Трясу головой, прогоняя воспоминания.

Хватит!

— Музыка в жизни меняется, но надо продолжать танцевать, — повторяю я слова, сказанные Мейсон накануне. Боже, Джо, ну и бред же это!

Подхожу к напарнику и протягиваю ладонь, приглашая его на танец. Мы выходим в центр зала и начинаем кружиться под звуки скрипки, плачущей под умелыми руками его младшего брата Рори. Гейл притягивает меня одной рукой за талию, глядя сверху вниз и ухмыляясь, говорит:

— Мы никогда не танцевали под такую музыку, — и это правда. В Двенадцатом на общих праздниках исполняют лишь быстрые танцы, а это песня, под которую покачиваются вместе, словно на волнах, да смотрят в глаза друг другу. Очень символично для влюблённых из Четвертого.

Молодожёны кружатся в паре метров от нас. Я ловлю на себе счастливый взгляд Энни и улыбаюсь в ответ, пока внезапно Гейл не наступает мне на ногу, заставляя тихо вскрикнуть.

— Хоторн, ты вообще когда-нибудь в школе на танцы ходил? — шиплю я не него, растирая рукой ноющую конечность.

— Прости, Кискисс, — оправдывается он, виновато протягивая ко мне руки. — Конечно, ходил, только не танцевать!

— А что делать?

— Нормальные парни на танцы драться ходят.

— Серьёзно? — удивлённо спрашиваю я, смотря на него снизу вверх.

— Я шучу, — он улыбается так широко, и мне кажется, что я того и гляди загорюсь от огоньков, пляшущих в его глазах, как сухая еловая ветка, поднесенная к костру. Его взгляд скользит по моему лицу, и серые, словно сталь, глаза останавливаются на моих искусанных губах.

— Не смотри на меня так, — едва слышно прошу я и стыдливо опускаю глаза в пол.

— Почему?

— Меня это нервирует, ты же знаешь, — бросаю я в ответ.

— А ему ты позволяла так на тебя смотреть, — с укором указывает Гейл, раздражённо отводя глаза в сторону.

Да как он смеет? Я резко разворачиваюсь и, делая два шага назад, собираюсь сбежать, но он хватает меня и с силой притягивает обратно, зажимая в кольце своих рук.

— Пусти, как ты вообще смеешь такое говорить, — шиплю я, стараясь не привлекать к себе внимание. Всё-таки это самый счастливый день в жизни Энни, и я не могу его испортить.

— Как я смею? Может хватит уже себя изводить, Кискисс. Год прошёл, — шепчет он мне на ухо. — Я отпущу тебя, только если пообещаешь, что снова не сбежишь и не запрешься в той кладовке.

Он притягивает меня ещё ближе и сжимает в своих объятьях. Сначала я пытаюсь вырваться, а потом просто смиряюсь.

— Я обещаю, — бурчу я, мысленно пообещав себе разобраться с другом позже. Здесь не место для выяснения отношений.

Мы слишком похожи. Всегда были. И в этом заключается трагедия. Возможно, будь между нами хоть парочка черт различия, ещё тогда, пока мы вместе бегали по лесу, всё сложилось бы по-другому. Но мы совсем не из тех, у кого всё просто. Усложнить все, что только можно, наш на пару с Хоторном девиз.

Мы по-прежнему стоим в центре танцевального зала, он обнимает меня так крепко, что я перестаю дышать. Голова кружится, то ли от танца, то ли от недостатка кислорода. Чувствую его сильные руки, родной запах теперь уже не сосны и кожи, а местного мыла. Я слышу, как бьется его сердце. Он смотрит на меня, и мои глаза моментально опускаются вниз: я боюсь встретиться с ним взглядом. Он подается чуть вперёд. Но музыка заканчивается и раздаются радостные аплодисменты в честь молодой пары. Кажется, момент упущен.

Ночью, после того как гости ушли, стулья сложены, а гирлянды убраны, я поднимаюсь в свою комнату. На кровати лежит бумажный сверток. Я открываю сложенный пополам лист и обнаруживаю внутри еловую ветку с парой шишек на ней и ниже почерк Гейла:

«Конечно не лес, но надеюсь тебе понравится».

***

Мы с напарником буквально ползем после сегодняшней тренировки. Боггс опять заставил нас бегать многокилометровый кросс, и это ещё не считая стандартных физических упражнений.

— Я слышал Коин готовит нашу отправку в Двенадцатый, — осторожно говорит Гейл, оценивая мою реакцию. — Руководство считает: время пришло. Нужно мобилизовать людей, потихоньку переводить их на нашу сторону, чтобы когда восстание начнётся, шахтеры были готовы.

Значит, ли это, что нас двоих пошлют на родину? Я думаю о том, что увижу там, а самое главное, смогу ли взглянуть на свой сожжённый дом? Осмелюсь ли зайти в пекарню к родителям Пита, зная, что это я убила его, как смогу посмотреть в глаза его семье?

Я ворочаюсь в постели, не находя себе места. Каждый час я вновь просыпаюсь от кошмаров, в которых Прим и Пит сгорают у меня на глазах. Смотрю в безжизненные глаза матери, пытаясь заставить её подняться, но она все также осуждающе глядит на меня, не проронив ни слова. Я чувствую, как бешено колотится сердце. Оно бьется так сильно, что я слышу его стук, отражающийся от бетонных стен. Я задыхаюсь, покрываясь испариной.

Хватит! Больше не могу находиться в этой комнате, полной смерти. Резко встаю и покидаю отсек. Я знаю куда лежит мой путь, я думала об этом не один день. Подхожу к двери и тихонько стучусь…

========== Глава 9. Тодд ==========

— Поднимем наши бокалы, — произносит Гектор, — за новых диверсантов Свободного Панема.

Комната оживает звоном стекла и восторженным ревом десятка голосов. Мужчины наклоняют свои чаши и бутыли и, в унисон улюлюкая, опустошают их. Пьют яблочный сидр. Алкоголь не положено.

Полковник произносит чувственную речь, отмечая, что несмотря на то, что угробил несколько месяцев своей жизни, он хоть чему-то научил «нас, идиотов», и выражает уверенность, что к концу года мы поднатореем ещё больше. Если доживём.

Оптимистично.

Сдать экзамен в «комнате» было несложно, сможет любой. Это симулятор, где любое неверное движение ведёт к неминуемой смерти. Разве что, все не по-настоящему.

Тут все просто: при зачистке города в помещение заходят двое — сначала граната, потом ты сам; при тайной диверсии наоборот — действуешь тихо и неуловимо. Дальше по плану. Установка устройства, незаметный уход.

Правила поведения внутри тоже несложны: ящики не открывать, электронику не включать, ничего не трогать. Вплоть до того, что нельзя открывать холодильник, даже если очень хочется есть, и поднимать крышку унитаза. Не трогать трупы, столы и другие предметы: все может быть заминировано.

А если вдруг услышишь мяуканье, например, из-за двери шкафа, то как бы не было жаль, но придётся смириться: животное обречено. Скорее всего, его там заперли вместе с гранатой. Открывать нельзя. На этом испытании многие обломались. Ведь в таких ситуациях хочется оставаться человеком, но…

Вряд ли такая подготовка нам пригодится в реальной жизни, ну разве что Капитолий захочет устроить заминированную полосу препятствий прямо в городе, что, в целом, маловероятно.

Сдать “огневую” сложнее — мне удалось лишь со второго раза. Тем, у кого от рождения меткий глаз, легче. Остальных спасают лишь регулярные тренировки.

— Готов? — спрашиваю я Хорста, подпрыгивая на месте. Первое, чему нас научили, перед выходом проверять, что на одежде ничего не лязгает и не бренчит.

— Давно. А ты?

— Да, погнали, — киваю я, и мы вместе идём к месту сбора.

За эти несколько месяцев я научился многому. Например, кто медленно бегает — быстро умирает. Или тому, что остановившись, никогда нельзя продолжать стоять. Нужно встать на колено или лечь. Постоянные приседания и подскакивания вверх-вниз очень выматывают, но это вопрос выживания всего отряда. Если кто-то забудет сесть — его заставят, да так, что в другой раз захочешь — не забудешь. Пописать можно только стоя на коленях, не превращаясь в стоячую ростовую мишень. Даже такая вещь, как туалет, в военных условиях — это серьёзно.

Я подхожу к столам с вооружением, смотрю, какое оружие берут опытные бойцы, и делаю также. Командир наблюдает, знаю, что мысленно ставит галочки.

Если уж представилась возможность выбирать, то нужно брать такой же калибр, как у большинства. На себе много патронов не унесешь, а кончаются они быстро, так что, если с тобой смогут поделиться — это большой плюс. К тому же, если твоего товарища убили, можно за его счет восполнить свой боекомплект — вот она, суровая военная правда.