Кроме того, я ощутил себя частью местного сообщества. Каждый из соседей пригласил меня заскочить на чашечку кофе или стаканчик вина, а владелец супермаркета даже пообещал предоставить десятипроцентную скидку на любые покупки. Вдовушка сказала, что будет рада видеть меня в своей лавке она не добавила, но тонко намекнула, что будет ровно в сто раз больше рада, если приведу к ней сотню туристов, — присовокупив затем, что мои услуги не останутся незамеченными.

Аналогичные предложения сделали и обе подружки (из агентства по прокату автомобилей и парикмахерской), хотя не уточнили, какого рода награду имеют в виду. Я взял себе на заметку, что нужно будет потом порасспросить об этом Патрика.

Патрик был в ударе. В фартуке шеф-повара он выглядел совершенно неотразимым. Сновал, как челнок на кухню и обратно, подкладывая гостям свежие порции дымящейся ароматной паэльи.

Наконец, выпроводив последних друзей, Патрик вернулся к нам, улыбаясь во весь рот.

— Ну что, как наш прием? Держу пари, что завтра вся Мальорка будет гудеть, а Рассел Тобин вмиг станет местной знаменитостью.

— Не знаю, зачем ты снимаешь фартук, — пожала плечами Энн. — Кто же будет мыть посуду?

— Мне кажется, киска, тебе он больше к лицу, — ухмыльнулся Патрик.

Энн и Патрик ушли от нас примерно в час ночи. На прощанье Патрик пригласил меня заскочить к нему завтра в восемь утра.

— Мы поедем в Пальму, в центральную контору, — сказал он. — Нам нужно будет уточнить списки приезжающих и выполнить ещё сотню всяких дел. Спасибо за вечер и — спокойной ночи.

Мы с Джин ещё немного посидели на балконе, потягивая кофе и любуясь ночным морем. После шумного вечера охватившее меня ощущение покоя и умиротворения было просто невозможно описать; лишь мягкий шорох набегающих на песок волн нарушал тишину.

— Устал? — спросила Джин.

— Немного. Но чувствую себя замечательно. С прошлого лета не был на солнце и не дышал таким вкусным воздухом. Все тело приятно покалывает.

— Знаю — божественное ощущение. Погоди еще, пока начнешь плавать одного этого кажется достаточным в компенсацию за нашу работу, а тут тебе ещё и деньги доплачивают.

— Я безмерно счастлив, что приехал сюда.

— Я тоже.

Джин метнула на меня жгучий взгляд. Я знал, чего она хочет. Я встал, протянул руки, привлек её к себе и нежно поцеловал. Сердце её под тонкой блузкой колотилось, как у зайчонка. Внезапно она отстранилась и тихо спросила:

— А как кровать? Удобная?

— Не знаю… Еще не опробовал.

— Рискнем?

С той ночи я не видел Джин целый месяц. Уже на следующий вечер, в десять часов, прилетели её первые клиенты, и для Джин начался туристический сезон.

Почти каждый день я звонил ей; несколько раз мы назначали свидания, но в последнюю минуту наши встречи срывались из-за каких-то неожиданностей. По словам Патрика, у них с Энн дела обстояли не лучше. Однажды, через неделю после нашей памятной вечеринки он позвонил ей, поговорил, потом положил трубку и, пожав плечами, сказал:

— Не приедет, одна туристка заболела. Сейчас сидит и ждет приезда врача. Увы, мой друг, такова наша курьерская участь. В конце концов, нам ведь платят не за то, чтобы мы спали с девушками.

Однако вернемся к вечеринке. На следующее утро мы с Патриком поехали в Пальму, и в девять часов уже сидели в центральной конторе. Обставлена она была со вкусом, в кадках и кашпо красовались тропические растения — я с удивлением отметил, что уже привык к ним.

Три машинистки уже были за работой, резво барабаня по клавишам. Войдя, Патрик послал им воздушный поцелуй и довольно игриво пожелал доброго утра.

Сидевший за заваленным бумагами столом худощавый молодой испанец при виде нас приподнял голову.

— Доброе утро, Альберто, — жизнерадостно поздоровался Патрик и кивнул в сторону двери с табличкой "Управляющий". — Он там?

— Да. Вы к нему?

— Да, — вздохнул Патрик.

Альберто заговорщически подмигнул нам, встал, постучал в дверь и вошел. Пару секунд спустя он вернулся и важно кивнул.

— Заходите.

Уолтер Пейн оказался маленьким плюгавым человечком, из тех, что дюжинами просиживают в английских пабах, а по субботам гоняют в травяной хоккей. Плохо подстриженные волосы свисали набекрень, прикрывая один глаз. Тонкий въедливый рот, как мне показалось, скривился при нашем появлении ещё больше. Я терпеть не могу таких типов, и возненавидел Пейна с первого взгляда.

Он с мрачным видом поднялся, вяло пожал мне руку и проскрипел:

— Рад с вами познакомиться, Тобин.

Махнув, чтобы мы садились в кресла, он воткнул в рот трубку и порылся в кипе бумаг.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Ну что, обосновались в Магалуфе? Номер нравится?

— Э-ээ, дело в том, что я остановился не в гостинице. Я переехал на квартиру.

Воцарилось оскорбленное молчание. Пейн пожирал меня крохотными глазками. Потом хрюкнул:

— Почему?

— Дело в том, что номер мне не понравился, и я решил переехать.

— Когда? — рявкнул Пейн.

— Вчера.

— Кто вам разрешил?

Ну что ж, подумал я, настала пора определиться, на каких условиях отныне и впредь мы будем вести разговор. Уступишь такому субъекту хоть полдюйма и — пиши пропало. Я решил не уступать мистеру Уолтеру Пейну ни пяди. В конце концов, я ведь всегда мог просто врезать ему по физиономии, а следующим самолетом улететь в Лондон. При одной мысли об этом, на душе у меня просветлело.

— Никто мне не разрешал, мистер Пейн. Просто мне не понравился предоставленный мне номер, вот и вся недолга. Филип Ардмонт сказал мне ещё в Лондоне, что у меня есть выбор — гостиничный номер или квартира. Я предпочел квартиру.

— Но вы отдаете себе отчет, что должны хотя бы поставить мистера Ардмонта в известность? Ведь ему придется покрывать часть ваших расходов на проживание. Кроме того, нам необходимо официально объявить руководству отеля "Пальма", что вы не будете проживать там.

— На все это потребовалось бы десять дней, — сказал я, незаметно подталкивая ногой Патрика.

— Вполне возможно. Бумаги пришлось бы отослать в Лондон, а потом дождаться их возвращения. Но ведь это совсем не важно…

— Для меня — очень важно. К тому времени понравившуюся мне квартиру уже могли бы сдать кому-то другому.

— Все равно, Тобин, у нас есть определенные традиции, собственный кодекс правил, которым вы обязаны следовать. Мы не можем допустить, чтобы каждый из шестнадцати курьеров устанавливал свои порядки…

— Послушайте, мистер Пейн, — процедил я. — Давайте не будем передергивать. Я вовсе не анархист, который пытается подорвать четкую систему правил, выработанную Ардмонтом. Вся моя вина состоит в том, что я переехал. Давайте сделаем вид, что я по-прежнему живу в отеле, а минуту назад впервые уведомил вас о своем намерении перебраться в отдельную квартиру.

Пейн метнул на меня уничтожающий взгляд. Руки его мелко задрожали.

— Мне не нравится ваше поведение, — выдавил он, помолчав. — Вы плохо начинаете, молодой человек.

Патрик прокашлялся.

— Уолтер, это моя вина…

— Ничего подобного, — перебил я. — Он сказал, что я должен сперва получить разрешение Ардмонта, но я поддался порыву и не послушался.

Пейн поджал губы и обвел нас взглядом.

— Хорошо, Тобин, пришлите мне все сведения о вашей квартире, и я подам заявку по установленной форме. — Он придвинул мне какие-то бумаги. — Вот списки расселения на ваших первых туристов, которые прилетают в субботу. После того, как всех расселите, верните эти списки сюда в понедельник вместе с недельным отчетом. Хорошо, на этом у меня все. Можете быть свободны.

Выйдя на улицу, Патрик присвистнул и рассмеялся.

— Здорово ты его отбрил. Мне показалось, что он подавится от злости.

— Жуткая скотина. Мне уже приходилось с такими сталкиваться, но я твердо решил, что раболепствовать ни перед кем не стану.

— Ты молодчина. Я уверен, что отныне он тебя зауважает… хотя, с другой стороны, наверняка станет вынашивать планы мести.