***

В окне отражается комната за моей спиной — укрытый белой скатертью стол, камин, украшенный живыми еловыми ветками, в котором пляшут ярко-оранжевые языки пламени. Повсюду развешена мишура, ветки омелы и сосновые лапы, а у стены стоит настоящая ёлка, за которой нам пришлось идти вместе с Джо и Ником, так как Китнисс уже не могла выбираться в лес. Джоанна лично срубила её, не дав нам с другом даже прикоснуться к топору.

Я перевожу взгляд на круглые настенные часы и поправляю воротник рубашки. Как только отворяется дверь, в комнату врывается вихрь из снежинок, а следом за ним и Рик с Реном.

— Скоро Рождество! Совсем скоро! — кричат они, на ходу скидывая ботинки, и чуть не сносят меня с ног.

Следом входят Уилл с женой, отец и Рай, обнимающий за плечи Маргарет.

— Привет, салага, — треплет он меня по волосам.

Закатив глаза, я закрываю входную дверь.

— Мне тридцать вообще-то, Рай. Когда ты прекратишь?

— Никогда, — похлопав меня по плечу, он сворачивает в коридор, а я качаю головой, в этот раз ни капли не рассердившись.

— Ну и где они? — Спрашивает Марго, осматривая комнату в поисках молодой мамы.

— Наверху. Китнисс укладывает его спать, — отвечаю я, развешивая их вещи на крючки в нашей прихожей. — А вы оставили Алису бабушке с дедушкой?

— Ага, — отвечает вместо неё брат и, схватив со стола одну из закусок, запихивает её в рот, — должен же у нас, у родителей, хоть когда-то быть выходной.

— А вот и мы, ваши любимые соседи, — громко заявляет о своём приходе Джоанна. Поцеловав меня в щеку и поставив пакеты на пол, она идет прямиком наверх поглядеть на малыша.

Я пожимаю руку входящем следом Нику и запираю дверь. Подпирая плечом стену, я прислушиваюсь к шумному гомону любимых мне людей и детскому смеху, вдыхая запах праздника. И счастья.

Спустя пару часов все разваливаются на двух диванах в гостиной, приходя в себя после грандиозного праздничного ужина. Уилл с Раем допивают бутылку вина, о чем-то громко споря, отец уже спит, откинув голову на подголовник кресла, а близнецы играют с Лютиком, который забился под ёлку, не желая показывать оттуда хвост. Кажется, они пытаются выманить его оттуда куском колбасы, но этот кот так легко не сдастся.

— Почему Прим не приехала? — спрашивает Марго, устраиваясь на кресле, подвернув под себя ноги.

— Они с Рори собирались кататься на лыжах во Втором, — отвечает любимая, уютно устраиваясь у меня под боком, — она планировала приехать после Нового года к рождению Флетчера, но малыш решил появиться чуть раньше.

— Они же вроде расстались?

— Моя сестра и младший Хоторн четыре раза расходились и столько же сходились вновь, — смеется Китнисс, — их настолько сильно тянет друг к другу, что больше двух недель расставания ни один из них пока выдержать не смог.

— И что стало причиной на этот раз? — продолжает допытываться Маргарет.

— Он сделал ей предложение.

— Что? И она ему отказала?

— Нет, она согласилась, но с условием, что он разрешит ей работать. «Я не для того училась восемь лет, чтобы ты запер меня дома, Рори Хоторн!» — улыбаясь пародирует Китнисс голос Прим. — Ему не нравится её график дежурства в больнице и частые ночные смены. Он потребовал, чтоб она ушла, но Прим так легко не сломить. Вот они и бодаются.

Китнисс прижимается ко мне ближе и переплётает наши пальцы. Ник, глядя на нас, тоже закидывает руку на плечи Джоанны и, притягивая к себе, целует в щёку.

— Ты чего такая грустная сегодня, а, малыш?

— Правда, Джо, — подначивает Рай, — заболела что ли? Может, хоть вина с нами выпьешь? Ты же всегда была «своим парнем», не то, что эти молодые мамочки, — указывая на девушек, улыбается он.

Выражение лица Мейсон меняется, и я ей искренне сочувствую. Брат как обычно глупо пошутил, но видно, её это задело. Ник ещё пару лет назад рассказывал, как обеспокоен тем, что Джо никак не может забеременеть.

— Иди в задницу, Рай. Я не буду с вами пить вино.

— Может, тогда чего покрепче? Виски? Когда ты поддатая, мои шутки тебе явно больше нравятся, — хохочет он, но Джоанна не реагирует.

— И виски не буду, — бросает она и тихо добавляет, — мне вообще нельзя пить.

Рай продолжает увлечённо болтать с Уиллом, не замечая перемены, а Хорст замолкает.

Мое сердце пропускает удар.

Он поворачивается и берет её за плечи, заставляя посмотреть на себя.

— Джоанна?

Она просто кивает, и я даже не знаю, кто первый из них пускается в слезы: Ник, Джо или оба одновременно.

— Беременна? — одними лишь губами спрашивает он.

Мейсон продолжает кивать, и слезы продолжают падать из её глаз.

Это неописуемый момент. Он сажает её на колени и крепко прижимает к себе. Я перевожу взгляд на Китнисс и вижу, как она закусывает губу и часто моргает, пытаясь сдержать свои эмоции. Чувствую, что даже мои глаза становятся важными, поэтому мне приходится отвернуться.

Я не знаю, отчего пытаюсь спрятать ото всех свою реакцию. Мы так часто скрываем всё, что на самом деле чувствуем от тех, кто, возможно, больше всех нуждается в том, чтобы знать наши истинные чувства, и это не правильно. Поэтому я встаю и крепко обнимаю друга, тихо поздравляя, потому что точно знаю, как много для него значит этот момент, и как долго и тяжело они шли к нему.

Из-под рождественской ёлки раздается недовольное фырканье, Лютик выскакивает и бросается прочь, а следом за ним и мальчишки. Мы громко смеёмся.

Закрыв за братьями двери и собрав раскиданные племянниками подушки, я поднимаюсь наверх. В коридоре стоит кромешная тьма, и лишь мерцающие огоньки на окне в спальне освещают комнату. Я осторожно крадусь и останавливаюсь у двери. Китнисс сидит на кровати, закрутив вокруг ног одеяло. Она поднимает на меня взгляд и улыбается. Я расстегиваю верхние пуговицы рубашки и закатываю рукава. С кухни доносится смех и приглушенные голоса, о чем-то увлечённо спорящие.

— Тебе удалось выкроить пару минут, чтобы побыть с нами наедине? — спрашивает Китнисс.

— Братья уже ушли, а Джо вызвалась разложить остатки еды в холодильник, — она поднимает на меня удивлённый взгляд, мол «это точно та самая Мейсон, которую мы знаем», и я, пожимая плечами, улыбаюсь, подтверждая, что сам удивлён не меньше. — Они с Ником закроют двери, как закончат.

— Твой сын проголодался и сделал так, чтобы все в округе об этом узнали, — жена опускает взгляд на ребёнка, который прильнув к её груди, задремал во время трапезы.

Я касаюсь одним пальцем его щеки. Он слегка хмурит свои крошечные бровки и снова приступает к еде. Мы с Китнисс переглядываемся и улыбаемся друг другу. Я снимаю рубашку и бросаю её на стул. Любимая осторожно перекладывает малыша в колыбель рядом с кроватью и устраивается рядом.

Она лежит на своей стороне, повернувшись ко мне, её рука подогнута под голову, а волосы, обычно собранные в косу, сейчас раскиданы по подушке, рассыпаясь вокруг шеи на плечи. Она смотрит на свои пальцы, которые выписывают круги по моей ладони.

— Устала? День был длинным.

— Нет, — она обнимает меня за талию и притягивает к себе ближе. — Просто не могу поверить.

Любимая смотрит на меня, смеется и прячет глаза, утыкаясь в мою грудь. Я наклоняюсь над ней и целую в макушку головы. — Что такого смешного?

— Она поднимает лицо, продолжая широко улыбаться, — Мы, — говорит она. — Нас стало больше, Пит. Это так невероятно.

Это и правда самая удивительная вещь в мире. Я обнимаю её и легко целую в губы. Ее халат слегка приоткрывается, и плавные изгибы под ним тут же захватывают мое воображение. Я тяну за пояс, пока он не развязывается под моими пальцами, проникаю рукой под мягкую ткань и дотрагиваюсь до её живота пальцами. Она ерзает под моей рукой и смеется.

— Пит, ты можешь быть серьезней? Не прошло и недели, — я поглаживаю рукой теперь уже плоский живот.

— Я просто до сих пор не могу поверить, что он больше не здесь, — поцеловав ее, я возвращаюсь обратно на подушку.