— Прости меня пожалуйста, зря я тебя гружу своими проблемами, — глазами она бесцельно забегала из стороны в сторону, — Но всё равно. Большое спасибо, что пришёл и выслушал.
— Ничего страшного, — голос по-прежнему не подводил. Но взгляд поднимать не хотелось, — Ты поэтому радуешься самым мелочам?
Вопрос риторический. Наверное, никто другой не умеет ценить момент как тот, кто видит конец своего пути. Поэтому все остальные живут настолько беззаботно, ведь думают, что их конец ещё не скоро.
— И поэтому тоже. Тратить драгоценное время на уныние — себе дороже, — Мюллер ловит себя на мысли, что последние две недели как раз тем и занимается, что частенько впадает в печаль, — А с тобой это время превращается в золото.
— Эрин… — порывисто вырывается у него от переизбытка эмоций.
Какое золото, о чём она говорит… Зачем она это говорит? Это её слова режут острее лезвия, потому что это слишком… ответственно. Быть для кого-то золотом, быть спасением. Не иконой, не идолом, не слепой верой, а реальным спасением.
Сейчас он проиграет чувствам. Что-нибудь скажет или сделает, и потерпит поражение. А потом всю оставшуюся жизнь будет пытаться зашить рану. Нет, нет, для него самого спасенья нет. Только бегство.
Он резко поднимается со стула, направляясь к коридору, но на полпути всё равно останавливается. Как же, как же сейчас сбежать и больше никогда её не увидеть? Как она улыбается, несмотря ни на что? Как сияют её глаза, как ветер развевает огненные волосы, словно лучи солнца…
Кажется, что ещё чуть-чуть и сердце просто остановится. В глубине души даже хочется, чтобы так и произошло
Стоя спиной к Эрин, он всё же решает что-то сказать.
— Это ты меня прости. Я не думал, что всё так серьёзно. Что у нас будет всё так серьёзно, — слова подбирались с трудом, потому что внутри был один сплошной хаос. Никогда в жизни Альберту ещё не приходилось чувствовать столько всего и сразу, — Я не думал…
— Хэй, всё в порядке, — она беззвучно подошла сзади и легко опустила ладонь ему на спину
А теперь ещё непонятно, кто кого должен утешать. Видимо, всё как всегда — абсолютно зеркальное состояние, и исправлять его придётся обоим.
Затем Эрин несильно обняла его, прижавшись щекой к спине. Она прекрасно понимала, что напугала его своим рассказом. Она ожидала такой реакции. Но хотелось быть честной до конца. И пусть они больше не встретятся из-за этого. Пусть.
Предательски защипало в глазах. Пусть да не пусть. Конечно же Эрин не хотела, чтобы он уходил.
Ловко высвободившись из её рук, Вескер обернулся и посмотрел ей в лицо, заметив покрасневшие глаза и кончик носа.
— Всё, так дальше нельзя, — он нежно поцеловал её в губы, словно пытаясь оживить. И Эрин нашла силы улыбнуться сквозь поцелуй, который стремительно переходил в более страстный.
Чувства уже давно пересилили Альберта, и он буквально захлёбывался в них. Нет выхода, и теперь уже не сбежать.
«Проиграл», — подумал он, когда пальцы сами по себе стали поглаживать мягкую кожу шеи. Поражение было неизбежно. Оставалось только полностью принять его.
Мюллер охотно отвечала, крепче прижимаясь и поглаживая спину.
Кипящий адским пламенем коктейль из самых сильных чувств разливался по венам, с бешеной скоростью перекачиваемый слетевшим с катушек сердцем. Тело не слушалось, подрагивало и магнитом тянулось к чужим рукам и губам.
Эрин с трудом удерживалась на ногах, не в состоянии совладать с той бурей, что охватила Вескера. Не дойдя в этот раз до кровати, он усадил её на какую-то тумбу и продолжил снимать мешающую одежду. Бледная, тонкая кожа покрывалась мурашками после его ладоней, блуждающих по бёдрам, бокам, животу и груди.
Она не понимала, откуда взялась эта неудержимая страсть, но ей определённо нравилось. Он был очень близко, тесно прижимая к себе, но Эрин смогла провести руку к его телу, ведя ладонь от груди всё ниже и ниже, под ремень. Альберт тяжело выдохнул, опуская голову ей на плечо. Кажется, сегодня он сойдёт с ума с этой девчонкой. Как же он ещё не потерял сознание от такого опьянения?
Стоны глушились в поцелуях, тела всё сильнее дрожали, и ничто сейчас не могло прервать их обоих. Даже они сами. Все грани стираются, все цепи рвутся. Только огонь в глазах напротив.
***
Может, уйти, пока она ещё спит? Тихо, по-английски. Не истязать себя разглядыванием милого лица, приковавшем взор. Лучше как можно скорее добраться до той больницы и «ненавязчиво» намекнуть тамошним работникам, чтобы поторапливались. Но сначала домой, смыть запах её тела, который дурманом обволакивал сознание.
Взрывная волна, что сотрясала его вчерашним вечером, наконец утихла, позволив разуму разглядеть окружающую обстановку сквозь медленно оседающую пыль. Всё это попахивало безумием. Так глубоко окунуться в омут страсти, позволить себе проникнуться кем-то, завладеть собой.
Пора с этим закончить раз и навсегда. Чувство беспомощности и полной потери контроля из-за кого-то чужого пробуждало гнев. Как злится загнанный в угол зверь. Всё равно им не суждено быть вместе, так зачем самолично растягивать мучения? Поскорее разойтись и забыть о существовании друг друга.
— Ещё увидимся? — раздался за спиной тихий спросонья голос, когда до входной двери оставалось жалких полшага. Как она только умудряется так беззвучно ходить?
Опять не успел сбежать.
«Чёрт возьми, Эрин, отпусти же меня», — шипением проносится в голове, Альберта, который снова не в силах пошевелиться от её слов, — «Нет, я сам уйду».
— Эрин, я тоже должен тебе кое-что рассказать, — в голове созрел небольшой план, как сделать прощание быстрее и безболезненнее. Хотя насчёт последнего можно поспорить, — Не самый подходящий момент, возможно. Но я вовсе не какой-то там бюрократ, — в его бледно-голубых глазах засветился уже знакомый холод, что насторожило Мюллер, — Я, скорее всего, самый ужасный человек из всех, что ты знаешь. Лжец, лицемер и убийца. Даже не считал, сколько человек уже убил, а скольким угрожал смертью.
Не зная, что ей думать и как реагировать, Эрин неподвижно смотрела в эти ледяные глаза. Осмысление услышанного по одной букве доносилось до ума. Что на него нашло? От страха выдумал небылицу? Решил таким образом оборвать всё? Или, подобно ей самой, рассказал правду, оставив делать выводы?
— Зачем ты это говоришь? — от дальнейшего ответа многое зависит.
— Чтобы ты ни о чём потом не сожалела, — тонкими острыми иглами вонзилось в сердце, — Ты не обязана быть для меня отдушиной. Просто живи дальше. Для себя, — Ему хотелось коснуться её плеча, но руки словно почернели и могли испачкать её. Поскорее бы это безумие закончилось, — Уверен, что до нашей встречи тебе жилось ничем не хуже.
— А если я всё равно хочу быть с тобой? — срывающимся на шёпот голосом спросила Эрин.
— Не глупи. Нам всё равно расходиться рано или поздно.
— Почему бы не поздно?
— Потому что так будет больнее, — сквозь зубы ответил Альберт.
К чему все эти объяснения, зачем этот рационализм? Надо просто поставить точку. Закрыть тетрадь и никогда больше не открывать её. Закончить почти на ровном месте, вырывая из себя ещё горящие нити, пока их тепло не успело сжечь всё или остыть. И сбежать от уже вцепившейся боли.
Сейчас он обернётся и выйдет. Оставит её наедине со своей горькой судьбой, мыслями о собственной ничтожности и о нём, как о бессердечном сукином сыне. Шоковая терапия. Но Эрин выдержит. Вескер достаточно хорошо изучил её, чтобы это понять. Она преодолеет всё, без него даже ещё легче. Изначально он хотел сбавить обороты плавно, почти незаметно. Но так, наверное, даже лучше.
Последний миг проходит в изучении её разбитого взгляда, и он быстрыми шагами уходит прочь. Подальше от непреодолимого.
***
Звук закрывшейся двери зациклился, как заевшая кассета в магнитофоне. Эрин ущипнула себя за руку в надежде, что это идиотский сон. Не помогло. Ноги подкосились, пришлось прислониться к стене, а потом и вовсе скатиться по ней вниз.
