— Ты понятия не имеешь, в каком я был состоянии всё это время. Как меня поддерживала Прим, когда тебя не было рядом. Как я поддерживал её после потери всех, кого она любила.

Она пытается уйти, но я не пускаю её.

— Китнисс, дай мне объяснить.

— Объяснить что? — тихо спрашивает она. — Ты хочешь, чтобы я стояла здесь и выслушивала твои оправдания о том, как ты не собирался влюбляться в сестру своей умершей девушки? Думаешь, я буду с наслаждением слушать, что ты не хотел, и все само так случилось?

— Ты не можешь взять и закончить всё между нами, возненавидев меня, — говорю я и беру её лицо в свои руки. — Только не после всего, что у нас было…

— Я не ненавижу тебя, Пит, — произносит она. Её голос срывается, а по щекам скатываются слёзы.

Как я умудрился так испоганить свою жизнь?

Она пытается обойти меня, но я не позволяю, блокируя ей проход. Я притягиваю Китнисс к себе и прижимаю к своему плечу. Целую её макушку, пытаясь не думать о том, сколько раз я мечтал просто обнять её. Китнисс хватается за мой комбинезон, и я слышу, как она опять начинает плакать.

Когда уже поздно.

Слишком поздно.

Я смотрю сквозь неё, слишком пристыженный, чтобы посмотреть ей в глаза. За все свои двадцать лет я никогда не испытывал такой жестокой ненависти. Такой, которая разламывает на части. Заполняет собой до самого края. Заставляет желать смерти. Я никогда не думал, что такое возможно. Я никогда не ненавидел никого так сильно, как прямо сейчас ненавижу себя.

— Как такое могло случиться с нами? — этот вопрос едва успевает сорваться с моих губ, а я уже понимаю что до ужаса несправедлив к Прим, потому что я никогда не буду чувствовать к ней того, что испытываю к её сестре. Я хотел начать сначала, но в итоге подвёл их обеих.

— Ты её любишь? — спрашивает Китнисс, но тут же замолкает и качает головой, словно жалеет о своих словах. — Нет, умоляю, не отвечай, — она отходит назад, пока не упирается в бетонную стену. Я подхожу ближе.

Китнисс вновь пытается вырваться, но я снова крепко хватаю её.

— Подожди, Китнисс, — прошу я. — Пожалуйста, ответь только на один вопрос.

Она перестаёт сопротивляться и замирает в моих объятиях.

— Ты приезжала в Седьмой только из-за сестры? Или из-за меня тоже?

Как только я задаю его, чувствую, как она выдыхает. Мое сердце колотится в груди.

— Китнисс, — шепчу я. — Пожалуйста, Китнисс, ответь. — Я приподнимаю её подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. — Ты всё ещё любишь меня?

Её зрачки расширяются от страха, будто она не знает, что ответить. Или, может, сам вопрос пугает её, ведь она понимает, что чувствует ко мне, но не хочет этого чувствовать.

Я снова повторяю свой вопрос. В этот раз я умоляю её:

— Пожалуйста, я должен знать, чтобы принять верное решение.

Китнисс многозначительно смотрит мне в глаза и непреклонно качает головой.

— Я не собираюсь соперничать с ней, Пит. Я не хочу быть той, кто заберёт тебя у неё, когда девочка такое пережила. Я знаю, что такое терять, поэтому никогда не поступлю так. Поэтому не волнуйся, тебе не нужно принимать решение. Я уже сделала это за тебя.

Она пытается вырваться, но я обхватывая ладонями её лицо и снова умоляю.

— Пожалуйста, — шепчу я. — Только не снова. Я не прощу себе, если ты вновь уйдёшь.

Китнисс с досадой смотрит на меня.

— Ты не оставил мне выбора, Пит. Ты влюблён в другую. Ты делишь постель с другой. Твои руки прикасаются к кому-то, кроме меня. Твои губы шепчут обещания не мне. И неважно уже, чья в этом вина, может, и моя, ведь я сбежала, спасаясь с Игр. Правда в том, что ничего уже не изменит ситуации.

Она выскальзывает из моих рук и вновь садится на свой старый потрёпанный матрас, глядя на меня сквозь влажные ресницы. — Прим повезло, что у нее есть ты, — тихо добавляет она. И моё сердце разбивается вдребезги.

Я стою окаменевший, не в состоянии убедить её.

Не в состоянии просить.

Не в состоянии молить.

Потому что знаю, что ничего не могу сделать для того, чтобы изменить ситуацию.

Я также, как и она возвращаюсь и падаю на свою лежанку. В камере жарко и воздух спертый. Меня подташнивает.

Я хочу сказать ей тысячу слов.

«Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, прости меня.

Я каждый день просил небеса, чтобы ты была жива, пока не стало слишком больно надеяться.

Не надо меня ненавидеть.

Я по-прежнему люблю тебя.»

Но вместо этого я говорю:

— Ты думаешь, они собираются нас убить?

— Нет, — отвечает она, — если бы хотели убить, уже давно бы убили. Прямо на площади.

Лучше бы меня пристрелили прямо там.

— Если миротворцы держат нас здесь, это означает, что они планируют что-то похуже смерти, — добавляет она.

— Публичную казнь? Пытки?

Китнисс лишь пожимает плечами.

Мы сидим, не глядя друг на друга и не разговаривая. Минуты перетекают в часы, но я не могу сказать точно, сколько прошло времени. Вдруг я слышу голоса в коридоре и звук тяжелых шагов. Это не один охранник — к камере приближаются несколько человек.

Мы одновременно подскакиваем, словно сговорившись, и дверь внезапно распахивается.

— Джоанна? — удивлённо восклицает Китнисс. И тут уже настаёт моя очередь удивляться, потому что за её спиной возвышается Хорст.

***

— Только не спрашивай меня, где у меня была спрятана отмычка, — с порога предупреждает она и растягивается в самой широкой улыбке. — Неужели ты думала, птичка, что мы так просто заявимся в самый центр Капитолия и попадёмся, словно безмозглые. Это самый быстрый способ пробраться во дворец, разве нет?

Она подходит к канализационному отверстию в полу коридора и, подцепив люк тонкими пальчиками, поднимает металлическую решетку.

— Мне повезло: со мной в одну камеру запихнули этого красавчика, а он ещё и земляк оказался, — она залазит внутрь рукой и нашаривает пистолет. — Его, кстати, зовут Ник, знакомьтесь, — добавляет она.— Ну вот, Финник постарался, пока был во дворце, — рассматривает она оружие. — Правда тут только один ствол.

Мейсон встаёт, засовывая пистолет за пояс и оглядывает Пита с головы до ног.

— А это кто?

— Мы из одного отряда, напарники, — отвечает вместо Мелларка парень за спиной у Джо.

— Ну что ж, тогда идём, — командует она.

Где-то рядом раздается глухой стук. Мы все замираем. Джо дает знак Питу и Нику, указывая на левую сторону каменного коридора. Они занимают свои позиции, а я встаю рядом с подругой.

Шаги приближаются. Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Одна пара шагов. Еще одна. И еще. И, наконец, четвертая. Человек впереди группы приближается, и я улавливаю слабый звук дребезжащего металла. Пистолет. Пит впивается в меня обеспокоенным взглядом, и я с силой вжимаюсь в стену.

Охранники идут томительно медленно. Мои руки начинают потеть, дыхание замирает. У нас лишь один пистолет, а их четверо, и они вооружены.

Первым в темницу входит стрелок.

Пит хватает его за запястье, приподнимает и бьет коленом по ребрам. Пистолет с грохотом падает на пол. Он разворачивает миротворца и бросает его в решётку камеры. Железо вибрирует от удара, а Джо кидается на следующего человека, собиравшегося войти внутрь. Судя по телосложению это или женщина, или некрупный парень, одетый в белую боевую амуницию: брюки с наколенниками, сапоги на шнурках и куртку с резиновыми накладками на плечах и локтях.

Успеваю заметить только как Мейсон бьёт рукояткой пистолета охранника по шее, потому что Ник берет на себя третьего. А я — четвертого.

Я коленом ударяю мужчину в пах, мысленно благодаря Боггса за многочасовые тренировки, затем резко бью ему по шее. Он падает на пол, но не успеваю я выдохнуть, как пятый миротворец сбивает меня с ног. Значит, я ошиблась, их было больше.

Вокруг царит хаос, раздается несколько выстрелов. Я не вижу, кто стреляет, так как падаю, больно ударяясь спиной о каменный пол. Не успеваю я прийти в себя, как охранник хватает меня за ногу и тащит в сторону. Я пытаюсь за что-нибудь схватиться, но безуспешно: бетонный гладкий пол не даёт возможности зацепиться. Протащив пару метров, он швыряет меня к стене.