Недолго думая, поднял женщину на руки и пошёл к Денису.

Скоро свет от очередного фонаря осветил их, и он чуть не уронил свою больную, увидев её лицо. Чувствуя, что вот-вот уронит свою ношу, оглянулся по сторонам. Кругом ни скамейки, ни пенька. Подошёл к дереву на обочине, опустился на колени и, аккуратно придерживая, посадил женщину на землю. Уже при свете фонаря он стал осматривать больную более пристально. Ничего подозрительного не найдя, слегка потрепал её по плечу и тихонько произнёс:

– Тёть Тань, как Вы?

Сделав ещё пару подобных попыток привести в чувство больную и не добившись успеха, сел на корточки и сцепил руки в замок ладонями к себе. Взгляд упал на ладонь правой руки, и внутри похолодело. Ладонь была в крови. Глаза лихорадочно забегали от ладони к женщине, сидевшей рядом без сознания, и обратно. Упав снова на колени, парень схватил её за плечи и начал трясти, сначала тихонько, а потом всё сильнее и сильнее.

– Тётя Таня! Тётя Таня, очнитесь! – всё звал и звал Сашка, уже срывающимся хрипящим голосом.

– Они, – слабо простонала вдруг раненая. Глаза всё ещё были закрыты, дыхание стало ощутимым, но каким-то неровным.

Всего одно слово, произнесённое женщиной, вывело его из оцепенения, и паника ушла сама по себе. Он снова схватил тётю Таню на руки и пошёл быстрым шагом, но уже в обратном направлении. Он шёл к дому Дергуновых.

Чем ближе к дому она приближалась, тем явственней чувствовался запах гари. Дойдя до перекрёстка, Оля повернула на родную улицу, и сердце её забилось сильнее. Чувство тревоги, не покидающее её с момента встречи с Сашкой, усилилось. Запах гари, непонятный шум, голоса и даже детский плач… Вдруг с такой отчётливостью она всё это услышала и почувствовала, что ей стало плохо.

Там, где стоял когда-то её дом, сейчас находилось нечто, больше похожее на монстра из фильма ужасов. Так ей казалось, скорее всего, из-за покрова ночи, накрывшего уже весь посёлок. Посреди улицы стояла пожарная машина, окружённая людьми.

Оля побежала, лихорадочно выискивая среди столпившихся зевак свою семью. Разглядев отчима, она тут же увидела и братьев, прижавшихся друг к дружке. Лёня громко рыдал. Возле отчима, сидевшего почему-то на медицинской каталке, крутилась какая-то женщина в белом и тётя Маша с выражением бесконечного страдания на лице. Совсем рядом она заметила и скорую помощь, на которую ранее не обратила внимания.

С круглыми глазами, в которых читался весь её ужас, подбежала к отчиму, но он не поворачивался ни на её зов, ни на плач сына. Девушка, подойдя совсем близко, уже с осторожностью, боясь услышать что-то плохое, вдруг разглядела в свете, упавшем на него от одного из фонарей пожарных, что вся одежда была погоревшая, а рука будто ободранная. Оля протянула руку к нему, но перед ней вдруг встала тучная тётя Маша, деланно улыбнулась, и с трудом оттащила её от каталки со словами:

– Олечка, солнце ты наше, папа поправится. Ты сильно не переживай. Он же у вас молодец.

Олечка, слушая вполуха, выворачивала голову в сторону, где колдовала над отчимом фельдшер. В конце-концов, резко дёрнувшись, она вырвалась из огромных объятий заботливой тётеньки и побежала снова к каталке, на которой уже не сидел, а лежал её отчим. Подбежав, она увидела страшную картину и закричала. От её крика ещё больше заревел и Лёня, а Коля крепче прижал к себе брата, стараясь изо всех сил сдерживать упрямые слёзы и рвущийся наружу плач.

Когда отчима покатили к машине скорой помощи, Оля побежала следом, взывая о помощи:

– Помогите! Люди, кто-нибудь, спасите его! Пааа-паа! Пожалуйста! Мама! – Оля вдруг остановилась и быстро стала крутиться во все стороны, высматривая родное лицо, – МАМА! Где моя мама!!! Мамочка!

Тут к ней подошла соседка, тётя Тая, и ласково сказала, обнимая девушку за плечи, что Татьяны Васильевны не было дома, когда случился пожар. Но её слова не очень успокоили. От горя девушка потеряла способность здраво мыслить и стала приседать и вставать, приседать и вставать, не понимая уже ничего и никого не узнавая. Из уст её вырывался то ли стон, то ли свист. Соседки, охая, сами не знали, что делать с ней.

Один из пожарников подошёл и рявкнул на неё зычным голосом:

– Девочка, ты жила в этом доме?

– Что ж Вы так кричите на девушку – не видите, что у неё горе какое?! – возмущённо заголосили бабы.

– Отойдите все в сторонку, – та самая женщина в белом подошла к Оле и, подхватив под локоть, увела её к машине, где лежал уже её отчим. – Детка, ты – единственный взрослый родной этому мужчине? – девушка часто закивала, не в состоянии говорить, – Не переживай сильно за отца, а позаботься о братишках – глянь, какие они потерянные, совсем ведь перепуганные. А тут ты ещё рыдаешь, пугая их тем самым ещё сильнее.

Пока фельдшер осторожно приводила несчастную в чувство, вокруг началось волнение. Послышались новые вздохи, крики, беготня.

– Постой здесь, рядом с папой, я сейчас посмотрю, что там и приведу тебе ребят. Поняла?

– М, – только и смогла выдавить Оля, утвердительно кивая головой.

Однако, вместо мальчишек доктор подвела к скорой парня с женщиной на руках. Оля увидела сначала Сашу, а потом её взгляд упал на его ношу, и девушка потеряла сознание.

1995 год

События четырёхлетней давности с устрашающей чёткостью пронеслись перед глазами. Оля посмотрела на Люси, пускающую горькие слёзы на поверхность стола. События, которые изменили всю судьбу её и братьев. События, произошедшие словно вчера.

Пока гостья успокаивалась, хозяйка успела опустошить две рюмки и налила третью, доставая очередной помидор из банки. Положив его на блюдце, взяла полную рюмку, стоявшую в сторонке и ещё раз предложила Люси. Девушка отрицательно помахала головой и взяла ещё одну сигарету. Оля подала ей зажигалку.

Зная, что никакие утешения сейчас не помогут, а лишь продлят бесполезное слезопускание, дала несколько советов несчастной и, убедившись в том, что Люси действительно успокоилась, хотя бы настолько, чтобы дойти домой и лечь спать, проводила её до подъезда.

Едва вернулась домой, мальчишки выскочили из своей комнаты и напали на сестру с расспросами. Она безапелляционным тоном заявила, что пора спать, дождалась, когда ребята улягутся, и залезла в свою постель. За окном снова пошёл мелкий дождь, а в душе уже разгорелся едва затухший огонь. Как же быстро бежит время. Уже четыре года прошло, как они осиротели.

Она сидит и сидит. Потеряв счет времени. Вот уже и утро, а она всё так же, на кровати, облокотившись на стену. Сидит и смотрит, как маленькие беспомощные капли врезаются в стекло, соединяясь со своими многочисленными сёстрами и скатываясь мокрыми дорожками вниз.

Простившись с Олей, Люси не сразу пошла домой. Ей всё ещё страшно. Но не оттого, что мама начнёт ругать её за опоздание, непослушание и прочие беды, а оттого, что мама может просто спросить, что с ней случилось.

Села на ступеньки возле квартиры и сидит, стараясь не думать обо всём этом и о том, что дальше будет. В конце-концов, это привело к тому, что её мысли стали путаться и она уже вообще перестала думать о чём-либо конкретном. Просто сидит с отрешённым видом, уставившись тупым взглядом в перила.

Прошло еще немного времени. Опомнившись, Люси встала. Дверь оказалась незапертой, и она облегчённо вздохнула. Тихонько зашла. Похоже, что уже все спят. Замок предательски громко щёлкнул в полной тишине, и девушка инстинктивно вжала голову в плечи. Повернувшись и осторожно ступая к шкафу, вдруг встала и подняла голову – перед ней стоит мама с руками, скрещенными на груди, что не предвещает ничего хорошего.