Как только его ноги скрылись из виду, я, обращаясь к главарю бандитов, сказал:

– Ладно, прощевай, братан, я тоже сваливаю! Приятно было пообщаться! Но если выкуп устроил – ракетницу-то отдай!

Получив обратно ракетницу, отобранную у Сергея, я засунул её свободной рукой в карман, улыбнулся и произнёс:

– Да, чуть не забыл – выкуп-то забери! Перед этим я сжал гранату всеми пальцами, а сейчас сунул кулак с подарочком за полу, распахнутой на груди длинной куртки бандита. Мгновенно отпрыгнув, метнулся к вагону, на счёте двадцать три упал на насыпь и, больно ударившись о рельсы, перекатился на другую сторону. Когда катился вниз по насыпи с другой стороны эшелона, услышал звук взрыва. Правильно, громыхнуло как раз вовремя, когда я про себя произнёс цифру двадцать пять, значит, с того момента, когда отпустил спусковую скобу гранаты, прошло примерно пять секунд, а точнее 4,8 – этот факт я помнил со времён военной кафедры в институте. На этой задержке во взрыве Ф-1 и строился весь мой авантюрный расчёт – успеть сунуть гранату сволочуге, а самому рыбкой нырнуть под вагон и укрыться от взрыва на другом краю железнодорожной насыпи. Я надеялся, что при этом ни один осколок не зацепит ни меня, ни Сергея, который к тому времени уже должен был находиться за этой насыпью. После взрыва надо было немедленно рвать подальше от этого места. Даст бог, бандиты совсем ошалеют от взрыва, и нам удастся скрыться, пока они приходят в себя. Так что, план незамысловатый, рискованный… а что другое оставалось? То обстоятельство, что я стоял рядом с железнодорожной насыпью, давало хороший шанс преодолеть её за пару-тройку секунд.

Всё это я просчитал и удачно выполнил, но вот следующую фазу запорол, кажется, так как лежал теперь под насыпью и не мог даже дышать, не то, чтобы «скорее рвать подальше от этого места». Страшно болела грудина и позвоночник, получившие неслабые удары о железяки, когда я крутился, с ходу преодолевая железнодорожные рельсы. Мне даже показалось, что когда я мысленно произносил «двадцать четыре», при очередном столкновении моего тела с одной из рельс что-то хрустнуло в области рёбер. Захлестнула нестерпимая боль, а следом за ней невероятная злость – неужели сейчас всё загублю? Ведь подставляю не только себя, но и Серёгу – вот он сидит, совсем недалеко, и сам здорово тормозит, по-видимому, ещё не отошёл от побоев.

Не знаю, сколько времени я так валялся, беспомощный, совершенно неспособный передвигаться, даже на четвереньках, не то что бегом, однако безволие мгновенно пропало, когда с той стороны эшелона начали долбить автоматы. Я мгновенно вскочил, превозмогая дикую боль, и заорал Сергею:

– Ты, тормоз долбаный, быстро за мной! – И бросился что есть духу бежать вдоль насыпи, пригибаясь, чтобы не зацепила шальная пуля.

Стреляли наугад, целя между рельсами и днищем поезда. Наибольшее количество искр, отлетающих от колёсных пар и рельсов в результате рикошетов автоматных пуль, концентрировалось в месте за вагон от нас – в том направлении, откуда мы и приехали. Естественно, я побежал в противоположную сторону.

Нёсся так, как бегал, наверное, только в далёкой юности на соревнованиях по лёгкой атлетике. Но в те времена я был молод, не пил, не курил – как же, спортсмен, – к тому же одежда была другая, лёгкая и кроссовки, а сейчас, хоть и старпёр, навьюченный по полной программе, в тяжёлых говнодавах, а результат не хуже. Вот что может человек, когда запредельная концентрация адреналина в крови и дикое стремление выжить. Однако молодость побеждала, и вскоре я услышал позади громкое пыхтение Серёги. Хотя парень бросился бежать с задержкой, но догнал меня очень быстро.

Казалось бы, при таком спурте невозможно поменять направление, не снижая темпа, но только не в нашем случае. Бандиты перебрались на другую сторону поезда и открыли огонь по удаляющимся мишеням. Естественно, я метнулся вправо; как кенгуру, в несколько прыжков перепрыгнул ещё одну железнодорожную насыпь и понёсся к развалинам какого-то громадного здания, виднеющимся метрах в ста от нас. Преследователи тоже на месте не стояли, и, не успели мы добежать до здания, пули начали веером крошить кирпичную стену справа от меня. Но, слава богу, мы успели миновать торец здания и, свернув за угол, убраться из сектора обстрела.

На этот последний рывок я отдал все силы без остатка и дальше бежать больше не мог. Хотя, казалось бы, спасение совсем рядом – метрах в трёхстах от нас стояли многочисленные грузовые вагоны, какие-то небольшие строения, штабеля шпал и другого железнодорожного имущества, то есть вполне можно было затеряться среди этого производственного бардака. Но организм решил по-другому, не желая больше терпеть мучений; жить, не жить – всё равно, лишь бы всё быстрее закончилось.

Поэтому почти сразу после поворота я, уже ничего не соображая, по инерции преодолев ещё метров десять, резко остановился. Да так, что следовавший за мной Сергей не успел среагировать и не менее резко затормозил, ощутимо толкнув меня в спину. Я не удержался на ногах и упал на руки; отрезвляющая боль в ладонях заставила мозги зашевелиться в поисках путей спасения, не связанных с физическими нагрузками, добивающими сейчас моё, и так уже совсем немощное, покалеченное тело.

Пока стоящий надо мной Сергей громко орал, безуспешно пытаясь словами стимулировать к последнему рывку, я, еле поднявшись и обтерев окровавленные руки о куртку, начал затравленно озираться. Взгляд сразу зацепился за провал в стене здания. В эту громадную трещину вполне мог пролезть человек. Перебивая Сергея, я выкрикнул:

– Поздно пить боржоми! Не успеем мы уже добраться до грузовых вагонов – бандиты появятся раньше. А по пути к ним никаких укрытий – перестреляют как куропаток. Давай, быстро, вон в ту щель в стене – попробуем отсидеться в этих развалинах.

Времени вступать в диалог не было, и я, повернувшись, с какой только мог скоростью бросился к спасительному провалу в стене. Славу богу, он был недалеко, и измученные ноги уже очень скоро смогли до него дошагать. Сергей, остановленный в своей матерной руладе на полуслове, некоторое время недоумённо наблюдал за моим перемещением, пока я, добравшись до пролома, не начал влезать в здание, а потом пулей ринулся следом.

Забравшись внутрь, я, поражённый открывшейся картиной, застыл на месте, в изнеможении прислонясь спиной к какой-то громадной железной штуковине – одной из деталей для тепловозов – таких здесь было не мало; они валялись под обломками обрушившейся крыши. По-видимому, раньше это был ремонтный цех железнодорожного депо, сейчас превратившийся в свалку груды металлолома вперемешку со строительным мусором – рухнувшие на ремонтируемые тепловозы массивные железобетонные колонны были завалены сверху плитами перекрытия, образовывая массу шикарных нор, в которых можно было затаиться – страшновато, правда, было лезть туда. Я вспомнил недавний рассказ Василия – он получил травму как раз на таких развалинах, когда неожиданно, без видимых причин, прямо на него обрушилась плита перекрытия. Здесь таких плит было множество. Ужасней всего выглядела одна наклоненная бетонная колонна, на которой гроздями висело несколько плит – держались чудом, на тонкой арматуре, одна из плит раскачивалась. Совсем не хотелось приближаться и к расположенной рядом шикарной куче металлолома, колоритно заваленной железобетонными плитами.

Мои размышления, куда бежать и где прятаться, прервало появление Сергея. Вопрос стоял о жизни или смерти; шарахаться куда придётся негоже, несмотря на то что преследователи вот-вот будут тут. Цейтнот? Да, но выигрывает, в конечном итоге, не тот, у кого реакция быстрее, а тот, у которого мозги работают лучше. Следовало хоть немного подумать, где нам замаскироваться, – совет мне нужен был (ум, как говорится, хорошо, а полтора лучше), и я спросил:

– Как думаешь – где спрятаться от этих козлов? – Однако зря спросил, только время потерял.

У парня в этот момент реакция сработала лучше, чем мозги. Он с ходу, не рассматривая другие варианты, указал на первоначально привлёкшую меня груду металлолома и бетонных плит.