— Сюда, — выкрикивает Мейсон и бросается в сторону огромных насыпей строительного мусора.

Мы несемся, петляя узкими проходами между складами. Проверяем по очереди двери, но они все заперты. Наконец одно полотно поддаётся, и мы ныряем внутрь, закрываясь на засов.

Мне холодно, мне страшно, адреналин бьется в венах, заставляя сердце колотиться. Джо пытается отдышаться, прислонившись к стене. Всё, что мы можем — это сидеть тихо.

— Проверь западный склад, — командует мужской голос прямо возле нашей двери.

Раздаётся шипение раций: «Северный склад чист — их здесь нет»

Мы переглядываемся. Я хватаю Джоанну за плечи и, наклоняясь к её уху, шепчу:

— Я быстро бегаю, а ты отлично стреляешь. Либо сейчас, либо никогда. Когда-нибудь они доберутся сюда, а мы тут заперты, как в клетке.

Я жду, пока шаги стихнут, открываю дверь и бросаюсь вперёд.

— Вот она, — не успеваю я преодолеть и пару десятков метров, как громом позади раздаётся мужской голос.

Луч фонаря мечется, пытаясь отыскать меня — я уклоняюсь, и сама использую этот свет, который помогает мне разглядеть дорогу впереди. Я петляю, ныряю и слышу, как настигает погоня. Догоняют двое — теперь два луча мечутся неистово на бегу.

Меня либо поймают, либо подстрелят. Я несусь на дрожащих, плохо сгибающихся ногах вперёд и, внезапно зацепляясь за железную трубу, лечу вперёд, раздирая руки в кровь о твёрдую землю.

«Все пропало, Эвердин, все пропало», — бьется мысль в моем мозгу. — Но зато Джо сможет уйти».

Совсем близко слышны шаги, и я, развернувшись из скрюченного положения, подскакиваю, готовая драться, но не успеваю даже замахнуться, потому что два миротворца падают ниц, получив по выстрелу в спину.

— Сильные, но безмозглые, — констатирует Мейсон, пожимая плечами. Она так и стоит с вытянутым в руке пистолетом. — Пошли скорее, пока остальные не вернулись.

Мы забираем табельное оружие убитых солдат и скрываемся в рассветной дымке. Мы бежим час, два, вечность, когда, наконец, начинаем различать окраины города. Сворачиваем за ряд магазинов, с трудом втискиваясь в проулок с помойными контейнерами и, присев за железный бак, останавливаемся. Я продолжаю крепко сжимать пистолет, и мои пальцы, онемевшие от утреннего холода, покрываются потом.

Я пытаюсь перевести дух, а Джоанна разворачивает небольшую карту Капитолия, стараясь найти другой маршрут.

— Ну что ж, как я и говорила, план пошёл в задницу — придётся импровизировать.

— Куда мы должны попасть? — спрашиваю я, откашливаясь от едкого запаха из мусорных баков.

Она лишь ударяет пальцем в центр тонкой бумажки, где крупными буквами красуется надпись «Президентский дворец».

— Ты серьезно? — недоуменно спрашиваю я.

— Более чем, птичка. Только вот мы слишком далеко. Пешком не добраться. Машина должна была привезти нас к «своему» человеку, он бы помог нам с гримом, и мы бы свободно добрались до центра города. А теперь… даже не знаю, как поступить…

— Общественный транспорт? — предлагаю я. — А что нам терять? Сейчас безопасного места для нас нигде нет.

— Знаешь, а это, пожалуй, самая умная твоя мысль за последнее время. Похоже, моя проницательность отчасти передалась тебе, — улыбается она, ударяя ладонью по коленке. — Сегодня все автобусы будут двигаться лишь в одном направлении, доставляя зевак поглядеть на парад.

Не теряя напрасно времени, мы натягиваем капюшоны пониже и выскакиваем на улицу. Ещё совсем рано, по моим подсчётам около семи утра, поэтому людей вокруг почти нет. Мы перебегаем двор и крадемся мимо домов, то и дело останавливаясь и прислушиваясь.

Конечная станция автобусов прямо перед нами. На лобовом стекле красуется надпись «Поздравляем с началом семьдесят шестых Голодных игр!» и ниже «Конечная остановка — Дворцовая площадь».

***

Мы с Хорстом, словно двое обыкновенных рабочих, идём к центру города, где в данный момент устанавливаются трибуны для зрителей. Всего нас, должно быть, около пяти десятков монтажников, строителей, электриков, рассыпавшихся среди каменных городских строений. Только пятнадцать минут назад мы узнали, что именно мы должны заминировать.

Я ненавижу себя за то, что ввязался в это. Повторяю как оправдание, что ради свободы иногда приходится чем-то жертвовать. Войны без потерь не выиграть. Но от этого не менее противно. Каждый шаг причиняет боль, однако звучит приказ, и выбора не остаётся — приходится подчиниться.

Вчера вечером небольшая разведывательная группа проникла в центр, чтобы закончить последние приготовления к сегодняшней полномасштабной атаке. Они попрятали необходимые для организации взрыва материалы внутри служебных помещений, под трибунами.

А перед ними в город вошли люди из Третьего дистрикта. Они перебрались через леса на западном краю Капитолия, неподалеку от границы с их городом, и внедрились в систему видеотрансляций.

Вижу, как Гектор, идущий в десяти шагах от меня, нервничает из-за предстоящей операции. Возможно, после взрыва нам не удастся исчезнуть так легко, как мы думаем. Ну что ж, посмотрим.

Мы неуклонно приближаемся к тому участку, где повсюду снуют настоящие строители, электрики и монтажники, занятые подготовкой парада. Работа не останавливается ни на минуту. Нам, ничем не защищённым, даже оружия не выдали, если что-то пойдёт не по плану, то придётся отбиваться в рукопашную.

Прожектора освещают огромные, широко раскинувшиеся трибуны, установленные по обе стороны от центральной площади.

За направленными потоками света я различаю черные силуэты жилых высоток, здания из стекла и металла, магазины и офисы. Я понимаю, что мы неподалеку от самого центра, но когда поворачиваю голову вправо, застываю, потому что перед нами Президентский дворец. Огромный и величественный, даже дух захватывает.

Сверяюсь с часами. Адреналин начинает свою работу, и я киваю Хорсту. Пора начинать.

Мы спускаемся вниз, под трибуну, открываем дверь с надписью «Служебное помещение. Вход запрещен» и ищем спрятанные разведчиками материалы. Мы работаем слаженно и бесшумно, устанавливая заряды с удалёнными детонаторами.

Я подаю напарнику знак: «Продолжаем двигаться», и мы, незаметно выскользнув, идём к следующей трибуне. Каждый из нас бездумно выполняет свою работу. Просто опутывает опорные колоны. Закладывает заряды. Тянет провода.

Снаружи постоянно раздаётся стук и сверление. Рабочие в разноцветных комбинезонах носятся туда сюда, их бригадиры кричат и подгоняют своих подчинённых крепкими словами. Все должно быть готово к открытию Игр.

Мы вручаем детонаторы Гектору, отчитываясь о выполнении задания. Но уходить пока нельзя. Нужно дождаться взрыва.

Солнце медленно ползет по небу. Десять часов утра.

Люди начинают заполнять площадь. Их привозят на огромных автобусах, тысячи, десятки тысяч разноцветных капитолийцев.

И мы ждем.

***

Мы занимаем два места в самом последнем ряду автобуса. Кроме нас двоих в салоне никого нет. Красная железная махина движется все ближе к площади. Салон постепенно заполняется людьми, и я отмечаю, что чем дальше от центра Капитолия, тем наряды скромнее, парики ниже, а краски на лицах меньше.

Вдруг экран в передней части салона загорается, и вспыхивает объявление: лица Джоанны, Финника, Хеймитча и Бити Литье попеременно сменяют друг друга. Перед моими глазами мелькают фотографии, сделанные на Голодных играх. На таком фоне снимают всех трибутов, чтобы использовать потом в трансляциях. А под фото надпись: «Разыскиваются за государственную измену! Обнаружив преступника, позвоните по номеру, и Вы получите щедрую награду».

Сердце ухает, и я с силой толкаю Мейсон, привлекая её внимание.

— Кажется, нас тут не ждут, — тихо шепчу я Джо.

— Зато о тебе и Хоторне ни слова. Смотри внимательно.

Она права. Картинки мелькают, сменяя друг друга по очереди, но наших лиц нет. Видимо, Сноу решил, что мы сгинули где-то в лесу, неподалеку от Капитолия.

Вдруг женщина в грязно-синем парике, сидящая перед нами, оборачивается и пристально начинает глядеть прямо на нас. Я поднимаю голову и замечаю, что и другие пассажиры следом за ней тоже поворачивают головы.