Сигруд хмурится. «За всю жизнь, – думает он, – я не слышал ни о каком Нокове, ни в мире тайных агентов, ни в мире Божеств».

Дрейлинг встает, достает нож и аккуратно приподнимает подбородок Кхадсе, обнажая тонкий белый шрам на горле. Прикладывает черное лезвие к шраму, как будто следует инструкциям к детской вырезке из бумаги.

– И ты это заслужил, – говорит Кхадсе, глядя Сигруду в глаза. – За все, что сделал. Ты и это заслужил.

– Да, – говорит Сигруд. – Знаю. – Потом он резко проводит лезвием по горлу Кхадсе.

Бьет фонтан крови, горячий и влажный. Сигруд отступает и смотрит, как Кхадсе давится и кашляет, как его грудь и живот заливает его собственная кровь.

Он умирает быстро. Не важно, сколько раз Сигруд такое видел – его всегда поражает, как мало секунд отделяют жизнь от смерти.

«Сколько секунд, – думает он, наблюдая за тем, как содрогается тело Кхадсе, – умирала Шара?»

Голова бывшего агента без сил падает на грудь.

«Или Сигню?»

Кхадсе перестает двигаться.

В комнате становится тихо, не считая звука, с которым капает на пол кровь. Сигруд вытирает руки тряпкой, садится на пол и снова вытаскивает список целей Кхадсе.

Он смотрит на последнее имя: Татьяна Комайд. Девочку он видел один раз в жизни, и, наверное, это единственная частица его подруги, которая еще сохранилась в мире.

Бледная континентская девушка наблюдает за бойней из камышовых зарослей у канала. Она медленно начинает взбираться к краю участка, следя, не мелькнет ли что-нибудь в окнах. К счастью, громила увез Кхадсе недалеко – всего лишь на несколько миль вниз по течению. Так как за рекой здесь никто не следит, она без труда движется в нужном направлении, хотя теперь промокла до колен.

Она не знает, что это за здоровяк, но он ей не нравится. Ушли месяцы, чтобы отследить перемещения Кхадсе, месяцы, чтобы внедриться в его средства связи, месяцы, чтобы почти все вычислить. Это было особенно трудно, потому что у Кхадсе при себе имелись какие-то чудеса – что-то, делающее его невидимым, почти неуловимым для слежки, – но ей все же удалось придумать, как с этим справиться.

А потом тупой верзила с пистолетами и ножом ввалился на склад и все испортил, а в последний момент уволок Кхадсе прочь, словно мешок с треклятой картошкой.

Потом она забралась внутрь и увидела трупы. Увидела, что он с ними сделал. Кем бы он ни был, она не хочет, чтобы такой человек прослышал о ее планах.

Медленно светает, но ее настроение от этого не улучшается. Она окидывает взглядом развалины скотобойни. Ей это место не нравится. Отчасти потому, что оно уродливое и обветшалое, но в основном из-за того, что ей не нравится его прошлое.

А она может увидеть любой отдельно взятый момент из прошлого.

Она вздрагивает. Когда-то это место было переполнено смертью. Стоит ей отвлечься, и прошлое начинает просачиваться, она замечает огромные стада коров и коз, которые бродят туда-сюда в загонах, беспокойные и испуганные, словно гадая, что с ними будет. Иногда она слышит их блеяние, мычание и крики, чувствует впереди запах крови и знает, что приближается. Она слышит их прямо сейчас – слышит, как они вопят на скотобойне…

Она трясет головой, изгоняя звуки из своего разума. Раздумывает о вариантах. Верзила утащил Кхадсе куда-то в глубь скотобойни, и ей пока что не хочется пускать в ход свои способности, чтобы найти его. Это может оказаться слишком рискованно для нее. Но она должна что-то извлечь из ситуации. Нельзя, чтобы ее слежка за Кхадсе на протяжении дней и недель оказалась напрасной.

Потом свет начинает меняться. Она растерянно озирается. Оранжевые лучи рассвета, что просачиваются сквозь двор бойни, мерцают и в конце концов угасают.

– О нет, – шепчет она.

И смотрит вверх. Небо прямо над ней темнеет, оттенки черного просачиваются сквозь бледную голубизну и приносят с собой блестящие холодные звезды. Пятно черноты густеет и распространяется – необычная темная заря в центре небес.

«Как же он смог меня найти? Как он мог оказаться тут?»

Потом она понимает, что пятно тьмы находится не над нею, а над скотобойней – предположительно, над двумя мужчинами внутри.

Она понимает, что, кем бы ни был верзила и чего бы он ни хотел, он, скорее всего, понятия не имеет, какая сила вот-вот обрушится на него.

Что же делать?..

– Гребаный ад, – бормочет она. А потом встает.

Сигруд сидит на полу и думает.

Все плохо. Вообще все плохо, но кое-что хуже остального.

Для начала: откуда у нанимателя Кхадсе чудесные предметы? Все изначальные Божества – Сигруду, по правде говоря, не верится, что это придется опять подвергнуть сомнению, – мертвее мертвого, не считая Олвос. Но большинство чудесных предметов Олвос были утрачены восемнадцать лет назад, когда сгорел дотла сайпурский секретный склад. Сигруд это знает, потому что находился в числе людей, которые его и сожгли. Так что даже чудеса Олвос должны быть невероятно редкими.

«Неужели существовал еще один секретный склад? – Он чешет подбородок. – Или, что еще хуже, кто-то придумал, как делать новые чудеса?» Такое должно быть невозможным без помощи Олвос. По крайней мере Сигруд так думает. Справиться с подобным выше его сил.

Он опять просматривает список имен. Жаль, что в нем так мало сведений и не указано, где все эти люди находятся. «Но если бы было известно, где все находятся, – думает Сигруд, – скорее всего, люди из списка оказались бы уже мертвы».

Ему известно местонахождение лишь одного человека – Татьяны Комайд, которая, если верить газетам, жила в Галадеше с Шарой.

Он снова складывает список и прячет в карман.

Итак, каков следующий шаг? Сигруд тяготеет к одной идее, но сама мысль об этом его откровенно приводит в ужас.

Дрейлинг пытается придумать альтернативы. Выследить Нокова? Выудить больше связей из приспешников Кхадсе? Исходить улицы вдоль и поперек в поисках людей из списка?

Вряд ли какой-то из этих вариантов окажется плодотворным. И самой важной остается одна задача: кто-то угрожает приемной дочери Шары. Скорее всего, в министерстве об этом никто не знает.

Ему надо в Галадеш. Галадеш, столицу Сайпура, самый богатый и самый хорошо защищенный город в мире. Место, где, пожалуй, охрана правопорядка устроена лучше, чем в прочих цивилизованных странах, – а значит, то самое место, где его, беглеца от сайпурского правосудия, скорее всего, поймают, посадят, будут пытать и, возможно – очень даже вероятно, – казнят.

Что делать после того, как он разыщет Татьяну, Сигруд не знает. Предупредить ее, отвезти в какое-нибудь безопасное место и убраться. Но дрейлинг видел, что случается с людьми, которые соприкасаются с его окутанной мраком судьбой. У него нет никакого желания допускать, чтобы такое приключилось с Татьяной.

Но он должен сделать хоть что-нибудь. Ему больно просыпаться каждый день и понимать, что он не был рядом с Шарой, когда она нуждалась в нем больше всего. Представить себе, что с ее ребенком случится то же самое… эта идея для него отвратительна.

Потом Сигруд замирает. Прислушивается.

Вокруг тишина, но что-то… не так.

Он бросает взгляд через плечо. Длинная комната тянется позади него, череда масляных ламп болтается на крюках. Он наклоняет голову.

Он почти уверен, что, когда притащил сюда Кхадсе, зажег девять масляных ламп. В южном конце скотобойни он обнаружил огромный чулан с лампами и решил ими воспользоваться. Тем не менее теперь горят только шесть, как будто в дальнем конце комнаты три отчего-то потухли. Но здесь нет никакого сквозняка.

«Масло закончилось? Это странно…»

У него на глазах гаснет самая дальняя лампа. Ни звука, ни шипения, ни дыма. Она просто… исчезает, и остаются всего пять огоньков. И стоит лампе погаснуть, как дальний конец комнаты заполняет непроницаемая тьма.

Затем он слышит шаги. Кто-то идет к нему через длинную, погруженную во мрак комнату. Сигруд прищуривается, приглядывается, но ничего не видит в темноте. Кем бы ни был появившийся, он не пытается скрываться: он идет в быстром, размеренном темпе, словно торопясь на очередную встречу.