Джо и Ник ушли пару минут назад покорять танцпол. Мейсон выделывает какие-то жуткие танцевальные па, но, несмотря на это, её парень смотрит с нескрываемым обожанием, хотя, кажется, и побаивается, что она и его заставит присоединиться. А Марк рассказывает мне о… вот черт. Я понятия не имею, о чем он говорил всё это время. Похоже, о чём-то, связанном с планолетами. Не думаю, что я вообще его слушала.

Один раз ему удаётся даже уговорить меня потанцевать, и, возможно, мне кажется, но я словно вижу пару голубых глаз, наблюдающих за мной. Я моргаю, стараясь отогнать галлюцинацию, вызванную алкоголем. Светлые волосы острижены слишком коротко, но этот взгляд… нет, мне определённо показалось. Не стоило пить даже рюмку того неизвестного пойла с Хеймитчем.

Мне тут же хочется скинуть с себя руку моего нового «парня» и броситься бежать. Извиняясь, я удираю в сторону сцены, в туалет. Засовываю руки под струю воды и замечаю, как сильно они дрожат. Делаю несколько успокаивающих вдохов, глядя на своё отражение.

Может ли это действительно быть Пит? Или просто игры моего воспаленного воображения?

Я едва успеваю открыть дверь, как чья-то рука сжимает моё запястье и тянет за сцену подальше от толпы. Я успеваю рассмотреть лишь светлый коротко стриженный затылок прежде, чем парень затаскивает меня внутрь тёмной подсобки, служащей складом или коморкой для швабр, и закрывает дверь, щелкнув замком.

Теперь я чувствую, как тяжело дышу на самом деле. Прямо задыхаюсь, потому что не ошиблась… Я знаю, что Пит стоит передо мной, хотя и не вижу его. Воздух вокруг словно застывает. Даже музыка, все ещё отдаленно звучащая со сцены, куда-то пропадает, и все, что я слышу — это гулкие, приглушённые удары своего сердца.

— Насколько серьезно у тебя с этим поедателем слизней? — серьёзным голосом спрашивает он. Тело Мелларка настолько близко, что я могу почувствовать его тепло.

Мои губы сами собой растягиваются в улыбке. Ну почему этот парень всё равно заставляет меня улыбаться? Почему он тоже помнит тот случай с Марком? Однако я тут же стираю улыбку с лица и совсем не приветливо шиплю в ответ:

— Тебя это не касается.

— Почему ты так и не пришла? — продолжает допытываться он.

— Уйди, мне нужно вернуться назад, у меня свидание, — я стараюсь проскользнуть мимо Мелларка, но он хватает мою руку и плотнее прижимает к стене. Его лоб упирается в мою голову. Пит выдыхает, и его дыхание касается волос, заставляя меня зажмуриться изо всех сил.

— Китнисс, прошу, не веди себя так, — шепчет он мне в ухо.

Я не могу видеть его из-за темноты этой крохотной душной комнатки, но чувствую его, ощущаю каждой клеточкой своей кожи, и что-то в моей груди начинает ныть.

— Идём со мной, — просит он. — Я очень хочу с тобой поговорить.

Я прилагаю все свои усилия, чтобы покачать головой.

— Нет, — на выдохе говорю я.

— Почему ты не отвечала на мои письма?

— Я их даже не открывала, — отворачиваясь, произношу я, и не давая ему продолжить, заявляю, — надеюсь, ты не думаешь, что я кинусь в твои объятия, просто потому что ты появился сегодня здесь.

Мелларк пробегается пальцами по моей скуле:

— Я не жду этого, Китнисс. Но я молюсь на это. Каждую ночь, много месяцев подряд.

Складывается ощущение, что его слова проникают в мою грудную клетку, выталкивая весь воздух из лёгких.

Внезапно я осознаю, что вокруг тишина. Музыканты перестают играть, и со стороны площади доносится лишь белый шум: смесь детского смеха, пьяной ругани шахтёров и мерного гула сотен голосов. А затем теплые волны музыки начинают снова опутывать все вокруг, словно тонкие нити паутины. Эта песня совсем не похожа на те весёлые и быстрые, что звучали до неё — она словно горячая карамель, медленно растекающаяся в вечернем воздухе.

— Я так скучал по тебе, — Пит скользит руками за спину и притягивает меня ближе к себе. Он произносит это тихим, ровным голосом, и я ему почему-то верю. А сердце так подскакивает в груди, словно готово разбиться о стены тела, заперевшего его внутри.

Стена поддерживает меня сзади, а Пит спереди, нам нужно столько всего обсудить, но близость его тела в этой крохотной тёмной комнатке стирает абсолютно все мысли. Я месяц за месяцем пыталась избавиться от воспоминаний о нём внутри своей головы, но сейчас, разрывая все преграды, наружу вырывается единственная правда: я тоже скучала. По тому, как он смотрит на меня, как прикасается ко мне, по его улыбке и смеху. Я скучала по Питу Мелларку!

— Пит, — шепчу я, собираясь попросить его выпустить меня, но он, услышав мой голос, расценивает его иначе, зарываясь лицом в мою шею, и выдыхает, а я забываю обо всём чему хотела возразить.

Он касается моей щеки ладонью, и я ощущаю его дыхание на своих губах совсем близко.

— Я пытался забыть тебя, правда пытался, Китнисс — произносит он, запуская свободную руку в мои заплетенные волосы, — только не смог.

Я открываю рот, чтобы повторить свой протест, но встречаю тепло и мягкие потягивающие губы. Пит прижимается ко мне, проталкивая свою ногу между моих. Он целует меня так страстно…

Знаю, что должна остановить его. Я должна оттолкнуть, но я совсем этого не хочу. Я хватаюсь за рукав его рубашки одной рукой, а другой вцепляюсь в широкие плечи. Я делаю глубокий вдох прежде, чем Пит возвращается голоднее, чем прежде. И его руки. Его пальцы медленно поднимаются вверх по моим бёдрам.

— Как же я сильно скучал по тебе, — шепчет он. — Я не переставал любить тебя ни на секунду все эти четыре года. Я думал, что смогу начать жить заново, но я не могу без тебя, Китнисс. Это выше моих сил — отпустить тебя.

Не знаю, почему его признание так действует на меня… Мы словно на секунду превратились в тех самых Китнисс и Пита, что были вместе до Жатвы, до Игр, до революции.

От прикосновения его губ к моим подкашиваются колени. Я жадно целую его в ответ, хотя понимаю, что этот поцелуй всё только усложнит. Но я также знаю, что возможно это последний раз, когда я чувствую его губы и не хочу отказывать себе в этом.

Он прижимает меня ближе, скользит рукой по моей шее, зарываясь пальцами в заплетенные волосы. Кажется, будто он пытается запомнить этот момент, запечатать в сердце эмоции от поцелуев, потому что знает: после того, как мы остановимся, единственным, что у него останется, будет память о событиях в тёмной коморке.

Его прикосновения кажутся мягкими, словно бархат на моих губах. Пит медленно поворачивает голову, пока его рот не оказывается прямо у моего уха:

— Китнисс…

— Да? — Выдыхаю я.

— Давай уйдём отсюда. Я хочу поговорить с тобой, но не здесь.

Его лоб прижимается к моему. Я не знаю, что делать. Я не имею права позволить ему так просто вернуться в мою жизнь. Собрать все части вместе будет очень тяжело, ведь невозможно выкинуть из памяти то, что произошло. Мне нужно время. Я не способна принять такое решение прямо сейчас.

— Не могу, Пит, прости — бросаю я, отталкиваясь от стены и на ощупь находя ручку, открываю дверь.

Как только я выскальзываю наружу, яркий свет бьёт в глаза, и я, прищурившись возвращаюсь обратно к нашему столику. Ник и Джоанна уже ждут меня там, беседуя о чём-то с Марком.

— Всё в порядке? — интересуется он, и я молча киваю.

Я присаживаюсь рядом с парнем, делаю глоток воды из стоящего на столе стакана и отворачиваюсь, заливаясь краской и стараясь не смотреть на лицо Марка, чтобы он продолжал считать, что я увлечённо его слушаю, а сама принимаюсь нервно ковырять ногтем трещину в древесине столешницы.

Когда Джоанна отпустит меня домой? Если я постараюсь незаметно улизнуть, как быстро она хватится?

Вдруг кто-то спотыкается возле нашего стола и, задев стакан рукой, разливает содержимое на пол, рассыпаясь в извинениях:

— Простите, я всегда такой неуклюжий.

Я поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми лазурными глазами с тёмными осколками, скрытыми в их глубине. На лице Пита расползается медленная улыбка, и он возвращает взгляд Марку.