Медицинская сестра уводит ее из комнаты, дверь позади них закрывается, а я с трудом переворачиваюсь на бок и сжимаюсь, задерживая дыхание, чтобы не дать крикам вырваться из глотки.

Я корчусь на казенной кровати, стараясь найти такую позу, чтобы замереть и какое-то время не чувствовать боли от того, что не знаю, как мне жить. Ее так много, что она не помещается во мне, да и с этой напастью к врачу не пойдешь: разве я смогу объяснить, почему меня изнутри словно разрывает на части.

Провожу пальцами по белым снежинкам, разбросанным нитками по темно–серому полю стеганого одеяла, и постепенно они начинают расплываться от слез, застилающих мой взор.

Я со всей силы зажмуриваю глаза и зарываюсь с головой в постель, судорожно хватаясь за одеяло. Мои плечи сотрясаются от рыданий, которые я безуспешно пыталась сдержать. И я снова проваливаюсь в бездну отчаянья.

***

Моя жизнь в Тринадцатом превратилась в бесконечную череду людей, интересующихся, лучше ли мне. Прошло два дня, а я все еще здесь, сижу на больничной койке. Так что, нет, мне определенно не лучше.

Хорошая новость лишь в том, что мы с Энни отлично поладили. Я не рассказываю соседке о семье и о Пите, да ей и не нужно об этом знать: она и без того всё время выглядит грустной. Креста в свою очередь ничего не говорит мне о своем прошлом, и так даже проще. Могу сказать наверняка: раз оно связано с Играми, оно хуже, чем мое.

Я слышала, как медсестры в коридорах сплетничают о ней: у девушки нет семьи: мать с отцом погибли давным-давно, и ее воспитывала бабушка, но и она умерла несколько лет назад, оставив внучку в этом мире совсем одну. Но в основном они сплетничают о парне, который её навещает. В такие моменты глаза девчонок в белых халатах загораются каким-то восторженным огоньком и все, что я могу разобрать в череде их томных вздохов лишь бесконечные эпитеты, восхваляющие еще одного Победителя из Четвертого. Финник Одейр, невыносимо привлекательный и манерный молодой человек, по всей видимости, очень часто навещал Энни до моего появления тут, раз настолько запомнился персоналу госпиталя. Ну как персоналу… Девушкам.

Я смотрю, как она грустно скользит взглядом по его фотографии и прячет обратно под книжный переплет.

– Прости, – выпаливаю я, наблюдая за ее действиями.

– За что?

– За твоего парня. Он… он перестал приходить с момента моего поступления, и если это из-за меня, если я вам мешаю, прости.

Она садится рядом, нежно гладит мою руку и улыбается:

– Все хорошо. Не выдумывай. Он просто занят, вот и все. Финник в Капитолии, единственный из приближенных Сноу, кто остался у нас во дворце. Поэтому сейчас он редко приезжает.

– Мне жаль, заметно, как ты по нему скучаешь, – тихо говорю я, – наверное, не следует говорить о грустном, иначе я опять расклеюсь.

– Тогда нам лучше почитать, – улыбается Энни и начинает читать вслух лежащий у нее на коленях роман о морских приключениях.

Кажется, она просто счастлива, что рядом с ней кто–то есть. Возможно, из–за этого мы и ладим. Два одиночества, нашедшие друг друга в огромном море жизни, как корабли на обложке ее книги. Для меня эта девушка до сих пор остается загадкой. Пока она читает, я изучаю ее лицо с тонкими аккуратными чертами, её длинные пальцы, и пытаюсь понять: почему она здесь. Все в Тринадцатом знают Энни, но никто не говорит, что у нее за болезнь. Она не ранена, не чихает и не кашляет, на ней нет бинтов, швов или других повреждений. За исключением того факта, что она слишком бледная и худая, на вид она абсолютно здорова. Видимо, ее раны, как и мои, спрятаны глубоко внутри, поэтому их не видно.

Я практически начинаю засыпать под монотонное бормотание моей соседки, когда дверь в палату распахивается и на пороге появляется Джоанна Мейсон собственной персоной. И зачем только ее сюда принесло?

– О, доктор, как Вы? Что нового в городе чокнутых? – кричит она в коридор, высунув голову из палаты наружу. Её голос отражается от стен звонким эхом.

– На самом деле ничего особенного, мисс Мейсон, – слышно, как отвечает ей врач, делающий обход. – Все неприятности, происходящие здесь, неожиданно и загадочно прекратились, как только Вас выписали после ранения.

– Ах, ну, что я могу сказать? Видимо, совпадение.

– Вы пришли навестить мисс Кресту?

– Ага, – говорит она и, громко хлопая, закрывает позади себя дверь.

– Ты пришла, Джоанна, – щебечет морская красавица и оплетает тонкие руки вокруг ее шеи, словно ветви ивы.

– Разве я могла оставить тебя одну в этом удручающем крае белых стен и запаха хлорки, – стискивая ее в объятиях, отвечает Мейсон. – Но теперь у тебя хоть компания появилась. Скучно больше не будет.

Она разворачивается ко мне, и я отмечаю ее взгляд – в нем есть какая-то сила и серьезность, словно Победительница Дистрикта-7 на десятилетия старше, чем на самом деле.

– Что ж ты, птичка, еще даже не успела начать, а уже в больничке прохлаждаешься, – издевательским тоном говорит она, обращаясь на этот раз ко мне.

– Кажется, это не твое дело, – сурово отвечаю я.

– Ого, у птички прорезались зубки! – снова ухмыляется Джоанна, накручивая на палец прядь тёмных, как смоль, волос.

– По-моему, я сказала тебе оставить меня в покое, – произношу я как можно более невозмутимым тоном, стараясь не реагировать на её колкость.

– Да ладно тебе, не злись, – нараспев тянет она. – Я всегда такая – не принимай на свой счет. Мы еще подружимся, вот увидишь.

Очень сомневаюсь, что я когда-то смогу спокойно общаться с этой ненормальной без угрозы вновь поцапаться.

– Ты раздражаешь, – сквозь зубы цежу я.

– Что ж, это, дорогая моя, не новость! – Мейсон нагло приземляется на край моей кровати и неожиданно хватает меня за руку. – Нас всех тут уничтожили, – она заглядывает мне прямо в глаза, наклоняясь ближе, и я вижу всю глубину отчаяния, скрытую за броней сарказма и издевок, – так что, чем быстрее ты перестанешь себя жалеть, тем легче будет выбраться из этого ада. Я видела, что ты боец, поэтому хватит сопли на кулак наматывать! Ты считаешь меня чокнутой, повернутой на Восстании? Поверь мне, не все войны ведутся из-за власти, месть – тоже неплохой повод!

– Не надо, Джо, не приставай к Китнисс, – защищает меня соседка, – Ты принесла то, что я просила?

Она тут же разворачивает корпус в сторону Энни, словно не было пары минут откровения между нами, и вновь, будто издеваясь над происходящим, широко растягивает улыбку.

– Ты имеешь в виду ту вещь, которой я угрожала яйцам медбрата в прошлый раз? – саркастически интересуется Победительница из Седьмого. – Конечно, принесла. Эти изверги-врачи не позволяют держать тут никаких острых предметов, так что спрячь хорошенько, рыжая попка, для самообороны пригодится.

Она ныряет рукой в карман куртки и, подмигивая, достает оттуда небольшие металлические ножницы.

– Мне не нужна оборона, Джо, –улыбаясь говорит Энни. – Мне нужно лишь подстричь челку, ты мне поможешь? – спрашивает у нее Креста, пропуская гладкие пряди, падающие на глаза, между пальцев.

Мейсон делает наигранно грустные глаза и, припечатывая инструмент ладонью к столу, делает пару шагов в сторону выхода.

– Прости, но это не по моей части, дорогуша. Мое оружие – топор, с более мелкими предметами я справляюсь с трудом. Могу и покалечить ненароком. Попроси свою новую соседку. Надо же ей хоть как-то настроение поднять.

Она протягивает руку к двери, как вдруг полотно резко распахивается, чуть не ударив Победительницу по лицу, но Джоанна вовремя отскакивает назад. Нужно признаться, я впечатлена быстротой ее реакции. В дверях появляется Гейл.

– Ты чуть меня не убил, олух несчастный, – она добавляет ещё пару “крепких” слов и резко бьет его кулаком по плечу.

– Прошу прощения, – извиняясь, Хоторн отходит с дороги, освобождая ей путь. Мейсон оборачивается и, бросив оценивающий взгляд на напарника, подмигивая, выдает самую неожиданную фразу.

– Классная задница!