– Иначе как бы ваше руководство так оперативно нашло связь между гибелью этих трёх влиятельных людей, да ещё и сообщило моему руководству, что они были друзьями?

Волохов заулыбался, Сакович непонимающими глазами смотрел то на Кротова, то на своего коллегу, пытаясь сделать вид, что он в курсе, хотя Андрею сразу стало ясно, что этот не при делах.

– Ясно, майор, – улыбаясь, продолжал Волохов, – значит, ты решил, что мы его «вели». Уверяю тебя, – словами заботливого отца продолжал Дмитрий, – всё гораздо прозаичнее, чем ты решил. Мы с Антохой, – кивая на Саковича, рапортовал Волохов, – утром по заданию своего руководства приехали сюда, чтобы допросить сотрудников РУВД по факту гибели начальника их криминальной милиции. А тут все бегают, суетятся, половину оперов из розыска отправляют на станцию метро «Фрунзенская» по факту гибели прокурора. Там даже станцию перекрыли. В дежурке нам сказали, что этот прокурор был другом Овчинникова, об этом в РУВД все знают, никаких секретов тут нет. А через полчаса после начала допроса сотрудников к нам зашёл дежурный и показал сводку по городу, где чётко было написано, что судья Гусаков выпал из окна шестого этажа, по факту чего и возбуждено «октябрятами» уголовное дело. Так вот, этот же дежурный нам и сказал, что судья был их общим другом, что они вместе ездили на рыбалку, так как все заядлые рыбаки. Вылови тут любого опера, и он тебе, не стесняясь, расскажет, с кем его начальник ездит на рыбалку. Никакого секрета здесь нет. Мы сразу же позвонили своему руководству и сообщили всё это. И уже наши начальники «под знаком таинственности», как это нередко бывает, скорее всего, сообщили вашим. Вот и пошли слухи о какой-то разработке. Кстати, в протоколах допросов сотрудников РУВД связь трёх погибших отражена.

– Да, всё именно так… – теперь уже уверенно кивал головой Сакович.

– Расслабься, Кротов, – продолжил Волохов, – никакого АОД у нас на Овчинникова нет и не было. Если бы было, нас бы не сюда послали рутинной писаниной заниматься, а мы бы уже убийц брали.

«Поют они, конечно, складно, – подумал Кротов, – но дело по разработке могли и „заныкать“ куда-нибудь подальше, особенно если в нём была информация о том, что может произойти убийство фигурантов, а они эту информацию проворонили, и фигуранты погибли. Вот то, что я взял их на „пушку“ и у меня никакой информации по возможной разработке нет, похоже, этот опытный лис Волохов понял».

– Ладно… – неудовлетворённо произнёс Кротов, – протоколы вы мне оставляете?

– Мы передадим их вам через канцелярию, – уходя, ответил Волохов.

Кротов вышел вслед за ними и в коридоре спросил у пробегающего мимо опера:

– Кто у вас занимается гибелью прокурора на «Фрунзенской»?

– Капитан Маевский из семнадцатого кабинета, – ответил тот.

Кротов, не теряя времени, направился туда. Зайдя в кабинет, он поздоровался и спросил капитана Маевского.

– Это я, – ответил самый старший из трёх присутствующих в кабинете.

Визуально его Кротов знал, но лично знаком не был.

– Майор Кротов, – представился Андрей, – можно просто Андрей, мне надо ознакомиться с материалами дела о гибели прокурора Мурашко, вам должны были звонить из министерства.

– Да, конечно, – ответил Маевский, – мне сообщили, – и, протянув руку, представился: – Владимир.

Поздоровавшись с остальными операми, Степаном и Виталием, Андрей сразу перешёл к делу:

– Экспертиза уже есть?

– Полной экспертизы по вскрытию трупа пока нет, есть заключение по анализу крови, – протягивая бумажку, говорил Маевский, – ничего, ни алкоголя, ни наркотиков, ни сильнодействующих медпрепаратов не найдено.

– А видео с камер метро сняли? – интересовался Андрей.

– Конечно, вот уже третий раз просматриваем, – показывая на компьютер Степана, ответил Владимир.

– Посмотрим вместе, – предложил Кротов.

– Хорошо, – ответили опера, усаживаясь за компьютер с записью.

Смотрели внимательно, буквально покадрово, особенно сам момент гибели. Вот прокурор стоит спокойно на платформе, примерно на её середине, вокруг хватает людей. Но видно, что его никто не толкает, находящиеся рядом могли, конечно, на него воздействовать словесно, но не физически. На записи это чётко прослеживается. Вот приближается поезд, а прокурор как ни в чём не бывало начинает движение, будто заходит в вагон, хотя состав только подъезжает. Прокурор ступает в неподошедший вагон, падает вниз, и тут же его «накрывает» поезд. Шансов выжить ноль.

– Типичное самоубийство, – сказал Виталик, вглядываясь в экран.

– Не совсем, – парировал Андрей, – смотри, Мурашко начинает движение, делает шаг, второй, третий, – тыча в экран пальцем, продолжал Кротов, – и вот пошёл четвёртый шаг, именно шаг, как будто дальше есть поверхность, а её там уже нет… Если бы он готовился к самоубийству, он бы прыгнул в яму перед поездом, а он хотел зайти в вагон.

– Значит, это нетипичное самоубийство, – процедил Виталий.

– Очень умно… – посмотрел на него Андрей.

– На камере чётко видно, что глаза у него открыты, он понимает, куда идёт, – оправдывался опер, – может, он видел поезд, а поверхность платформы не заметил, вот и оступился.

– Кстати, по поводу глаз, – вмешался в спор Маевский, – вот протокол осмотра трупа, я сам его составлял. Так вот, белки у него были красные, как у варёного рака или вампира, словно лопнули все глазные сосуды.

Кротова от этой фразы передёрнуло. Он медленно повернул голову в сторону Маевского, потянулся за протоколом, взял его, стал буквально вчитываться в эту бумагу.

– Что? – почти хором спросили опера.

Через небольшую паузу Андрей ответил:

– У вашего начальника Овчинникова тоже глаза были как у вампира, я сам осматривал его.

– Вот это поворот! – выдавил из себя Маевский.

– Получается, – задумчиво продолжал Кротов, – это именно убийства, и убийства, связанные между собой. Только Овчинников был на машине, а Мурашко воспользовался метро.

– Получается… – повторил третий опер Степан.

– А почему прокурор был не на машине? Что он делал в метро? – вдруг оживился Андрей, подумав, что автомобиль могли намерено испортить. Это была бы зацепка.

Виталий парировал:

– Всё у него есть: и личная, и служебная машина, просто ему от прокуратуры Партизанского района гораздо проще и быстрее до городской добираться на метро, одна ветка, с метро «Тракторный завод» до «Фрунзенской» 15 минут. А на машине полчаса минимум, да и то если не будет пробок. Мы говорили с прокурорскими, он всегда так ездил, это его типичный маршрут.

– И что теперь? – с оживлением спросил Маевский, – эти дела надо объединять, получается, вы у нас это дело заберёте?

– Думаю, да, – взвешивая всё, ответил Кротов, – для объединения дел есть два очень серьёзных довода: близкое знакомство погибших и нетипично красные глаза, ну и способ убийства или гибели: они как бы добровольно пошли на смерть и приняли её. Скорее всего, этого будет достаточно для объединения.

– Вот и хорошо, – выдохнул Маевский, – забирайте тогда дело сейчас.

– Нет, – ответил Кротов, – я дело забирать не буду, и решение об объединении дел принимаю не я, доложу руководству.

Он медленно изучал дело:

– И родственников успели допросить, и сослуживцев, – восхищаясь, говорил Кротов.

– А то! Мы же работаем, – как бы хвалясь, отвечал Маевский, – только это ничего не дало, всё как обычно, у него был самый типичный день, зацепок ноль. И домочадцы, и сослуживцы никаких изменений в поведении прокурора не заметили.

– Ладно, мне пора, – посмотрев на мобильник, сказал Андрей, – совсем поздно, а мне ещё в Октябрьское ехать, посмотреть материалы о гибели судьи Гусакова надо. Может, хоть там всё проще окажется.

– Удачи тебе, – опять почти дружно сказали опера.

Оставив дело, Кротов вышел из кабинета, направился к выходу из РУВД, но по дороге всё же зашёл в местную дежурку и уточнил, поднимался ли дежурный со сводкой в двенадцатый кабинет и рассказывал ли им о знакомстве трёх погибших. В дежурке всё это подтвердили.