Тишину в комнате разорвал мой громкий смех. Почему-то эта выходка показалась мне единственным глотком правды в этом военном театре абсурда.

Командир шутку не оценил, как и реакцию на неё, поэтому спустя десять минут мы с Хорстом, который оказался тем самым парнем, «оттачивали чувство юмора», на пару оттирая штабной сортир.

Ухмыляюсь, вспоминая этот случай, наклеиваю на бровь небольшой пластырь и выхожу из ванной. Наш кот, Лютик Второй или вылезай-из-за-холодильника-идиот, мягко крадется ко мне и трется о ноги, вдруг чего вкусного перепадет. Джеки же сидит напротив маленького зеркала и пытается что–то заплести из своих светлых локонов.

— Не надевай свою футболку: она уже грязная – кидай её сюда, я постираю, — бормочет она, зажимая в зубах пару шпилек, и кивком головы указывает на гору раскиданных по кровати вещей.

Я сгребаю футболку, перекинутую через плечо и бросаю в кучу. Она на секунду оборачивается и застывает, потому что в её глазах ужас.

— О Боже, Тодд. Что это у тебя? Ты что раньше не замечал? — её взгляд испуганно замирает, переходя на мой живот.

Я, перепугавшись, осматриваю свой торс. На валке леса заработать грыжу, как нечего делать, а если прибавить к этому мою работу в пекарне и постоянные нагрузки из-за тренировок, то от этой мысли мне становится совсем плохо.

— Что там? Что ты увидела? — тревожно спрашиваю, поднимая на неё глаза.

— Этого не может быть… — качая головой добавляет она.

— Да говори же уже, не тяни!

— Да у тебя же пресс, Тодд! — начинает смеяться она и отворачивается обратно к зеркалу. — Видел бы ты свое лицо!

Вот же маленькая засранка! Я запускаю полотенцем ей в голову, но она успевает вовремя увернуться.

Показав мне язык, Джеки вновь заглядывает в отражение, пытаясь сбоку увидеть результат своих трудов и сердито выдыхает.

— У меня не выходит, — произносит она, пытаясь пальцами выровнять прическу. — Раньше меня заплетала мама. Я, конечно, и сама могу сделать несложные плетения из кос, но все равно получается не так, потому что я не вижу себя сзади.

— Давай я попробую, если хочешь, — предлагаю я. — Вряд ли это сложнее, чем заплести халу из теста. Шедевров твоей мамы мне не повторить, но можно для начала что-то простое попробовать.

Я отодвигаю вещи, приготовленные для стирки, и сажусь позади её спины. Она спускается вниз и пристраивается на полу, скрестив ноги.

— Давай начнём с основ, — девушка убегает в другую комнату и приносит гору разноцветных лоскутков ткани. Она схематично показывает на стопку связанных лент, как плести французскую косичку, и у меня складывается впечатление, что это совсем не сложно.

— Теперь ты попробуй, — говорит она и, усаживаясь, перебрасывает волосы за спину.

Я провожу широкой расческой по её распущенным светлым локонам; длинные пряди струятся в моих руках мягким потоком. Похоже на жидкое золото.

— Как же много у тебя волос, — высунув язык, я пытаюсь собрать непослушные локоны и не растерять те, что держу в другой руке. Они все время ускользают, то и дело, путаясь и разваливаясь в ладонях.

Джеки, видимо, почувствовав мои напряжённые потуги, старается как можно меньше шевелиться, но процесс все равно идёт ужасно медленно.

— Если французская косичка не получается, я научу тебя чему-нибудь попроще, — говорит она, не скрывая снисхождения в голосе.

— Нет, я справлюсь, — получается кривовато, но я не из тех кто легко сдаётся, так что пара тренировок и, думаю, выйдет удобоваримо. — Дай попробовать ещё раз. Если уж я освоил французские поцелуи, то и с французской косичкой справлюсь, — вижу, как ее щеки становятся пунцовыми, и мысленно ругаю себя за эти слова.

«Зачем Бог наделил меня языком, если я несу им всякую чушь?» — думаю я.

Вечером мы сидим в гостиной перед камином. Жаклин разложила книги на полу, сортируя их. Она подчеркивает то, что важно изучить, убирая на полку учебники, которые пока слишком сложны для неё, и что-то пишет в своей огромной тетради.

Мне приятно, что Джеки делает успехи. Пожилой доктор, каждый раз заходя в пекарню, не перестаёт говорить о том, как быстро она схватывает новые знания. Думаю, что к лету она должна поступить в университет, и я со спокойной совестью смогу её отпустить, зная, что сделал все, чтобы жизнь этой девочки сложилась наилучшим из возможных вариантов.

Черный грифель в моих руках бегло летает по бумаге, окрашивая её оттенками бури. Я просто отпускаю мысли и позволяю рисунку самому решить, чем стать в конце. Удивительно, с какой легкостью мне удаётся создавать красоту на бумаге с карандашом в руке, жаль, что создавать ее в своей жизни — не очень.

— Знаешь, Тодд, я тут подумала, что, если бы ты был игрой, то это был бы Скрэббл, — начинает разговор Жаклин.

Она улыбается, ставит на полку ещё одну книгу и продолжает.

— Ну знаешь, такая настольная игра для пенсионеров, чтобы вечер скоротать. Скучная и жутко умная.

— Вот, значит, как, — смеюсь я. — В таком случае, если бы ты была игрой, то это была бы «Мафия», — я вырываю лист из блокнота и, скомкав его в шар, кидаю в неё.

Она уворачивается, улыбаясь, и достает следующий учебник.

— Двенадцать вопросов — играем? — Джеки открывает книгу, бегло просматривая о чем она. — Какой твой любимый цвет?

— Оранжевый, — не поднимая взгляда, отвечаю я. — Разве я раньше об этом не говорил? Тебе еще не надоело выяснять насколько скучна моя жизнь?

— Думаю, мне никогда не надоест, — отвечает она, помещая карандаш за ухо.

Китнисс всегда была закрытой, наверное, поэтому мне так нравилось узнавать её, словно роман читаешь — страница за страницей. Однако с её сестрой совсем другая история. Жаклин такая же любопытная, как её кот Лютик. Интересуется всем вокруг: мной, жизнью вокруг и вообще всеми людьми. Ей хочется знать абсолютно все, поэтому с ней очень легко делиться своими мыслями.

— Это скучные вопросы. Давай посложнее.

Она запрокидывает голову назад и смотрит в потолок, обдумывая следующий вопрос.

— Ладно, кто был твоей первой девушкой? — спрашивает она.

— Делли Картрайт. Мне едва исполнилось тринадцать, но все было несерьёзно. Она мечтала впечатлить соседского мальчишку, а я ей был как брат, так что пришлось подыграть.

— Мне казалось, ты говорил, ее звали Хлои.

— У меня сегодня что допрос с пристрастием?

— Возможно, — нараспев говорит она, подскакивая с пола. Её волосы, собранные лентой, задорно подпрыгивают вслед за ней.

— А у тебя хорошая память, — прикусываю я кончик карандаша. — Хлои стала первой девушкой, которую я поцеловал, но получается фактически не первой моей девушкой. Мне было пятнадцать тогда.

— Почему вы расстались? — продолжает допытываться она.

— Нам исполнилось шестнадцать.

Жаклин демонстративно закатывает глаза.

— Ты говоришь это так, будто это уважительная причина.

— Это то, что делают все, когда встречаются в шестнадцать. Ссорятся, мирятся, расстаются, встречаются с кем-то еще.

— Если только не живут в одном доме с фиктивным родственником, охраняющим тебя не хуже цербера.

— Ох, да неужели? — восклицаю я, делая вид, что не понимаю о чем она.

— По документам мне между прочим девятнадцать уже, — замечает девушка. — И тот парень, из дома на соседней улице все время мне глазки строит.

Я смотрю на неё так строго, как только могу.

— У тебя есть поразительная способность прочитать целую лекцию с помощью одного единственного взгляда, — говорит Жаклин, нарочито громко роняя стопку учебников на стол.

— Вот и не нарывайся! — ухмыляюсь я и вновь утыкаюсь взглядом в свой блокнот.

— Со сколькими девушками ты спал? — не унимается она.

— Жаклин! Я не буду отвечать на этот вопрос. Я не обсуждаю подробности своей личной жизни с… с маленькими девочками.

— Я любопытная от природы! Ты это знаешь. И ты всегда отвечал на мои вопросы.

— То было раньше. Сейчас все по–другому.

Я открываю рот, чтобы продолжить воспитательную беседу, но Джеки добавляет: