– И что дальше? Что ты делал для него потом?

– Много, очень много мерзостей. Но все закончилось, когда приехала Комайд и поселилась в «Золотом отеле». Это его испугало. Ну, по крайней мере, так мне казалось со стороны.

– И он поручил тебе убить Шару, – тихо говорит Сигруд.

– Ага. Может, она ему надоела. Или, может, он что-то от нее получил, украл какую-то часть ее операции. Например, именно этот список, который ты держишь в руке.

Сигруд смотрит на лист черной бумаги. Он вспоминает строчку из письма, адресованного Шаре: «Этот город всегда был ловушкой. Теперь у него наш список возможных новичков. Мы должны действовать незамедлительно».

«Наниматель Кхадсе украл список рекрутов у Шары, – думает Сигруд, – потом велел Кхадсе с ними разобраться… Но почему в списке есть Татьяна?»

Он долго думает, потом спрашивает:

– Значит, это наниматель передал тебе пальто?

– Для дела Комайд, да. И туфли.

– Туфли?

Сигруд смотрит на кучу одежды Кхадсе. Берет одну туфлю, переворачивает. С виду ничего необычного. Дрейлинг достает свой черный нож, втыкает в подошву и отдирает каблук. Под каблуком прибита жестяная пластинка, на которой выгравированы очень любопытные иероглифы, сложные и… похоже, они движутся. Ему трудно рассмотреть невооруженным глазом, в чем дело.

– Хм, – говорит Кхадсе. – Об этом я тоже не знал.

Сигруд подносит жестяную пластинку к свету.

– Мне это знакомо… я такое уже видел, когда мы выслеживали спекулянтов в окрестностях Жугостана… Это одно из чудес Олвос. Ослепляющий свет на снегу, что-то в таком духе. Он не дает людям идти по твоему следу, создает препятствия у них на пути, мешает хорошо тебя разглядеть.

– Тогда как же ты меня нашел?

– Я не шел по твоему следу. Я знал, где ты будешь. Ты сам пришел ко мне. Эти штуки работают по строгим правилам. – Сигруд вспоминает чудеса у дверей «Золотого отеля», на улицах снаружи… По их сегодняшней схватке он понял, что пальто Кхадсе – мера защиты. Но что, если оно оберегает не только от ножей и пуль? Что, если наниматель Кхадсе дал ему это пальто, чтобы убийца смог пробраться через все охранные символы и препятствия Шары и разместить бомбу как можно ближе к ней?

Но это последний из всех вопросов, о которых надо думать прямо сейчас.

– Почему дочь Комайд в этом списке? – спрашивает Сигруд. – Почему твой наниматель хочет, чтобы ты нашел Татьяну Комайд?

– Это вне моей компетенции, – говорит Кхадсе. – Спросил бы людей Комайд. Она занималась тем же.

– В смысле?

– Искала детей. Ее проклятое благотворительное предприятие, приют или что там? – Он хихикает. – Куча дерьма. И никак иначе. Она искала рекрутов. Собирала сети. Тренировала континентцев.

– Ради чего?

– Понятия не имею. Может, хотела собрать частную армию. А может, маленькая Татьяна должна была стать ее полковником. Кто знает?

– Но твой наниматель хотел добраться до этих людей первым.

– И опять же, это вне моей компетенции.

Сигруд долго молчит.

– Ты когда-нибудь встречался со своим куратором, Кхадсе?

– Я же тебе сказал, нет.

– Не говорил с ним – допустим, по телефону?

– Нет.

– Тогда как вы вступаете в контакт?

– Я получаю телеграммы с указанием, где будет осуществляться контакт. Затем иду в назначенное место, делая именно то, что говорит куратор, и как только я оказываюсь там, то… – Он закрывает глаза. – Совершаю ритуал.

Затем Кхадсе описывает чудо, о котором Сигруд никогда раньше не слышал: дыру из совершенной тьмы, которая ждет крови, и нечто спящее на дне – то, что выдает ему письмо.

Сигруд смотрит на лист в руке.

– Так это письмо… получено из чуда?

– Да. Возможно. Какая разница? Вы с Комайд всегда знали о чудесном чуточку больше, чем было известно нам.

– И ты понятия не имеешь, кто поместил туда… эту тьму и вложил в нее письмо, чтобы передать тебе.

– Верно. И я не думаю, что это так работает. Я думаю… Каждый раз, когда я это делал, мне казалось, что дыра соединяется с каким-то другим местом. Местом, которое находится под миром или за его пределами… я не знаю, как сказать. И, чтоб мне провалиться, не уверен, что хочу узнать.

– Как странно, – тихо говорит Сигруд, – что ты, человек, который так сильно презирает континентцев, с готовностью воспользовался континентскими трюками, чтобы убить сайпурку.

Кхадсе пожимает плечами.

– Я же сказал – он платит. – Он сплевывает полный рот чего-то кровавого и вонючего. – Ну да, мой куратор, возможно, псих. Может, он какой-нибудь континентский тайный агент, который раздобыл кучу реликвий. Так все устроено. Мы в эту игру играем со щенячьего возраста, Харквальдссон. Сильные мира сего делают ходы. А мы, пешки и пушечное мясо, сражаемся в траншеях, пытаясь выжить. Сложись все чуть по-другому, в цепях был бы ты, а с ножом – я.

Сигруд размышляет над услышанным. Он решает, что согласен.

Он поворачивается и аккуратно прячет список в свой ранец. Потом отдирает другую пластинку от обуви Кхадсе, забирает обе и пальто агента и тоже прячет.

– Грабишь меня, да? – говорит Кхадсе. Он снова сплевывает. Что-то со стуком падает на пол – возможно, зуб. – Я тебя не виню. Но мы подошли к концу, да? Теперь ты решаешь, как меня убить. Как отправить старого Рахула Кхадсе прочь из этого смертного мира. Какой же ты ублюдок.

– Еще нет. – Сигруд смотрит на него. – Ты знаешь о своем кураторе больше, чем говоришь, Кхадсе.

– О, так ты хочешь пойти за ним? – спрашивает бывший агент.

Сигруд не отвечает.

Кхадсе хихикает.

– Ох, надо же. С ума сойти. Валяй стреляй! Он тебя на куски разорвет, громила!

– В каком смысле?

– В таком, что он не из тех, с кем можно шутить. Я просто знаю его имя. И слушок о том, что если произнести это имя вслух… Ну, поминай как звали.

– Твой наниматель убивает? Просто за то, что его имя произнесли вслух?

– Чтоб мне провалиться, если я знаю. Никто не в курсе, что с ними происходит. Но, куда бы они ни попали, оттуда не возвращаются.

Сигруд приподнимает бровь.

– То, что ты описываешь, – говорит он, – смахивает на страшную сказку для детей.

– А я взял да и сунул руку в крови в дыру в реальности! – смеется Кхадсе. – А ты взял да и выстрелил в меня, и пули просто попадали на пол! Я уже не понимаю, во что верить, но знаю – разумно быть осторожным. – Он ухмыляется, как безумный. – Я тебе скажу это проклятое имя, если ты хочешь, дрейлинг. С радостью. И тебе крышка.

Сигруд качает головой.

– Я никогда не слышал о чуде или божественном создании, которое могло бы услышать свое имя с другого конца мира. На такое способно только настоящее Божество – и если ты не собираешься сказать мне, что твой куратор – Олвос, это означает, что ты здорово ошибаешься.

– Думаю, ты сам поймешь. – Улыбка Кхадсе увядает. – И после того как я скажу тебе это имя… старине Кхадсе придет конец. Не правда ли?

– Ты бы сделал то же самое со мной.

– Да. Верно. – Он глядит на Сигруда горящими глазами. – Как ты собираешься это сделать?

– Если бы все происходило двадцать лет назад, я бы тебя выпотрошил. Оставил болтаться здесь с кишками наружу. Это заняло бы несколько часов. За то, что ты сделал с Шарой.

– Но сегодня?..

– Сегодня… я стар, – говорит Сигруд, вздыхая. – Знаю, я таким не выгляжу. Но мы оба старики, Кхадсе, а это игра для молодых. У меня больше нет времени на такие вещи.

– Верно. – Кхадсе смеется. – Я думал, выберусь. Выйду на пенсию. Но от всех этих вещей так просто не сбежать, так?

– Да. Ты прав.

– По крайней мере это ты. Ты, а не один из этих тупых маленьких ублюдков. Тебе не просто повезло. Ты заслужил это. – Кхадсе на мгновение смотрит в пространство. Затем он поворачивается к Сигруду и произносит: – Ноков.

– Что?

– Его имя, – говорит Кхадсе, тяжело дыша, как будто каждый слог причиняет боль. – Его имя – Ноков.

– Ноков? Ноков – и все?

– Да. И все. – Он наклоняется вперед. – Знай, ты умрешь. Что бы ты ни сделал со мной, он с тобой поступит в тысячу раз хуже.