— Знаешь, просто ученые любят подсчитывать статистику, и я недавно читала в одной из своих книг, что парни-подростки думают о сексе каждые пятьдесят секунд. Неужели это правда?
— Нет. И заметь, пожалуйста, что это ты говоришь о сексе. Похоже, девочки-подростки гораздо одержимее мальчиков.
— Может быть, — соглашается она, и мои глаза расширяются от изумления.
— То есть мне, разумеется, любопытно… с медицинской точки зрения, — поспешно вставляет она. — Есть о чем поразмышлять.
— Ладно, понял. Умоляю, давай уже сменим тему, — прошу я.
Этот разговор принял какой-то странный оборот, и меня это начинает нервировать.
— Хорошо, — соглашается она. — Это очень трудно — рисовать картины? — спрашивает девушка, переводя разговор в другое русло и возвращаясь к игре в вопросы.
— Картины не рисуют, их пишут. Это раз, — отвечаю я. — И обычно это либо легко, либо невозможно. Это два.
Она опять смеётся.
— Хорошо. Скажи мне тогда, зануда-художник-Тодд, — тянет она нараспев, — какая черта во мне самая красивая?
Я закрываю глаза, мысленно прорисовывая линии её лица и не задумываясь выпаливаю.
— Твои губы. Я уверен многие девушки смотрят на них и завидуют, потому что, если бы у них были губы такого же цвета, им бы не пришлось пользоваться помадой. А парни наверняка мечтают узнать: каковы они на вкус, потому что они такие маленькие, что хочется… — я резко одергиваю себя.
О нет, я что сказал это вслух?
Какого черта, Тодд? Что, черт возьми, натолкнуло тебя на эти мысли?
Мой пульс ускоряется, и я понимаю, что мне нужно просто встать и уйти.
— Я… проверю почту, — выскакиваю из дома на свежий воздух. Пару раз глубоко вдыхаю, пытаясь привести мысли в порядок. Вдох. Выдох. Снова вдох.
Поднимаю руку с зажатым в ней блокнотом и смотрю на свой рисунок.
Нет. Не может такого быть.
Ведь я рисовал её образ сотни раз, кажется, что я смогу создать её портрет даже с закрытыми глазами. Но вместо привычного волевого профиля с вздернутым носиком и косичкой, спускающейся на одно плечо, на меня смотрит девушка с распущенными волосами, подвязанными лентой.
На меня с листа смотрит Жаклин.
========== Глава 12. Китнисс ==========
За все время в пути я не произношу ни слова. Гейл же от природы наделён бесценным даром молчания, что делает его отличным напарником.
Проводник ведёт нас лесными, лишь ему одному знакомыми тропами, и несмотря на то, что половину дороги из Тринадцатого мы преодолели на машине, усталость даёт о себе знать болью в коленях и ломотой в теле. У меня пересохло во рту, и все мышцы ноют. Впервые я чувствую себя в лесу не в своей тарелке.
Дикие травы, нетронутые человеком, грустно гнут свои пушистые макушки к земле и шуршат под подошвами ботинок, готовясь уснуть под теплым снежным одеялом. Сброшенные в холодную землю семена с приходом весны вновь прорастут мягким зеленым ковром разнотравья. А сейчас природа засыпает, грустно глядя на нас, сквозь опустевшие ветви.
Когда мы добираемся до знакомых троп, уже светает. Увидев привычные очертания, даже шагать становится легче, но лишь к обеду мы попадаем в родной дистрикт, где Гейлу нашли временный домик на окраине Шлака.
Мы прощаемся с проводником, Хоторн дает мне ключ и берет наши рюкзаки. Я вставляю его в замок и вхожу в небольшое пыльное помещение. Спальня и кухня. Больше ничего. Замечаю, что в комнате только одна кровать.
Через несколько минут парень заходит внутрь с сумками.
— Мне надо в душ, — я роюсь в рюкзаке и достаю чистый комплект одежды. Взяв туалетные принадлежности, иду в ванную и, увидев знакомую картину, улыбаюсь.
— Душ… — ухмыляюсь я.
Мы же в Шлаке. Медный таз и бочка с водой. Вот и все удобства.
Кое-как отмывшись от пыли и сосновой смолы, я пытаюсь распутать мокрые волосы, но чувствую себя настолько уставшей, что бросаю все попытки и заплетаю их в привычную косу.
Я выхожу из ванной и вижу, как Гейл распаковывает наши сумки, вешая одежду в крошечный деревянный шкаф. Он бросает беглый взгляд и, заметив на мне лишь футболку, прикрывающую бедра, невольно оглядывается еще раз, но лишь на секунду, после чего смущенно отворачивается.
Понимая, что значит для меня сегодняшний день, Гейл деликатничает. Как же осточертело то, что даже Хоторн продолжает меня жалеть. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым. В любой другой день он бы воспользовался тем, что мы одни и, как минимум, попытался бы поцеловать. Но парень лишь вновь поворачивается спиной и продолжает вынимать из своей сумки вещи.
— Я тоже в душ, — сообщает он, выходя из комнаты.
— Не строй насчёт него больших надежд, — кричу я ему вдогонку и улыбаюсь, представляя, как такая махина будет размещаться в крохотном тазу.
— Главное, что там есть вода, — отвечает напарник, возвращаясь. — Мы многие годы так жили, и ничего, — Гейл берет чистую одежду и, стараясь не смотреть на мои голые ноги, направляется прямиком в ванную.
Когда парень проходит мимо, я хватаю его за руку. Он останавливается и поворачивается, внимательно глядя в мои глаза.
— Можешь сделать мне одолжение?
— Конечно, — с готовностью отвечает он.
— Знаю, ты беспокоишься за меня из-за того, что мы здесь, в Двенадцатом. Но если из-за моих переживаний ты даже не можешь смотреть на меня полуодетую, то мне вообще крышка. Пожалуйста, не нужно жалости, не изменяй своего отношения.
Он понимающе смотрит сверху вниз и легко касается моей щеки ладонью. Потом опускает взгляд на губы, и в уголках его рта появляется еле заметная усмешка.
— То есть ты даешь мне «добро» и разрешаешь желать тебя?
Он с улыбкой притягивает меня за талию и, придерживая мою голову, прижимается губами. Его поцелуй — именно то, что мне так необходимо в эту минуту.
— Мне всё ещё нужно в душ, — напоминает Хоторн, отрываясь от меня. — Но теперь, когда я получил «добро»… — он хватает меня за ягодицы и притягивает ближе. — Смотри не засни, пока я привожу себя в порядок, а потом я постараюсь показать, как сильно люблю тебя.
— Хорошо, — шепчу я, смущаясь.
Отпустив меня, парень уходит, а я ложусь на кровать. Перевожу взгляд на полки с книгами, подвешенные на стене, и гадаю, успели ли прежние хозяева прочитать хоть одну из них. Встаю и вытягиваю наугад сборник сказок в темной обложке, открываю первую страницу, но так и не могу сосредоточиться.
С последней ночёвки в лесу прошло уже восемнадцать часов, над Луговиной ярко светит солнце, а мы еще не ложились. Отложив книгу, я задергиваю плотные тёмные шторы, лишая комнату света, и, нырнув в постель, зарываюсь лицом в мягкую подушку. Кажется, что прошло всего несколько минут, когда я просыпаюсь, почувствовав, как прогибается матрас под крепким мужским телом. Гейл притягивает меня к себе и целует в шею.
— Все-таки ты заснула, — шепчет он, проводя губами вниз по моему плечу, — Спи. Мы сегодня не должны…
— Мы должны, — тихо отвечаю я сквозь сонную дрему. Мне так надоело убегать, и я решаю: пусть сегодня начнётся новая жизнь.
Я поворачиваюсь и выгибаю свое тело в его объятиях. Приглашение, которое ни с чем другим не спутает ни один мужчина. Наши губы раскрываются и притягивают нас еще ближе друг к другу.
Гейл зарывается лицом в изгиб моей шеи. Мои пальцы впиваются в его плечи, и я прикусываю нижнюю губу. Мои руки скользят по его спине, изгибу бедер, изучая твердость мышц. Он выдыхает:
— Кискисс, я не смогу остановиться.
И не нужно. Вместо того, чтобы ответить словами, я двигаюсь к нему навстречу. Он стонет, проводит зубами по моему горлу, а его руки забираются под футболку, кончиками пальцев касаясь обнаженной поясницы.
Между нами в этот миг рождается что-то новое, не существовавшее ранее, будто огонь, так долго сдерживаемый внутри, вырвался на свободу, сжигая всё на своём пути. Мне жарко, моё тело горит, плавясь под крепкими мужскими руками. Руками, которым можно довериться.
Гейл нависает надо мной, жадно проникая в мой рот языком, кусает мочку уха, отчего я выгибаюсь под ним и хватаю воздух. Он гладит меня по спине, касается кромки белья, а я понимаю, что прежний страх и отчаяние отступили.