший писатель, — говорил он. — Хочешь добиться успеха, учись основам бизнеса.
И я училась. Маленькими шагами, спотыкаясь, набивая шишки, но двигалась вперед. Поначалу была мысль «прицепиться» к одному изданию, сесть на оклад и получить определенную стабильность, но в глубине души я понимала, что не смогу так. Я уже почувствовала вкус свободы, и это оказалось восхитительное чувство – осознавать, что ты сам себе хозяин, планировать день так, как это нужно тебе, распределяя время на работу и отдых. Хотя, конечно, далеко не все было так радужно. Фриланс – штука сложная и подходит не всем. Главная его загвоздка в том, что гарантий тут не бывает. Никаких. Сегодня ты сорвал куш, у тебя есть деньги и свобода, которую они дают, а завтра наступает «неурожай», гонорар кончается, а новых заказов нет. Да, это был осознанный риск, на который я пошла. Затеянная мною игра стоила свеч. Если честно, я не представляла, как буду сидеть на одном месте, сочинять под заказ проплаченные рекламодателями статьи, при этом гордо именуя себя журналистом. Тогда, в ноябре две тысячи одиннадцатого, я казалась себе очень важной и независимой, с нерушимыми принципами.
Правда, эйфория была недолгой. Довольно скоро мне пришлось пересмотреть свои ценности ввиду того, что после первой успешной статьи наступило затишье. Деньги довольно быстро ушли, ведь я не экономила, поскольку, захваченная восторгом, думала, что скоро заработаю еще и гораздо больше. Но, увы, Гэвин не мог предложить мне новую командировку, а на то, чтобы лететь куда-то самой не осталось средств. Да и страшно было.
Брайан к тому моменту вернулся в Тенесси, но, даже будь он здесь, я бы не стала просить у него денег. Для меня это было все равно что расписаться в профессиональной несостоятельности, как будто журналистика для меня лишь хобби, время от времени приносящее деньги, но реализоваться в ней я не могу. Я знала, что Брайан так не думал, он верил в меня, и как раз по этой причине хотела доказать ему, что он прав.
В итоге, когда денег не осталось совсем, а срок платежа за аренду квартиры стремительно приближался, я наступила на горло собственным принципам и устроилась штатником в захудалую газетенку.
Главному редактору было плевать на то, кто я, откуда и какое у меня образование.
— С копирайтингом знакомы? — спросил он лениво.
— Да, конечно, — я заставила себя улыбнуться.
— Вот и отлично, милочка, — редактор шумно допил остатки кофе. — С понедельника можешь приступать.
Про опыт работы он даже не спросил, и я не считала нужным говорить о том, что писала о военных действиях в Ираке. Здесь это не имело никакого значения.
Настали унылые времена. Рабочий день начинался в восемь и заканчивался в пять, и покидать офис (назвать этот клоповник редакцией у меня не поворачивался язык) запрещалось. Мои обязанности заключались в том, чтобы переделывать уже готовые статьи, иными словами — копирайтить их. Но хуже всего были интервью. Издание жило за счет рекламы, и приходилось подстраиваться под капризы заказчиков, даже если это вредило качеству материала.
Однажды меня отправили к владельцу небольшой фабрики, который очень хотел рассказать о своем бизнесе. Он занимался пошивом спецодежды, и в цехах трудились в основном мигранты. Условия труда были жуткими, а вот кабинет директора сиял роскошью. Он был довольно мил, но в словах и жестах чувствовалось превосходство.
В итоге статья ему не понравилась — по его словам она получилась «недостаточно рекламной». Терять работу я не хотела, а потому безропотно переписала текст. Он снова забраковал его, не забыв спросить у моего начальника «где он нашел такую тупицу». В итоге, когда я переписала статью в третий раз, превратив ее в отвратительно-сладкую хвалебную оду, заказчик остался доволен.
— Пой им дифирамбы, — посоветовал редактор. — Они это любят.
Мне было тошно от себя. Я писала низкопробные, полные дешевой лести статейки, расхваливала некачественные товары, бесполезные услуги и выставляла героями никчемных людей. Я и сама была никчемной, потому что тратила жизнь на то, отчего меня воротило.
— Все образуется, — говорила Джесс, когда по пятницам мы пили в баре.
Она повторяла это каждый раз, и я верила ей, но не знала, куда двигаться и что делать, чтобы разорвать порочный круг. Уходить было нельзя – ненавистная работа приносила пусть и небольшие, но все же деньги, и на них я могла худо-бедно могла сводить концы с концами.
Родители ни о чем не знали, для них у меня все было хорошо, я врала, что работаю с удовольствием и могу позволить себе заказывать еду в ресторанах и покупать вещи в бутиках, но не делаю этого, потому что коплю на собственное жилье. Я была очень убедительна, они гордились мной, и это немного успокаивало. Отец всегда хотел, чтобы я добилась успеха, и было бы свинством разочаровать его.
