Поэтому он осторожно обхватывает член у основания, придерживая и поглаживая, успокаивая, цепляет, всхлипывая, двумя пальцами — мизинцем и безымянным — поджавшуюся и до ужаса чувствительную мошонку, падает спиной на скрипнувший кафель, чуть соскальзывая ниже, и решительно проталкивает сразу два пальца между губ, крепко их обхватывая, посасывая. Ощущает гладкий и влажный рельеф языка, сжимает ещё раз член и осторожно проводит до головки, чуть подразнив ее кончиком пальца, пока глаза в экстазе закатываются от вдруг возникшего до неприличия четкого образа Тони: в мыслях его пальцы занимают место питеровых, грубая от постоянной ручной работы в мастерской ладонь ложится на болезненно подрагивающий, розоватый от прилившей к нему крови член, легко сжимает и следует призрачным желаниям Паркера, будто пунктиром обозначенным, который хочет всего и сразу.

Питер задушенно хнычет, десны и язык сводит от стихийного желания. Питер проталкивает пальцы дальше, почти по самые костяшки, и по наитию массирует, от чего тело просто сходит с ума, взрываются мириады искр, осколками острого желания разлетающимися в разные концы его сошедшего с ума тела, а в голове Питера внезапно возникает мысль — если ему так хорошо от пальцев, то каково будет, если на их месте окажется член, член мистера Старка, а не какой-то там рандомный — они его вообще мало интересуют.

Питер особенно громко стонет, едва не рычит, когда его рука — а в мыслях рука Тони-прости-господи-Старка — легко скользит по стволу, так туго и — буквально — умопомрачительно сжимая, и у Питера складывается ощущение, что дрочит он насухую, а не под беспрерывным потоком воды, сглаживающей неприятные ощущения от соприкосновения грубоватой ладони и нежной кожи чувствительного члена.

Он теряется в оглушающе ярких и застилающих разум чувствах и ощущениях, окутывающих, опутывающих, как паутина, путающих его в эмоциях; Питер невротично моргает, глядя на расплывающуюся от попадающей в глаза воды простую белую дверь, как по заказу распахнувшуюся под его немигающим томным взглядом, но ему плевать, что там произошло. Он вдруг видит мистера Старка, таким невообразимо реальным и четким, что ноги подкашиваются, пальцы дрожат, а глаза распахиваются лишь сильнее, лишь бы задержать это короткое видение, но пять секунд — и оно исчезает вместе с оглушающим хлопком двери, заглушаемым лишь непрерывными ударами капель о пол. Два мистера Старка одновременно — охуеть можно.

На Питера будто лавина обрушивается, исчезает все, даже мысленный мистер Старк, руки которого занимали место его собственных, и он бурно кончает, глухо простонав, чувствуя, как ногти царапают слизистую нёба, ноги совсем слабеют, но он и в состоянии похуже бегал, так что не страшно. Питер десятком движений выдаивает сперму, наслаждаясь ощущением постоянно сокращающихся мышц спины, живота и бедер, бьющихся о кафель лопаток, и, ненадолго подвиснув, вытягивает изо рта обслюнявленные пальцы, которые за секунду очищает беспрестанно льющаяся вода.

Питер выходит из душа, едва не поскальзываясь на полу, быстро вытирается, натягивает сухие трусы, лежащие в ящике около раковины, и, каждой клеточкой своего тела чувствуя, что его щеки определенно-точно горят маковым цветом. Но смущения или чего-то подобного нет. Питер хочет спать, поэтому, игнорируя хмурой тенью восседающего в огромном кресле Тони-оригинального-Старка, он проносится к огромной кровати — целый траходром, ха! — и падает на нее, тут же заворачивась в кокон из одеяла и пледа. Сознание отключается как по щелчку.

***

Питер методично помешивает чайной ложкой разведенный в стакане вишневый «Pepto-Bismol», сидя за любимой барной стойкой мистера Старка, и кривит сухие губы. Пить сладкое лекарство просто так — выше его сил, потому что от одного только запаха его мутит сильнее, чем в те моменты, когда он проходит мимо мусорок без маски Человека-паука, оснащенной необходимыми фильтрами. Мистер Старк сидит напротив, с усмешкой наблюдает за ним и, словно передразнивая, неторопливо покачивает стаканом с чем-то темным и явно имеющим градус. Питеру на этот стакан смотреть противно, неприятно, во рту будто снова разливается послевкусие от той дряни, что он хлебал на злополучной вечеринке, поэтому он предпочитает пялиться на однотонную стену, не желая раскрывать рта ради разговоров, от которых ему заведомо стыдно. И неловко. Пожалуй, очень неловко.

Он краем глаза замечает, как Тони делает небольшой глоток, и на автомате бросает ложку на стол и осушает стакан, морщась от сладкого привкуса, который вода лишь немного приглушила, не убрав полностью. Но терпеть можно — и ладно.

Питер еще пару раз вздыхает и поднимает взгляд побаливающих от сухости глаз на мистера Старка, не зная, как начать.

Стоит извиниться? Или что? Сказать: ой, простите, я тут случайно напился, выпил с коктейлем какую-то странную таблетку и «воспылал»?

Супер. Класс. За-е-бись.

— Мистер Старк, я, эм, — Питер снова морщится, услышав собственный голос — сухой, охрипший, будто ногтем по стеклу ведешь, отводит взгляд. — Извините, мистер Старк, я не хотел, чтобы так вышло, мне жаль, я…

— Да ладно, Паркер, с кем не бывает, — весело хмыкает Тони, ухмыльнувшись, и почти с нежностью смотрит: — Подумаешь, напился, закинулся. В жизни же все надо попробовать, — еще веселее говорит он и продолжает, сузив глаза, пристально глядя в лицо Питера: — Еще раз что-то подобное выкинешь – тебе не жить.

— Понял, — бормочет Питер, уставившись в пустой стакан, деланно увлеченно разглядывая гладкие грани. — А, а как вы, ну, узнали, где я? — осторожно спрашивает, исподлобья взглянув на мистера Старка, делающего еще один глоток.

— Твой дружочек-пирожочек позвонил с твоего допотопного мобильника, почти умоляя тебя забрать, потому что «Мэй его таким нельзя, а Вам, «обожемистерстарк!», — Тони строит восторженное лицо, почти в точности копируя Нэда, — «Питер доверяет больше, чем себе», что, кстати, тоже не очень разумно, но, каюсь, льстит. И вот ты здесь, и я тут, и нам так весело, да, малыш-паучиш?

— Безудержное веселье, мистер Старк, — закатывает Паркер побаливающие из-за сухости глаза, скупо улыбаясь.

— Мне бы даже хотелось послушать трогательную историю твоей первой алкотусы, но ты, как я вижу, не в том состоянии, чтобы вспоминать, — ржет Старк, глядя на еще больше смутившегося Питера. — Так что я немного подожду, не думай, что отделаешься так просто.

— Ну, мистер Старк, зачем вам это, — хнычет Питер, ощущая, как в уголках глаз становится непривычно щекотно, и, похоже, это еще один тревожный звоночек, потому что Питер не настолько расстроен, чтобы позволить себе порыдать при Старке, так открыто над ним потешающимся. Откровенно говоря, он вообще не расстроен, но слезы почему-то так и просятся наружу.

Мистер Старк еще раз усмехается и упирается локтями в стол, невольно акцентируя внимание Питера на своих руках, и медленно, растягивая гласные, выговаривает:

— А, приставая ко мне в машине, ты не постеснялся ни назвать меня по имени, ни того, что я был за рулем, Паучок.

Питер сдавленно кашляет, бьет себя в грудь, чтобы успокоить сбившееся дыхание, и округлившимися донельзя глазами смотрит на мистера Старка, с прежней невозмутимостью смотрящего на него в ответ.

Ох, вот оно что.

— Я… Я полагал, что мне это приснилось, мистер Старк, — выговаривает с трудом Питер, отчаянно краснея, но отвести взгляд не решается, напряженно смотрит на Тони, но сознанием погружается в себя, пытаясь восстановить картину произошедшего.

— То, что ты спокойно воспринял факт возникновения у тебя подобного сна, тоже настораживает, — ухмыляется Старк, перекатив на кончике языка несколько капель.

Как он вообще мог подумать, что это чертов сон. Когда вообще они ограничивались лишь его неумелыми заигрываниями? Никогда — в этом и содержится сакральный смысл эротических снов с участием мистера Старка. В том, что они на двести процентов эротические. До конца.

Тони щелкает пальцами у Пита перед носом, акцентируя на себе внимание, и милостливо предлагает даже показать — Пятница взяла на себя благородную миссию и записала сие событие.